Питер Бенчли - Остров Страница 20

– Завтра! – стал настаивать Мейнард. – Я заплачу за чартерный рейс.

Уэскотт помолчал, подсчитывая барыш, который он получит от оплаты чартерного перелета.

– Я свяжусь с ними утром.

– Свяжитесь сегодня вечером.

– Эй! – резко бросил Уэскотт. – Кто вы вообще такие? Прибываете на мой остров, разбиваете самолет на моей взлетной полосе, и еще говорите мне, когда вам надо ехать! Вы уедете тогда, когда я вам скажу.

– Мне жаль, – сказал Мейнард. – Я огорчен... мальчик... Юстин вопросительно посмотрел на отца, но ничего не сказал.

– Хорошо, – сказал Уэскотт, смягчившись. – Послушайте моего совета. Если он болен, ему, может быть, станет лучше. Если не станет, то он, может быть, умрет. Если он умрет, то вы, может быть, обзаведетесь еще ребенком. Такова жизнь. Кроме того, сегодня телефон не работает. Сломался.

У Уайти на Навидаде была подружка, которая работала горничной в “Чейнплейтс”, единственной действующей гостинице острова. Она была замужем, как сообщил Уайти, но муж ее работал на корабле, выходившем за пределы островов за продуктами, и редко бывал дома. В отличие от своих подруг, она отказывалась оделять своей благосклонностью местных мужчин, так как такие связи всегда создавали социальные проблемы. Обслуживая же залетных птиц типа Уайти, она убивала двух зайцев: ублажала себя и тем не менее оставалась эмоционально верной своему мужу.

Уайти воспользовался радиопередатчиком Уэскотта, чтобы поговорить с девушкой, и она организовала для Мейнарда и Юстина комнату в “Чейнплейтсе” на ночь.

Такси, которое они взяли, чтобы доехать до гостиницы, оказалось изношенным “корвером”, который пережил все сроки потому, что был составлен из частей, изъятых из других машин, строительного оборудования, и корабельных двигателей. У него не было даже двух покрышек одинакового размера, так что он подпрыгивал на грязной дороге, как инвалид.

Невзирая на подпрыгиванье, шум мотора без глушителя и висевшую в воздухе пыль, Юстин положил голову Мейнарду на колени и заснул.

Мейнард отнес Юстина в номер, представлявший собой половину бунгало на две семьи, и уложил его на кровать. Бунгало было прилеплено к склону холма и выходило окнами на море.

Мальчик не проснулся, когда ему были заданы вопросы о еде и питье, и не пошевелился, когда Мейнард мокрой салфеткой стер с его лица спекшуюся пыль.

Мейнард поцеловал его в лоб и пошел вверх по холму, к бару.

Баром называлась квадратная комната со стенами, обшитыми деревянными панелями; она была небрежно украшена рыболовными сетями, буями и неумело написанными “местными” пейзажами. Сама стойка представляла собой заляпанный, недодеданный фанерный прилавок, проходивший вдоль одной из стен. Табуреты были из пластмассы и хромированного металла – дешевый товар, который можно заказать по почте.

Из музыкального автомата, включенного на полную мощность, неслась смесь из нескольких не связанных между собой мелодий: регги, “Крик” Джонни Рэя, “Отель Разбитых Сердец” Элвиса Пресли, и песен Патти Пейдж, Джо Стаффорда, Кейт Смит и Биг-Боппера.

Комната была заполнена танцорами, все – молодые, и все – чернокожие. На одних были мотоциклетные ботинки, на других – сандалии, на третьих – ультрасовременные туфли на платформе. Здесь же мелькали мини-юбки и шорты, кафтаны и слаксы. Прически – самые разнообразные: и копны, и локоны, и напомаженные “утиные хвосты”.

Это был калейдоскоп различных культур и времен, и в то же время здесь не было никакой культуры. Здесь росло поколение, оторванное от своего африканского источника, и изолированное от всех других моделей культур. У них не было модели, которой мохно следовать, дорожки, по которой идти. Вкусы здесь определяли торговцы из Майами. То, что не раскупается на рынке, они могли купить почти бесплатно, затем перевезти это на острова и продать втридорога. За пару сотен лет торговля здесь едва ли на шаг отошла от времен торговли бусами и одеялами.

Мейнард пробрался через толпу к стойке. Сквозь лес черных волос он заметил платиновые локоны Уайти. Он стал проталкиваться к нему, но остановился, увидев, что тот занят, застыв в пьяном поцелуе с девицей.

Единственное свободное место в баре было рядом с белым – человеком с длинной гривой серебряных волос. Мейнард сел и заказал себе двойное виски.

Он ощутил, что сосед на него смотрит. Это не был взгляд украдкой – мужчина повернулся на своем табурете и пристально его рассматривал. Мейнард попытался отвести взгляд – он посмотрел в глубь бара, на свой стакан, на потолок, – но все равно чувствовал себя не в своей тарелке. Он повернулся и сказал мужчине:

– Привет.

