Филипп Марголин - Соучастник Страница 2

Глава 1

Свет фар обшарпанного "сааба", в котором ехал доктор Сергей Кайданов, скользнул по пихтовым стволам и уперся в стену некрашеного дома, стоящего в глухом лесу где-то к югу от Портленда. Отпирая дверь, доктор услышал, как макаки завозились и стали издавать знакомый звук, смесь воркования и лая, который всегда действовал ему на нервы. Когда он включил свет, шум стал еще громче.

Обезьяны занимали два помещения в задней части дома. Кайданов прошел по узкому коридорчику и остановился перед толстой железной дверью, ведущей в одну из комнат. Он открыл металлическую заслонку и стал разглядывать животных через маленькое окошко. В каждом помещении находилось по шестнадцать макак-резусов. Все обезьяны сидели по отдельным клеткам. Клетки стояли по две, одна над другой, разбросанные в шахматном порядке по передвижной платформе. Кайданов всей душой ненавидел макак. В этих тварях ему было противно все – их вонь, крики, суетливые движения, которыми они сопровождали каждый его шаг.

Не успел он заглянуть в окно, как одна из макак, сидящая в верхней клетке, прыгнула к двери и уставилась на него сверху. У нее был серовато-бурый мех, и в сетку она вцепилась всеми четырьмя конечностями с хорошо развитыми большими пальцами. Эта особь доминировала в комнате, хотя доктор так и не понял, как она смогла стать лидером, не имея возможности влиять на остальных.

Макаки-резусы были очень нервными и агрессивными и всегда держались начеку. Кайданов знал, что обезьянам нельзя смотреть в глаза, но сейчас сделал это нарочно, чтобы показать, кто тут главный. Макака не отвела взгляда. Она просунула сквозь сетку свою собачью морду и оскалила острые клыки. При двух футах роста и весе сорок фунтов животное казалось слишком слабым, чтобы причинить серьезный вред человеческому самцу весом сто девяносто фунтов и ростом пять футов и восемь дюймов, но доктор знал, что на самом деле это не так.

Три часа утра. Кайданов понятия не имел, ради чего ему пришлось тащиться сюда в такую рань, но человек, позвонивший посреди ночи, приказал ни о чем не спрашивать и делать, что велят.

Доктору захотелось кофе. Он уже собрался пойти в кабинет и приготовить себе чашечку ароматного бодрящего напитка, когда заметил, что замок на клетке старшей обезьяны не закрыт. Наверное, он забыл запереть его после кормежки. Ученый решил открыть дверь, но вспомнил, что ключ от помещения с макаками лежит в офисе.

Кайданов вернулся к входной двери. Его кабинет был набит лабораторным оборудованием. За дверью стоял передвижной столик, заваленный телефонными справочниками, научной литературой и кипой отчетов о родовых схватках обезьян. К столику был придвинут простой стул. Вдоль стен разместились металлическая картотека, умывальник и контейнер для бумажных полотенец.

Кофе был почти готов, когда Кайданов услышал шум подъехавшей к дому машины и звук хлопнувшей дверцы. На мониторе он увидел фигуру в ветровке с капюшоном, которая двигалась в сторону лаборатории. Ученый вышел из кабинета и открыл входную дверь. Всмотревшись в гостя, он увидел под капюшоном холодные глаза, смотрящие на него сквозь стекло лыжной маски. Кайданов хотел что-то сказать, но в лоб ему ударили рукояткой пистолета, и на секунду он ослеп от боли. Доктор рухнул на пол. Ствол оружия уперся ему в шею.

– Шевелись, – скомандовал непрошеный гость приглушенным голосом.

Доктор кое-как поднялся на колени, и незнакомец пнул его ботинком, подтолкнув вперед. Кайданов заплакал от боли и пополз к своему кабинету.

– Ключи от комнат с обезьянами, быстро.

Ученый указал на вбитый в стену крючок. В следующий момент на него обрушился новый удар, и он потерял сознание.

Кайданов не знал, сколько времени пролежал в обмороке. Первое, что он услышал, придя в себя, – истерические вопли макак и грохот сдвигаемых клеток. В голову ему как будто вбили гвоздь, но доктор заставил себя подняться и сесть. По всей комнате были разбросаны ящики картотеки. Ворохи бумаги на полу, его одежда, руки и лицо были залиты бензином. Его ноздри уловили горький запах дыма, и он оцепенел от ужаса, увидев пляшущие в коридоре языки пламени.

