Алла Авилова - Откровение огня Страница 2

— Не дам, — отозвался тот, уставившись в пол.

— Бог с тобой, да ты что?! — вырвалось у Константина. Он повернулся к собрату лицом и теперь не спускал с него глаз.

— Не дам, — сдавленно повторил Захарий.

— Уйду без благословения, — спокойно заявил Константин.

Игумен взглянул на иеромонаха укоризненно.

— И найдешь покой?!

— Зачем держишь? Какую цель имеешь? Скажи прямо.

— Не я имею цель, а он, — открыл отец Захарий.

— Чудотворец?!

Игумен кивнул и опять стал смотреть в пол.

— Что за цель?

— Мне это не ведомо.

— Где он сейчас?

— У тебя.

— Как?!

Брови у иеромонаха вспрыгнули, и на его лбу резко очертились морщины. Он впился взглядом в висок отца Захария и добился того, что тот повернул к нему лицо. Глаза у игумена бегали — он и сам был сбит с толку.

— Воля его. Он приказал мне отвести его в твою келью.

— Да он меня не знает! — выдохнул отец Константин и замер. В трапезной стало тихо. Иеромонах закрыл глаза, и лоб его медленно разгладился.

Я взглянул на Надю: она была по-прежнему сама невозмутимость. Так вот что у нее было за дело — она все-таки разыскала и напечатала «Откровение огня».

— Поздравляю, — сказал я Наде. — Ты добилась своего: «книга тайн», она же «самая интригующая древнерусская рукопись» — издана! Только зачем ты ее переименовала?

Ее усмешка стала резче — и только. Отличное самообладание — такого у нее раньше не было.

«Огненная книга» имела подзаголовок: «Древнерусский самоучитель по развитию экстрасенсорных способностей». Что ни придумаешь, издавая старый мистический манускрипт карманной книжкой.

— «Самоучитель», значит, — не удержался я. — Твоя идея?

— А что, похоже?

— Двенадцать лет назад я ответил бы «нет». Теперь же — все может быть. Ты стала другая.

— Разве можно стать другой?! — спросила она риторически.

Я провел пальцем по срезу, и страницы перекатились веером от начала до конца. Увидев в выходных данных на последнем листе тираж, я присвистнул:

— Пятьдесят тысяч! Рад за тебя! Без меня ты достигла большего. И давно твой самоучитель в продаже?

— Пять лет.

— Пять лет? — переспросил я машинально. — Ты нашла «Откровение огня» пять лет назад и говоришь это только сейчас?

— Это не я его нашла, — сказала Надя просто, словно сообщала что-то незначительное.

На обложке «Огненной книги» было указано издательство «Колумб». Я счел за должное, что оно получило рукопись от Нади — ее самоуверенность сбила меня с толку.

— И ты не имеешь к «Колумбу» никакого отношения?

— Никакого. Эту книжку я купила, когда была в Москве.

Я вспомнил, как она убеждала меня после потери «Откровения»: «Я опять найду его, я это чувствую!..» Она очень доверяла своим чувствам в то время. Сейчас же их у нее вроде как и не было.

— Ты обращалась в «Колумб»?

— Да.

— Откуда у них рукопись?

— Говорят, «принесли».

— Кто принес?

— А вот этого они не говорят. «Тайна бизнеса». Сейчас такая присказка стала, как раньше «государственная тайна».

— Этот «Колумб» — частное издательство?

— Да.

— Ты сказала, что «Откровение огня» официально принадлежит АКИПу?

— Я сказала, что оно мое. — Надя заметила мою реакцию. — Смешно?

— Здесь ты не изменилась.

— Да, я по-прежнему считаю эту рукопись своей. Хотя по-прежнему не имею доказательств.

— Значит, ты приехала в Москву, зашла в книжный магазин, а там на прилавке — твоя «Огненная книга»?

— Моя книга называется «Откровение огня», — поправила меня Надя. — А «Огненную книгу» я обнаружила на лотке, в переходе метро. В Москве сейчас всюду книжные лотки с ходовым товаром. Там она и лежит — среди детективов, дамских романчиков, книжонок о черной магии.

Что ж, «Огненная книга» была на первый взгляд того же сорта. Я заглянул в текст, обещавший перевернуть историю древнерусской литературы. Он был переписан современным языком. Как же просто теперь было его читать — обычные слова, короткие фразы, абзацы, знаки препинания. Неплохая, впрочем, обработка.

— Похоже, что с «Откровением» потрудился специалист, — заметил я. — Как ты сама думаешь?

— Никак. Я вообще больше не думаю об «Откровении». Решила сообщить тебе, чем кончилось дело — и поставить точку.

