Саймон Тойн - Ключ Страница 2

«Ибо прах ты и в прах возвратишься»[7], — подумалось Призраку, когда он всматривался в эту картину.

Подъехали еще ближе, и теперь стали заметны щербины от пуль и осколков, которые покрывали все стены. Эти следы были свежими — свидетельство восстания против оккупантов, а может быть, стены послужили мишенью английским или американским солдатам. Призрак почувствовал, как сжались от бешенства челюсти. Интересно, что бы сказали захватчики, если бы вооруженные иракцы открыли пальбу, откалывая камни от Стоунхенджа или горы Рашмор?[8]

— Здесь. Останови здесь. — Толстяк показал пальцем на сложенные в небольшую пирамиду валуны, находившиеся в двухстах или трехстах метрах от развалин главного строения.

Водитель подъехал к пирамиде и затормозил. Призрак прощупал взглядом горизонт, посмотрел, как дрожит воздух над перегретой за день землей, как тихо колышутся огромные листья пальм, а вдали заметил тучу пыли — вероятно, шли войска. Они, однако, были слишком далеко, так что можно не обращать на них внимания. Он открыл дверь машины, собравшись выйти в пышущее жаром пекло, и повернулся к своему пленнику.

— Веди, — приказал он шепотом.

Толстяк поковылял по спекшейся корке пустыни, а Призрак с водителем шли за ним след в след, чтобы не наступить на мины, — пленник мог навести на них умышленно. Не дойдя метров трех до пирамиды, проводник остановился и указал на землю. Призрак взглядом проследил направление и увидел еле заметное углубление.

— Мины-ловушки?

Толстяк взглянул на него так, словно Призрак оскорбил его в самых святых чувствах.

— А как же иначе? — ответил он и протянул руку за ключами от своей машины. Потом направил брелок от ключей на землю. Где-то под их ногами послышалось приглушенное попискивание — это отключилось взрывное устройство. Тогда толстяк опустился на землю и стал разгребать пыль, под которой вскоре обнаружился люк. Он был заперт на висячий замок, упрятанный в пластиковый кулек. Толстяк выбрал из связки маленький ключик, повернул его в замочной скважине и рывком открыл квадратный проем.

В подземелье хлынули лучи солнца. Толстяк ступил на приставную лесенку, круто уходящую во тьму. Призрак, направив на пленника ствол пистолета, не сводил с него глаз в течение всего времени, пока тот спускался. Наконец толстяк поднял голову, от яркого света прищурив здоровый глаз.

— Я сейчас достану факел, — предупредил он и потянулся рукой куда-то в темноту.

Призрак ничего не ответил, только покрепче уперся пальцем в спусковой крючок пистолета — на случай, если в руках пленника появится не факел, а что-нибудь другое. В темноте вспыхнул конус света, стало видно опухшее лицо владельца автомастерской.

Следующим в подземелье спустился водитель, тогда как Призрак в последний раз прощупал взглядом горизонт. Туча пыли отдалилась от них, направляясь на север, в сторону Багдада. Других признаков жизни нигде видно не было. Удостоверившись, что никого постороннего поблизости нет, Призрак скользнул в темноту подземелья.

Они были в центре довольно большой пещеры, вырубленной в скале руками древних жителей. Вдоль всех стен шли полки, как на военных складах, и каждая была укрыта от пыли толстым полиэтиленом. Призрак протянул руку, откинул полиэтилен. Полка ломилась от аккуратно сложенных автоматов, преимущественно АК-47, — все с исцарапанными ложами, побывавшие в боях. Ниже стояли рядами жестянки из-под мясных консервов с маркировкой на китайском, русском и арабском языках. В каждой были патроны калибра 7,62 мм.

Призрак прошелся вдоль всех полок, снимая с них полиэтилен и обнаруживая все новые и новые залежи оружия, артиллерийские снаряды, похожие на кирпичи пачки купюр в долларах, пакеты с высушенными листьями и белым порошком. Наконец в самой дальней части пещеры, на отдельной полке, он нашел то, ради чего пришел сюда.

Без труда развязал мешочек, ощутив внутри тяжелый предмет, и стал благоговейно распаковывать его, будто снимал бинты с обожженной кожи. В мешочке хранилась плоская табличка из аспидного сланца. Он поднес ее ближе к свету, разглядел на поверхности еле заметные значки. Провел пальцем по контуру: перевернутая буква «Т».

Водитель бросил взгляд на Призрака, при этом по-прежнему держа пленника под прицелом. Но глазами он тянулся к священной реликвии.

