Игнасио Гарсиа-Валиньо - Милый Каин Страница 2

— Пойду выведу машину из гаража, — сказал Карлос.

Аргос увидел хозяина, выходящего на крыльцо, и бросился к нему с радостным заливистым лаем. Карлосу хватило буквально одного энергичного жеста, чтобы пес притих и сел у его ног. О том, чтобы поставить лапы на плечи Карлосу и облизать ему лицо, сейчас даже речи не шло. Немецкая овчарка жадно и часто дышала и с нетерпением ждала, когда между ее ушами опустится благосклонная ладонь хозяина. Пока Карлос чесал макушку собаки, та лишь едва заметно поворачивала голову из стороны в сторону, чтобы подставить как можно больше шкуры. При этом Аргос негромко порыкивал и поскуливал от удовольствия. Карлос провел ладонью по собачьей морде и сунул руку в пасть овчарки. Та крайне деликатно прихватила зубами пальцы хозяина в знак признательности и восторга.

— Ммм, хороший, хороший, молодец.

Через сад навстречу папе шла Диана. За собой девочка тащила коляску, в которой сидела ее любимая кукла со светлыми волосами. Диана обошла кусты роз, качели, детский домик и остановилась у беседки, по решетчатой стене которой вились побеги бурно разросшейся глицинии.

Кораль Арсе тоже вышла на крыльцо, подозвала Арасели и сообщила служанке, что именно из одежды следовало постирать в первую очередь.

Диана увидела отца и помахала ему рукой. Ее личико расплылось в довольной улыбке. Карлос в ответ улыбнулся ей и помахал рукой из окна своего шестисотого «мерседеса». Краска, разумеется, — металлик. Карлос развернул машину и поставил ее у входной двери дома.

Все это время Аргос прыгал вокруг автомобиля, то норовя вцепиться зубами в брызговики, то в последний момент уворачиваясь от надвигающегося бампера. По ходу этой игры он уже несколько раз прошелся когтями по передней части капота машины.

Кораль были не по душе эти проявления бесхитростной собачьей радости, не сдерживаемые ровно ничем. Больше всего ей не нравилось, что Аргос реагировал на появление хозяина слишком уж шумно. Он чем-то напоминал ей надоедливый и наглый радиобудильник, от звуков которого по утрам в доме было просто некуда деться. Кораль энергично и, как ей показалось, достаточно сурово позвала Аргоса, но пес и ухом не повел. Он прекрасно понимал, кто его хозяин и кого надлежит слушаться с полуслова.

— Сеньора, он и на меня внимания не обращает, — со смехом успокоила хозяйку Арасели. — Хитрый пес, ничего не скажешь.

На служанке был розовый передник, слегка полинявший от частых стирок. Волосы она собрала в хвост. При этом седина в них лишь кое-где робко пробивалась в общей массе густой шевелюры цвета красного дерева. Глядя на мягкие черты лица Арасели, можно было сразу понять, что человек она добрый и неконфликтный. За восемь лет, что она проработала в их доме, Кораль ни разу не видела, чтобы эта женщина на кого-то или на что-то сердилась.

— Что с него возьмешь, — со вздохом произнесла мать семейства. — Весь в хозяина.

Арасели тактично пропустила мимо ушей это замечание, высказанное не слишком счастливым тоном, и на всякий случай поспешила сделать Кораль комплимент по поводу ее наряда и отличной формы.

Тем временем Диана подошла к крыльцу и протянула матери блокнот для рисования, в котором только что что-то начирикала. Кораль проявила совершенно искреннюю заинтересованность в результатах художественного творчества дочери.

— Ах, как хорошо, молодец, Диана, очень красиво получилось! — Она поцеловала девочку в щеку. — Ты очень хорошо раскрасила эту змейку.

— Мама, никакая это не змейка! Это же дракон!

Мать повнимательнее присмотрелась к рисунку и увидела, что к контурам змеи Диана действительно пририсовала что-то похожее на крылья бабочки.

Кораль театральным жестом хлопнула себя ладонью по лбу, вздохнула и посетовала дочери на недостаток собственного воображения:

— Ну какая же я глупая! Конечно, это дракон! — Она подмигнула Арасели и добавила: — Просто этот дракон похож по форме на змею.

— Как тот, которого мы видели в луна-парке, — добавила Арасели.

— Ну да, именно такой.

Металлические решетчатые ворота стали отъезжать в сторону под негромкий аккомпанемент гула и лязганья. Эти звуки почти полностью заглушались лаем Аргоса, теперь еще более звонким и энергичным. Пес нервничал каждый раз, когда открывались ворота или калитка. Этот проход, за которым лежал большой внешний мир, одновременно манил и пугал его. Собака, обычно послушная и вполне управляемая, так волновалась, что практически переставала реагировать даже на команды хозяина.