— Уж не присутствую ли я при торжественном закрытии нашего joint adventure[1]?

Надя усмехнулась и повторила за мной:

— Joint adventure, joint venture[2]. Когда я это услышала от тебя в первый раз, я не могла оценить твой юмор. Тогда у нас никто и не слышал о совместных предприятиях. Теперь же ими в России хоть пруд пруди…

— Ты когда была в Москве?

— Только что.

— Как она?

— Другая.

— Коротко же ты о своем городе.

— Москва больше не мой город.

— Как твоя мать?

— Как все.

— А друзья?

— Друзей у меня никогда не было.

То, что она могла стоять перед другим как стена, мне было известно.

— Ну хорошо, — сказал я, — я обещал тебе позвонить тогда… и не позвонил. Это одно. Что еще?

Я увидел: глаза ее потемнели. Но взгляда от меня она не отвела. На миг прищурилась — и в очередной раз отрезала:

— Ты не веришь, что я поставила точку в этой истории? — Надя кивнула на «Огненную книгу». — Она твоя.

— Сколько экземпляров ты привезла?

— Один. Только этот.

Кофе был выпит, разговор исчерпан — пора подниматься. Я положил «Огненную книгу» в карман пиджака и посмотрел на Надю.

— Как ты насчет коньяка? — неожиданно спросила она. — Давай выпьем на посошок.

Коньяк полдвенадцатого, да еще в теплый летний день? Но отказываться я не стал.

— Что значит «на посошок»? — спросил я.

— Ай-ай-ай, — оживилась Надя. — Славист и не знает про «посошок». «Посошок» — важный элемент русской бытовой культуры. Это последняя рюмка, на прощание, когда уже все сказано и сделано. Ее выпивают стоя, перед тем как разойтись в разные стороны. Закажешь? А я пока схожу позвоню.

Коньяк появился быстрее Нади. В ожидании ее возвращения я успел еще раз пролистать «Огненную книгу». И еще раз отметил: профессиональная работа. Имя редактора не было нигде указано. Я заглянул в предисловие — под ним тоже никто не подписался. Начиналось оно так: «Эта старая рукопись в досках, обтянутых кожей, оказалась в нашем издательстве совершенно случайно. Случай продолжает играть важную роль в раскрытии неизвестных сторон нашего прошлого. И „Слово о полку Игореве“, общепризнанный шедевр древнерусской литературы, был обнаружен случайно…» Как может играть случай — я знал сам.

Предисловие было в полторы страницы, но сколько же красивых слов! «Не знающий аналогов эзотерический реликт», «одинокий обертон в хоровом пении монолитного русского монашества», «литературный отблеск многообещавшего, но несостоявшегося мистического ордена в русском православии» и т. д. Впрочем, придраться можно было только к стилю, по сути все было верно. Тот, кто подготовил текст, знал свое дело и был к нему неравнодушен. Неужели у него не было соблазна ввести этот «реликт», «отблеск» и «обертон» в научный оборот? За пять лет это вполне можно было бы осуществить, наш же аноним такой возможностью не воспользовался.

Интересно, а заметили ли «Огненную книгу» специалисты? Я следил за литературоведческой периодикой, выходящей в России: упоминаний об «Огненной книге» мне там не встретилось. Неужели никто из филологов не увидел в продаже этот «древнерусский самоучитель» или хотя бы не услышал о нем от других? К вульгарному изданию трудно отнестись серьезно, но полюбопытствовать, каким оригиналом располагает издатель, — резонно. Впрочем, я знал человека, который непременно бы это сделал, если бы ему попала в руки «Огненная книга»: Парамахин, завотделом рукописей АКИПа — Архива культурно-исторических памятников. Интересно, числится ли «Откровение» до сих пор в его ведомостях?

— Ага, «посошок» уже доставили, — услышал я за спиной Надин голос. Она села на свое место, взялась за рюмку и сказала: — Пить стоя мы здесь, конечно, не будем. Выпьем сидя.

— Скажи, пожалуйста, телефон АКИПа не изменился?

— Нет больше АКИПа. Его упразднили, — нехотя ответила Надя.

— А собрание рукописей?

— Его передали частично Библиотеке Ленина — «Российской Государственной», по-новому. И еще куда-то.

— Где же теперь работает Парамахин?

— Не интересовалась, — резко сказала Надя и поставила рюмку обратно. Неужели еще травой не поросло? Я подождал, пока она зажгла сигарету и выпустила дым.

— Последний вопрос: у тебя еще сохранился его домашний телефон? — спросил я.

— Такой вопрос последним не бывает. Следующим будет: ты мне его не дашь?