Страх заставил Кайданова вскочить на ноги, но через секунду в комнате вновь появился незнакомец с пистолетом и канистрой бензина. Доктор беспомощно прижался к стене, точь-в-точь как одна из его робких обезьянок, которые отбегали в дальний угол клетки, когда он заходил к ним в комнату. Канистра с металлическим звуком ударилась о стол, и человек в маске достал зажигалку. Кайданов пытался закричать, но ужас сдавил ему горло. Над зажигалкой уже появился язычок огня, когда со стороны двери послышался жуткий вопль. В кабинет с разинутым в панике ртом и вытаращенными от боли глазами ворвалась охваченная пламенем фигура. Это вожак, догадался ученый. Он сумел вырваться из клетки, потому что доктор забыл запереть замок.

В голове Кайданова мелькнуло: "обезьяний этикет". Он инстинктивно пригнулся и принял защитную позу. Неизвестный в маске уставился на обезьяну. Несколько мгновений примат и человек мерили друг друга взглядом, потом снова раздался дикий крик, и сорок фунтов мышечной массы, огня и адреналина взлетели в воздух. Кайданов увидел, как макака прыгнула на жертву и вонзила зубы в плечо незнакомцу. Когда оба рухнули на пол, доктор выскочил из дома и бросился к лесу. За его спиной прогремели два выстрела.

Глава 2

– Ну как, готов немного поразвлечься? – спросил Джо Молинари, заглянув в крошечный кабинет Дэниела Эймса.

– Только не сегодня. – Дэниел уныло кивнул на заваленный бумагами стол. – Бриггс загрузил меня работой.

Младшие юристы из компании "Рид, Бриггс, Стивенс, Стоттлмайер и Комптон" каждую неделю проводили время в популярном ресторанчике Портленда, чтобы пожаловаться на свою трудную жизнь и заодно позубоскалить над другими адвокатами, которым в отличие от них не повезло работать в самой крупной юридической фирме штата Орегон. Дэниелу нравились эти дружеские вечеринки, но он знал, что после пары коктейлей вряд ли сможет заставить себя вернуться в офис.

– Бриггс требует отчета к завтрашнему утру.

Молинари недовольно покачал головой:

– Когда ты научишься говорить "нет"? У меня есть снимок забастовки на автомобильном заводе. В конце дня я вывешиваю его на своей двери. Могу дать тебе копию, если хочешь.

Дэниел улыбнулся:

– Спасибо, Джо. Я подумаю о твоем предложении, а пока мне надо разобраться с бумагами.

– Все-таки пора бы тебе научиться постоять за себя. Линкольн давно отменил рабство.

– В конторе "Рид, Бриггс" не знают, что такое 13-я поправка.

– Ты безнадежен, – рассмеялся Молинари, поднявшись с места. – Ладно, если передумаешь, ты знаешь, где нас искать.

Молинари вышел в коридор, и Дэниел глубоко вздохнул. Он завидовал другу. На его месте Джо не задумываясь отправился бы в ресторан. Приятель мог запросто наплевать на таких людей, как Артур Бриггс, но ему не приходило в голову, что Дэниел находится в другом положении.

Отец Молинари был крупной шишкой в рекламном агентстве в Лос-Анджелесе. Джо окончил элитную школу, учился в "Лиге плюща"[1] и проходил судебную практику в Джорджтауне. С его связями парню ничего не стоило устроиться на любую работу, но Джо обожал кататься по горным речкам и заниматься альпинизмом, поэтому снизошел до конторы «Рид, Бриггс». А вот Дэниел каждый день благодарил Бога за свою должность.

В маленьком кабинете Эймса на стене висели все его дипломы и лицензия на адвокатскую практику в штате Орегон. Джо и многие другие адвокаты получили свою профессию без особого труда, а Дэниелу пришлось вкалывать, чтобы заплатить за обучение в университете. Он мог рассчитывать только на себя. Эймс гордился тем, что сумел устроиться в лучшую юридическую фирму штата без престижного диплома и семейных связей, но его всегда преследовало неприятное чувство, что достигнутое им положение слишком непрочно.

Конечно, кабинет у Дэниела был не бог весть что, однако раньше никто в его семье не имел своего офиса.

Мать Эймса работала официанткой, когда не слишком много пила, а в остальное время обслуживала дальнобойщиков. Он звонил ей на день рождения и в Рождество, если мог узнать ее адрес. В детстве у него сменилось не меньше шести "отцов". Лучшие из них не обращали на него внимания, а после худших оставались ссадины и синяки.

Больше других ему нравился дядя Джек, отец под номером четыре, у которого были свой дом и небольшой садик. Раньше Дэниелу не приходилось жить в настоящем доме. Обычно они с матерью ночевали в трейлерах или в темных вонючих комнатках какого-нибудь придорожного отеля. Дэниелу исполнилось восемь, когда они поселились у дяди Джека. Ему дали отдельную комнату, и он чувствовал себя на седьмом небе. А еще через четыре месяца в пять часов утра Эймс, еще не совсем проснувшись, стоял на тротуаре и слушал, как его мать с пьяными воплями колотит бутылкой в запертую дверь жилища дяди Джека.