Саския Норт - Клуб гурманов Страница 2

Нас опять оттолкнули кричащие полицейские, и вторая «скорая» заспешила мимо. Патриция бежала за машиной, темные пряди растрепавшихся волос висели вдоль ее испачканного сажей лица. Увидев нас, она остановилась. Уголки ее рта дрожали, взгляд блуждал по сторонам, как у загнанного зверя. Она быстро поцеловала меня, и я почувствовала запах серы от ее лица. Она кивнула в сторону своего черного «рендж-ровера», который был наспех припаркован между деревьями.

— Я поеду с ними в больницу, Бабетт и мальчики поехали в «скорой помощи»… Все остальное — там, — она, тяжело дыша, показала на полицейский автобус, около которого растерянно стояло несколько человек.

— Ну вот, ребята, тут уж ничего не поделаешь… Можно только надеяться и молиться, что они спасут Эверта…

Она слегка запнулась, когда произносила его имя. Она знала, что шансов найти его живым в горящем доме, очень мало. Прошло слишком много времени.

Мы протиснулись сквозь толпу к друзьям, в смятенье смотревшим на пожар. Увидев меня, Анжела раскинула руки и заплакала. Мы обнялись, и я почувствовала ее горячие слезы на своих щеках:

— О Боже, Карен! Какой ужас! Так страшно…

Симон вырывался из рук Михела и ругался срывающимся голосом:

— Как это несправедливо, черт возьми! Он же вчера еще был у меня…

Он схватил Михела за плечи, вцепившись пальцами в его куртку.

— И теперь… Он умер! И ничего уже не исправишь! Как тут выживешь? Он умер! Мой друг умер!

Я посмотрела через плечо Анжелы и увидела, что Ханнеке сидит, в отупении прислонившись к дереву, и курит, делая быстрые затяжки. Казалось, она была в шоке. Я высвободилась из объятий Анжелы и подошла к Ханнеке. В этот момент раздался страшный крик. Я обернулась и увидела, что все вдруг отпрянули от дома, закрываясь от огня, и кричали. Горящая крыша рухнула. Я опять посмотрела на Ханнеке, она сидела, обхватив руками голову, и покачивалась из стороны в сторону. Пожарные пробегали мимо, крича друг другу на ходу, что их коллег в доме не осталось, потом прошли двое полицейских, неся большой серый мешок. Анжела вцепилась в мою руку. Я почувствовала, что мой желудок переворачивается, и голова закружилась так, что я испугалась упасть в обморок. Мешок осторожно внесли в третью «скорую». Она медленно отъехала, на этот раз без ревущих сирен.

2

Уже медленно светало, когда пожарным наконец удалось справиться с огнем, и мы, окоченевшие и промокшие, собрались в кухне у Симона и Патриции, которые жили за углом от дома Эверта и Бабетт. Их соседка, пожилая пухленькая вдова, приготовила кофе. Том, Тиз и Тье, три сынишки Симона и Патриции, сидели на диване в пижамках, прижавшись друг к другу.

— Никак не идут спать, — шепотом сказала соседка. — Хотели здесь ждать папу и маму. Уж я им разрешила.

Мы сидели молча. Было слышно только приветливое бульканье кофейной машины и громыханье чашек, ложечек и блюдечек. Напряженная тишина, при которой мы даже не осмеливались взглянуть друг на друга, начинала действовать мне на нервы, и я встала, чтобы помочь на кухне. Симон был подавлен больше всех. Казалось, он не осознавал, что трое сыновей испуганно и вопросительно смотрят на него. Михел взял сигарету из пачки на столе, прикурил ее и протянул ему. Симон глубоко затянулся и резко выдохнул дым, как будто желая этим развеять кошмар, который отпечатался в нашем сознании. Я подавала кофе, и руки у меня дрожали. Каждый из нас пытался как мог взять ситуацию под контроль.

Мы вздыхали, всхлипывали и пили кофе. Вскоре эти звуки стали непереносимы. К счастью, Симон прервал молчание.

— Что-то ничего слышно о Патриции? Почему она не звонит? Может, нам позвонить ей? Надо же знать, как там Бабетт… и мальчики…

Мы опять замолчали, взяли чашки и зажгли сигареты, хотя большинство уже давно бросили курить. Симон встал, подошел к холодильнику, вынул бутылку водки, шесть замерзших стаканчиков, с глухим стуком поставил их на стол и разлил водку. Михел облокотился о стол и спрятал лицо в ладонях. Я тихо спросила Симона, сообщили ли матери Эверта о случившемся. Он кивнул и добавил, что она, вероятно, тоже в больнице.

Мы услышали, как открылась входная дверь. Анжела вскочила на ноги и вышла в холл.

Мы затаили дыханье, стараясь не смотреть друг другу в глаза.

Рыдания матери Эверта пронзали мою душу. Плач шел из такой глубины и звучал именно так, как я и представляла себе крики отчаянья. Одним глотком я выпила свой стакан, надеясь, что обжигающий алкоголь развеет охватившую меня щемящую тоску. Симон, не глядя на меня, опять наполнил мой стакан.