Мужчина поднял брови.

– Настоящий феникс, восставший из пепла.

– Что?

– Прошедший очищение огнем. Вы видели глаз Всевышнего и выжили, чтобы рассказать об этом.

– Что!?

Мужчина улыбнулся.

– Вы сегодня чудом спаслись.

– Вы слышали об этом?

– Слышал об этом! Я слышал это. Оно прозвучало, как ликующий горн среди оглушительного грохота скуки, из которой состоит наша жизнь. Пусть будет кровь, чтобы мы могли ощутить ужас, смерть, чтобы мы сочли себя счастливчиками, сувениры, которые будут собирать дети. Тоска порождает вурдалаков.

– Мне жаль, что я вас разочаровал. – Мейнард допил свой стакан.

– Вам повезло. Не повезло нам. Придется вернуться к рыбной похлебке и онанизму. Вы здесь надолго?

– До завтра, надеюсь. Если смогу добиться чартерного рейса.

– Если вы в этом зависите от милости Уэскотта, то ваше “завтра” можно будет отложить на неопределенное время. Он будет ждать, пока не найдет летчика, у которого сможет выманить хотя бы сотенную бумажку. Чертов нубиец! – Он стукнул кулаком по стойке, и бармен налил ему полный стакан джина. – И для моего товарища по плаванию тоже.

Мейнард стал возражать:

– Спасибо. Но мне надо поспать.

– Успокойся, приятель. Для сна будет достаточно времени, когда путешествие закончится. Налей ему, Кларенс, и я пощупаю его промокшие мозги насчет того, какие новости в других бассейнах.

Мейнард двинул свой стакан по направлению к бармену.

– Спасибо, – сказал он соседу. – Меня зовут Блэр Мейнард.

– Я это знаю. И вы работаете в “Тудей”. Барабаны разносят все новости. – Он улыбнулся.

Поскольку мужчина, по-видимому, не собирался представляться, Мейнард спросил:

– А кто вы?

– Кто я? – Он прикинулся обиженным. – Я – Колоритный Островитянин, такой, каких вы ожидаете увидеть, выезжая в двухдолларовую туристическую поездку на острова, пропитанный ромом обломок несбывшихся мечтаний, страдающий от солнечного удара мудрец, который за стакан джина разовьет для вас чудесное повествование о том, что могло бы быть, если бы Судьба – эта изменчивая шлюха – не сбила меня с ног в расцвете сил. Вам кажется, я нагоняю на вас тоску? Не бойтесь, вам это не грозит. Мой стиль – как самолет: тяжелый, а парит в высоте. Забавно, да? Игра слов, приятель, и, кстати, неплохая.

Мейнард рассмеялся.

– Как ваше имя?

– Имя? Что в имени тебе...? Тот, кто украдет у меня имя, украдет мусор, а тот, кто украдет мой бумажник... Да, это просто вор. Навесьте на меня любой ярлык, и. дайте волю своей фантазии в отношении моей персоны. Моя рубашка “сафари” говорит сама за себя: вот человек, считающий себя искателем приключений, бродягой вельда. Истинный ли он романтик, или он послал оплаченный заказ Л.Л.Бину? А мои штаны – это белые парусиновые брюки, напоминающие о временах праздности и барышей, или просто панталоны, украденные с продуктового самолета? Мои сандалии – сабо несчастий, или просто самые дешевые туфли, которые я смог найти? Мое имя? Виндзор. И таким образом возникает другая загадка. Действительно ли я дальний родственник Ее Британского Величества, черная овца, сбежавшая в колонии, чтобы избежать невзгод, – или же я это придумал? Не тот ли я темнолицый левантинец, что претендует на королевскую корону? Обладает ли тень веществом, или это мыльный пузырь, полный ерунды?

– Это вы мне сами скажите, – сказал Мейнард.

– И испортить вам все удовольствие? Нет уж, это вам самому решать, что реально, а что обозначено лишь бледной тенью...

Пытаясь изобразить улыбку, Мейнард утомленно сказал:

– Сказать вам по правде...

Виндзор поднял руку.

– Ни слова больше. Я опять этого добился. – Он грохнул своим стаканом по стойке. – Кларенс! Еще сердечных капель. И стакан для моей застигнутой врасплох жертвы. Он согласится, если я пообещаю заплатить. Нечего хитро на меня посматривать, ты, мангуст! Я сказал, что заплачу, и я заплачу. Мое слово меня обязывает, ты это знаешь, – Виндзор выудил из кармана комок смятых банкнот и рассыпал их по стойке. Он повернулся к Мейнарду. – Обычно я могу сказать заранее: к тому времени, когда мне самому становится скучно, моя аудитория впадает в транс. Но я так давно не общался с человеком культурным! – Он остановился, ухмыльнувшись. – Господи, я, кажется, говорю искренне!