Режи Дескотт - Обскура Страница 2

Он отвернулся от окна. Огонь угасал. Жан подошел к камину, подтолкнул ногой два недогоревших полена вглубь очага. Взметнувшиеся языки пламени озарили красноватым неверным светом медицинские трактаты, выстроившиеся на книжных полках. Он прочитывал эти тома с такой же жадностью, с какой другие глотали публиковавшиеся в журналах романы с продолжением.

Вот как, например, Сибилла, которая не пропускала ни одного номера «Жиль Блаза», где печатался новый роман Эмиля Золя «Жерминаль». Она ему все уши прожужжала этой историей восстания рабочих на каменноугольной шахте на севере Франции, основанной на реальных событиях, разыгравшихся в прошлом году в Анзене. Верный себе, Жан внимательно вчитывался лишь в те отрывки, где речь шла о профессиональных заболеваниях шахтеров, — это позволяло ему лишний раз перепроверять сведения из медицинских энциклопедий.

Бокал с вином оставил отпечаток на обложке «Фотографического обзора парижских клиник» — размытый бледно-красный круг. Не стоит даже пытаться его стереть… Жан плеснул себе еще немного вина, прежде чем отправиться к Сибилле.

После четырех лет совместной жизни его все еще очаровывала ее естественная, непосредственная натура. Сибилла же до сих пор любила подшутить над его «профессорской» манерой изъясняться. Однако его научный стиль ей не докучал, и общение с ним не приводило к постоянным насмешкам с ее стороны. Да, он и в самом деле, гордясь своим медицинским дипломом, какое-то время считал лучшим средством в борьбе с болезнью свои познания — но, очевидно, он их переоценивал. Хотя, с другой стороны, каким еще оружием он располагал?

Он поднес бокал к губам. Хорошо бы заняться любовью сегодня вечером… Разбудить Сибиллу? Это рискованно… В таких случаях она, большая любительница поспать, отбивалась руками и ногами, и ему ничего не оставалось, как повернуться на другой бок в ожидании лучших времен.

Анж надеялся, что скоро распогодится, но дождь шел безостановочно последние два часа и явно не собирался утихать. Поэтому приходилось все время смотреть под ноги, чтобы не растянуться на мостовой. В этом потопе уличные фонари освещали лишь сами себя, и, несмотря на все старания, он промочил ноги по щиколотку в бесчисленных лужах, попадавшихся на пути. К счастью, он знал этот квартал как свои пять пальцев — хотя раньше никогда не ходил здесь в такой темноте. И вот он со всех ног спешит в полицейский участок, рискуя сломать шею! Надо же!..

Однако, получив такое поручение, он облегченно вздохнул: по крайней мере, не придется больше слышать стоны матери. Все что угодно — включая дождь и поход в участок — лучше, чем нестерпимая атмосфера томительного, напряженного ожидания события, которое все никак не произойдет…

Обычно Анж убегал от полицейских, а не бежал к ним. Он подумал, что кто-нибудь из них наверняка его узнает, и чертыхнулся — и сразу же вслед за этим провалился по колено в воду, угодив в водосточный желоб. Черт, все одно к одному!..

Лишь когда мальчик наконец различил красноватые огни сквозь пелену дождя, он замедлил шаги. Затем, превозмогая страх, толкнул дверь полицейского участка.

С бокалом в руке Жан снова вернулся к окну, вслушиваясь в прерывистый шорох дождя по мостовой — убаюкивающую музыку, шепчущую о том, что лучше не выходить сейчас из дома. Капли на оконном стекле вспыхивали ярким или тусклым светом в неровных отблесках пламени, плясавшего в камине.

Жан снова подумал о ртути и еще одной области ее использования, кроме медицины, не столь мрачной — о живописи. При смешивании ртути с серой образуется киноварь. Она встречается и в природе, в виде кристаллов кроваво-красного цвета, например, в копях Альмаден в Андалузии. Различают три ее вида: китайская киноварь, самый чистый сорт, темно-красного оттенка; английская, красновато-розовая, и французская, ярко-красная. Чтобы придать киновари больше блеска, на нее наносят тонкий слой марены. После этого краски так и сверкают…

Отец, наверно, тоже уже спит, как и Сибилла. Вот уже много лет он трудится в своей мастерской, смешивая краски: свинцовые белила, берлинская лазурь, сиена, охра, жженая кость… Жан и сам некогда изучал все тонкости изготовления красок, пока наконец не осознал своего истинного призвания и не отказался унаследовать отцовское ремесло. Однако он сохранил часть полученных от отца знаний и со временем убедился, что они нелишние и в его новой профессии. В самом деле, разве основой точной диагностики не является наблюдательность — тщательное изучение кожи, слизистых оболочек, крови, непрозрачной оболочки глаз? Кроме того, живопись позволяла ему хоть немного дистанцироваться от тех ужасов, с которыми слишком часто приходилось сталкиваться на работе. Даже самые тяжкие жизненные испытания становятся легче переносимыми, когда вызывают в памяти полотна Карпаччо, Жерико, Энгра и Делакруа…