Садясь в машину, Кораль заметила, что Нико вышел на крыльцо. Он уселся прямо на ступеньке, положил ноутбук на колени, прислонился спиной к большой деревянной вазе, стоявшей у входа на террасу, и продолжал играть в шахматы. Кораль удивилась. С чего бы это ее сын переместился из комнаты поближе к парадному входу в дом? Конечно, не для того, чтобы попрощаться с ними, — такого за ним уже давно не водилось. Но тогда ради чего? Уезжающих родителей он провожал совершенно безразличным взглядом, вот только не было ли это выражение искусственным, притворным?

«Может быть, он вообще переживает и чувствует гораздо больше, чем мы привыкли думать?» — предположила Кораль.

Цепляясь за эту мысль, она с тайной надеждой заявила сама себе, что Николас, наверное, очень одинок, несмотря на всю холодность и самодостаточность, демонстрируемые им. Он очень нуждается в родительской заботе, в первую очередь — в материнской.

Прежде чем уехать, она еще раз оглянулась, словно желая застать сына врасплох и урвать у него пусть не теплый, но хотя бы заинтересованный взгляд, который выдал бы его небезразличное отношение к происходящему. Увы, попытка оказалась безуспешной.

Карлос Альберт, довольный собой, вел машину по безупречно чистым и практически безлюдным кварталам района Ла Моралеха. Здешние улицы, вившиеся между виллами и особняками, напоминали ручьи и речушки. Они неспешно текли среди лугов, заросших цветами. Вот только большая часть этих красот была скрыта от посторонних взглядов высокими заборами и густыми живыми изгородями из аккуратно подстриженного самшита, окружавшими виллы и особняки.

Где-то там, в глубине внутренних садов и скверов, веселились и играли дети. Догадаться об этом можно было лишь по приглушенным голосам и смеху. Обитатели этого района умели прятать свою жизнь от случайных прохожих и просто от незнакомцев. Проезжая или проходя по этим обычно пустынным улицам, о наличии разумной жизни за стенами и заборами можно было догадаться только по едва заметным косвенным признакам.

Эту противоестественную чистоту и безлюдность ближайших кварталов Кораль воспринимала как стерильность операционной, тщательно поддерживаемую и по-своему гармоничную. Собственную виллу она представляла себе в образе острова, входящего в состав целого архипелага других клочков суши, подобных ему. Они расположены вроде бы и недалеко друг от друга, но разделены прозрачными, не ведающими штормов проливами, ласковые воды которых просто кишат акулами. Это был архипелаг человеческой жизни и судеб в бескрайнем океане покоя и безмолвия.

Мысленно она вновь и вновь задавала себе один и тот же вопрос. Дает ли эта уютная и комфортная семейная жизнь, это желание изолировать собственных детей, защитить их от того, что может ждать их на улице, хоть какую-то гарантию? Кто знает, может быть, ее сыну, взрослевшему не по дням, а по часам, больше всего и не хватало нормального, живого контакта с окружающим миром.

«Да бог с ним, с прямым взаимодействием. Хоть бы мальчик телевизор смотрел, что ли!.. Судя по всему, книгам не удалось сделать Николаса более человечным».

Альберт оторвал ладонь от руля, обтянутого кожей, и помахал соседу, выезжавшему из своего гаража. Вечер был столь же мил и любезен, как муж Кораль Арсе. Вот только, пожалуй, чуть душноват для начала марта.

Карлос был бодр, ему очень хотелось поговорить. Он стал в подробностях рассказывать супруге, сколько денег предполагает в ближайшее время инвестировать в обновление программного обеспечения своей компании.

Кораль почти не слушала его. От мужа исходил аромат одеколона «Армани», который она подарила ему на последний день рождения. Ей казалось, что Карлосу никогда не бывает скучно. Судя по всему, он был рожден именно ради такой жизни. Для него высшим счастьем было вернуться домой после напряженного рабочего дня и увидеть жену, детей, уютный, хорошо обставленный дом, сесть за стол, уже накрытый к ужину, и немного пообщаться с близкими. Детям уже следовало ложиться спать, естественно пожелав папе спокойной ночи.

Вот только Нико никогда и никого не ждал. Жизнь родителей его абсолютно не интересовала. Ему не было никакого дела до того, когда они уходят и возвращаются домой. Все, что от него требовали, он выполнял беспрекословно, с какой-то безвольной послушностью. Сын всегда ложился вовремя, без лишних напоминаний.