Патриция вошла в кухню и открыла рот, чтобы сказать что-то, но смогла только вскинуть руки и покачать головой, по щекам у нее покатились слезы. Эверт не выжил в пожаре. Бабетт все еще без сознания, но состояние стабильное. Люк и Бо в порядке, их оставили в больнице еще на одну ночь понаблюдать. Она показала на коридор, откуда все еще раздавался душераздирающий плач матери Эверта.

— Я не могла оставить ее там одну… Это ее единственный сын…

Симон обнял ее и мягко усадил на стул. Соседка, пробормотав, что ей нехорошо, выбежала из кухни. Я отправилась туда вместо нее и следила за тем, чтобы кофейная машина продолжала урчать, руки у меня были заняты, и это помогало мне справляться с отчаяньем. Я боялась, что иначе просто не выдержу и убегу из этого дома, наполненного горем. Хотя в драме, случившейся с этой семьей, я и казалась себе беспомощным зрителем, посторонним наблюдателем, но я не могла покинуть их. Мы были друзьями. Одна из нас за ночь лишилась и мужа, и крова. Мы должны были быть здесь, и только здесь.

— Сегодня у тебя есть все, а завтра — ничего, вот как бывает, — пробормотал кто-то. Мы могли говорить только банальности. Но по домам не расходились. Мы как могли откладывали встречу с внешним миром на потом. Казалось невозможным говорить об этой трагедии с другими людьми. Стало слышно, как на улице дети шли в школу. Звуки повседневной жизни доносились как будто издалека. Мы все еще пили водку. Ни у кого не осталось сигарет, и мы перешли на сигары Симона.

3

Когда мы вернулись домой, Инеке приготовила чай и поджарила яичницу. Она отправила детей в школу и дала им с собой бутерброды. Мы могли поспать до четверти четвертого. Яичница остывала, ничего не лезло в горло. Перед глазами все еще стоял этот серый мешок, а в ушах — леденящий душу крик матери Эверта.

Я пошла принять душ, чтобы смыть с себя гарь от пожара. Меня тошнило от запаха серы и обуглившегося дерева, это напоминало мне о сгоревшем теле Эверта. Я простояла целый час под горячими потоками воды, три раза вымыла голову, щеткой с мылом почистила ногти, и все равно руки и волосы пахли прошлой ночью, дымом и сажей.

После этого я легла в кровать и попыталась заснуть рядом с Михелом, который ворочался и вздыхал. Я прижалась к его голому телу и положила холодную руку на его горячий живот. Он вздрогнул.

Повернулся ко мне и грустно посмотрел серо-голубыми глазами.

— Меня все время мучает вопрос… Мы же знали, что дела у Эверта идут неважно. Может, надо было как-то ему помочь?

— Ты думаешь, пожар как-то связан с его кризисом?

— Не знаю. Мне так хреново… Как будто мы спасовали. Мы ведь никогда не слушали его по-настоящему.

— Не думаю, что мы должны обвинять себя в его смерти. Последнее время Эверт отвернулся от всех… Даже от Симона, своего лучшего друга. Ему никто не мог помочь, даже собственная жена.

Я положила голову на грудь Михела и подумала об Эверте. Собственно говоря, я знала его только по рассказам. Последние месяцы речь шла больше о его физическом состоянии. Мы молчали об этом прошлой ночью, как будто ужасное несчастье свалилось на нас с неба и внезапно разрушило нашу беззаботную жизнь. Но мы и раньше чувствовали угрозу, в воздухе висел тяжелый запах надвигающейся беды, мы знали, что между Эвертом и Бабетт не все шло гладко. Может быть, надо было вмешаться. Не быть такими малодушными.

Когда я пришла забрать своих девочек из школы, на меня прямо набросились мамы учеников, которые обычно никогда со мной не разговаривали. Они хотели разузнать все о пожаре и смерти Эверта, от детей они слышали, что мы были на пожаре. Учительницы Бо и Люка обсуждали это с детьми в классе. Они нарисовали картинку для своих попавших в беду друзей, а родители решили купить для них двух плюшевых мишек. Могут ли они поручить мне эту покупку и передать мишек детям? Ведь я близко их знаю. Какие-то женщины, едва знакомые с Эвертом и Бабетт, теперь начинали плакать, увидев меня, даже бросались ко мне с объятиями. Мне хотелось оттолкнуть их, схватить детей и убежать, но я взяла себя в руки и вежливо отвечала на все их вопросы. Дети с шумом выбежали из школы, Марейке, учительница Аннабель и Бо, вышла за ними, держа за руки сынишек Патриции, по пятам за ними шли мои дочери. Софи прыгнула мне на руки. Я не видела детей с тех пор, как вышла из дому в ту ночь. В школе им, должно быть, сказали, что отец Бо и Люка умер, а их друзья сейчас лежат в больнице.