Вдруг до него донесся голос Сибиллы из соседней комнаты. Затем дверь распахнулась. Вид подруги в ночной рубашке — с отпечатком складок наволочки на заспанном лице, растрепанными волосами, — из-под кружевной нижней оборки которой выглядывали ее очаровательные босые ступни, оторвал Жана от размышлений. Игра света и тени на лице Сибиллы вернула ее облику былую загадочность, которая после четырех лет совместной жизни уже начинала понемногу исчезать. Но в это мгновение возлюбленная показалась ему желанной, как никогда.

— Ты что, оглох? Уже пару минут кто-то стучится в дверь! Это наверняка за тобой!

Три удара дверного молотка подтвердили ее слова. Вместо извинения Жан подошел к ней и коснулся губами ее губ.

— От тебя пахнет вином, — сказала Сибилла, отстраняясь.

Стук, должно быть, разбудил ее, а в таких случаях она всегда была недовольна. Жан хотел было ответить, но она уже закрыла за собой дверь. Он надел пальто и котелок, взял сумку с медицинскими инструментами, задул единственную свечу, горевшую в комнате, и, убедившись, что защитный экран придвинут к камину достаточно плотно и ни один из тлеющих мелких угольков не попадет в комнату, вышел.

Лестница не была освещена. Жан начал осторожно спускаться, не отрывая правой руки от перил. По мере спуска все сильнее ощущался запах сырости. Добравшись наконец до узкого холла, он наступил в лужу, натекшую из-под входной двери с улицы. Снова раздались два удара дверного молотка, звуки которых эхом повторились под сводами холла.

— Уже иду, — сказал он, сомневаясь, что шум дождя позволит расслышать его слова снаружи.

Итак, с чем ему предстоит иметь дело сегодня? С тех пор как Жан стал работать и в службе ночных вызовов, он каждый раз гадал, какой экстренный случай его ждет: приступ чахотки, выкидыш, нервное или психическое расстройство, лихорадка, несчастный случай, самоубийство… Больные были не слишком щепетильны, поскольку его визит ничего им не стоил. В те дни, когда рабочим выдавали жалованье, Жана чаще всего вызывали ради лечения травм, полученных в результате пьяных драк, а также по разным пустяковым случаям, поскольку алкоголь способствовал и излишней мнительности: врача могли поднять с постели среди ночи из-за слабого детского кашля.

Но больше всего Жан опасался, что его вызовут к ребенку, заболевшему крупом, потому что единственным способом, помогающим справиться с этой болезнью, было отсасывание дифтерийных пленок, затрудняющих дыхание. Он помнил, что случилось с доктором, прозванным Зеленкой (не в честь медицинского препарата, а из-за пристрастия к абсенту), бывшим военно-морским хирургом, уволенным из-за пощечины какому-то высокому чину и постепенно деградировавшим, так что приемной ему служила небольшая комнатка, смежная с общим залом в бистро. Однажды какая-то женщина позвала его к своему ребенку, ставшему жертвой этой смертельной болезни. Отсосав гнойные пленки, доктор спас умирающего малыша, но сам при этом заразился и умер всего несколько дней спустя.

Жан открыл тяжелую дверь и, едва шагнув за порог, почувствовал, как забарабанил дождь по его котелку. Перед ним стоял сержант городской полиции в блестящей от влаги фуражке и отяжелевшем плаще. Полицейский протянул Жану руку, и тот пожал ее, спросив:

— Что на сей раз?

— Роды на Драконьей улице, — ответил сержант.

Несмотря на потоки воды, стекавшие с котелка и брызгавшие в лицо, Жан невольно улыбнулся. Роды были единственной счастливой причиной срочного вызова…

Прежде чем свернуть вслед за сержантом на улицу Святых Отцов, Жан повернул голову к набережной Сены и Лувру, но из-за пелены дождя ничего не было видно уже в десяти метрах. Благодаря проводнику он был избавлен от необходимости отыскивать дорогу в лабиринте улочек, погруженных во тьму, и мог обдумать свои действия по прибытии на место: выложить из сумки инструменты, сделать первые приготовления… Есть надежда, что самое необходимое уже сделано, — например, воду уже нагрели, — особенно если будущий ребенок в семье не первый.