— Что в ней говорится?

Призрак снова спрятал камень в мешочек, взял его в руки, слегка покачивая, словно новорожденного.

— Она написана на давно забытом языке богов, — ответил он. — Не нам ее читать, мы лишь должны сохранить табличку в целости и сохранности. — Он подошел к толстяку и гневно посмотрел неестественно ярко горящими в полутьме глазами в лицо, покрытое синяками и ссадинами. — Это принадлежит нашей стране. Нельзя швырять его на полку вместе со всем этим. Где ты взял табличку?

— Выменял у одного пастуха на парочку автоматов и патроны.

— Скажи мне, как его зовут, и где я могу его найти.

— Это был бедуин. Я не знаю, как его зовут. Ездил по делам в Рамади[9], а он притащил это туда на продажу еще с какой-то старой рухлядью. Сказал, что в пустыне нашел. Может, и так, а может, украл. Как бы то ни было, я заплатил ему, не поскупился. — Толстяк глянул на Призрака здоровым глазом. — А теперь вы у меня просто отбираете это.

Призрак обдумал полученную информацию. Отсюда до Рамади нужно ехать на север не меньше, чем полдня. В период чужеземного вторжения и оккупации там возник один из главных центров сопротивления, бомбами и снарядами его разрушили чуть ли не до основания. Город и сейчас словно после чумы. Там же находился один из дворцов Саддама, ныне дочиста разграбленный. Реликвия вполне могла оказаться в тех местах. Покойный президент, будучи известным грабителем, разворовал немало сокровищ своей собственной страны.

— Давно ты купил табличку?

— Дней десять назад, во время большого базара, который бывает там раз в месяц.

Сейчас этот бедуин мог оказаться где угодно, кочуя со своими овцами по всей пустыне, занимающей сотни квадратных километров. Призрак поднес сверток к лицу пленника.

— Если тебе попадется еще что-нибудь похожее, бери обязательно и дай знать мне. Так ты завоюешь мою дружбу, понятно? Ты же знаешь: я, как друг, могу быть очень полезен, а вот быть моим врагом тебе вряд ли захочется.

Пленник молча кивнул.

Призрак еще раз вгляделся в его лицо, потом снова надел темные очки.

— А куда девать все остальное? — поинтересовался водитель.

— Пусть себе лежит. Зачем лишать человека источника существования? — Он повернулся к лесенке и полез наверх, к свету.

— Погоди! — Толстяк смотрел на него смущенно, сам удивляясь своему внезапному благородному порыву. — Тот пастух-бедуин носит красную бейсболку с футбольной эмблемой. Я хотел было купить и ее, но он страшно обиделся. Сказал, что ценит эту вещь больше всего на свете.

— Какой команды эмблема?

— «Манчестер Юнайтед», красных дьяволов.[10]

2

Рим. Ватикан[11]

Государственный секретарь кардинал Клементи[12] сделал глубокую затяжку, стараясь успокоить табачным дымом издерганные нервы. Он смотрел из окна на снующих по всей площади Святого Петра туристов, как смотрел бы на свое творение пресыщенный и разочарованный божок. Сразу несколько групп туристов стояли прямо под его окном, переводя взгляды со своих путеводителей на это окно. Кардинал не сомневался, что видеть его любопытные не могут, так как плотный черный саккос[13] позволял ему оставаться совершенно незаметным в тени. Впрочем, зеваки на него и не смотрели. Еще раз глубоко затянувшись сигаретой, кардинал увидел, что они поняли свою ошибку и дружно перевели взгляды на закрытые окна папских апартаментов, расположенных слева от кабинета Клементи. Вообще-то, курить в здании категорически запрещалось, но Клементи, занимая пост государственного секретаря, позволял себе выходить за эти строгие рамки, когда оставался один в своем кабинете. Как правило, он ограничивался двумя сигаретами в день, однако сегодня это была уже пятая, а еще не наступил даже обеденный перерыв.

В последний раз вдохнув насыщенный никотином воздух, он раздавил сигарету в стоявшей на подоконнике мраморной пепельнице и вернулся к дурным вестям, зловещие свидетельства которых находились на его рабочем столе. Утренние газеты были разложены, как он и любил, сообразно месту стран на географической карте: широкополосные американские — слева, русские и австралийские — справа, а европейские — посередине. Обычно заголовки на первых страницах были совершенно разными: они отражали национальную одержимость той или иной своей знаменитостью или же политическим скандалом.