Эрик Ластбадер - Кайсё Страница 20

Николас находился под воздействием этого восторженного настроения и тогда, когда подошел к Кампиелло ди Сан-Белизарио. Это оказалась небольшая площадь, мощенная булыжником, чистенькая, но без каких-либо украшений: ни деревьев, ни фонтанов, ни скамеек и только, как, в сущности, и на большинстве венецианских площадей, с трех сторон песочного цвета здания, а с четвертой — церковь с внушительных размеров белым фасадом. Когда Николас приблизился к храму, то увидел, что называется он так же, как и сама площадь. Николас никогда не слышал о святом Белизарио, но, кажется, итальянцы, в особенности жители Венеции, чтут огромное количество неизвестных остальному миру святых.

Площадь была пустынна. Николас напряг слух, и до его ушей донесся тихий звук удаляющихся шагов. Голуби простучали коготками по карнизам, устраиваясь поудобнее на ночь, и где-то вдали Николас уловил рокот плывущего по каналу невидимого катера. Легкая дымка ползла над мостовой, цепляясь, словно пьяный бродяга, за фундаменты построек.

Николас ждал, и венецианская ночь, непохожая на ночь в других городах, покрывала его с головой, подобно второму плащу. Вдруг он вспомнил про Бауту и, вынув ее из-под мышки, где инстинктивно держал ее весь свой путь, натянул на голову так, что маска накрыла его лицо. Чувство было и новым и удивительно в то же время знакомым; он вспомнил свои видения при пересечении площади Святого Марка. То же острое ощущение deja vu[10]. «Кто же я, — удивился он. — Почему я чувствую себя как дома?»

— Баута!

Николас обернулся и увидел человека в монашеском одеяния, приоткрывшего дверцу сбоку от украшенного бронзой главного входа в Чиеза Сан-Белизарио.

— Баута! — крикнул священник странный хриплым голосом. — Вы опаздываете на мессу.

Священник сделал нетерпеливый жест рукой.

— Скорее! Скорее!

Обойдя священника, накинувшего капюшон, Николас по истертым каменным ступеням поднялся к входной двери и, перешагнув порог, очутился в промозглом чреве храма. За его спиной резко лязгнула дверь.

Воздух в помещении церкви был насыщен изобилием запахов: ладан, свечной воск, плесень, мраморная пыль, тлен и прах веков.

Священник, захлопнувший за ним дверь, как-то суетливо обогнал Николаса.

— Сюда, пожалуйста, — выдохнул он. — Следуйте за мной!

Николас ступил в полумрак. В мерцающем пламени тонких свечей виднелись сводчатые потолки, расписанные фресками стены, замысловатой работы мозаичные полы в византийском стиле и инкрустированные золотом иконы. Храм представлял собой настоящую сокровищницу драгоценных предметов культа и исторических реликвий. Между потолочными балками из обожженного дерева виднелись древние своды, украшенные мозаичными панно на библейские темы. Царивший в церкви аромат благовоний придавал атмосфере какой-то восточный колорит.

Где-то неподалеку послышались негромкие голоса, свидетельствовавшие о том, что вот-вот должна начаться торжественная литургия. Странно, подумал Николас, неужели литургию можно служить в такое позднее время.

— Это очень старая церковь, — прошептал священник, пока они спускались по каменному переходу. Его странный хрипловатый голос не давал никаких указаний ни на возраст, ни на пол. Лишенный всякой интонационной окраски, он, казалось, принадлежал бесконечности. — Некоторые считают, что это древнейший храм Венеции. Кое-какие особенности его архитектуры свидетельствуют о том, что когда-то здесь еще греки отправляли свои обряды.

Голоса мессы затихали, и теперь до них доносилось лишь отдаленное эхо.

— А что было до греков? Кто знает? — продолжал святой отец. — Может, скифы, а может, и финикийцы. А до них? Возможно, давно забытые даже самыми старыми венецианцами боги.

Николас был удивлен. Такая философия никак не вязалась с тем, что он когда-либо слышал от других служителей культа или читал в теологических исследованиях. Оа собрался уже расспросить этого человека о его своеобычных теориях, но как раз в этот момент они подошли к не очень глубокой, но поражавшей богатством отделки ниши.

— Schola cantorum[11], — прошептал священник с таким видом, как будто эти слова все объясняли Николасу.

В тот же момент он отступил в тень, в прихотливом танце пляшущую на стенах в неверном пламени свечей.

Николас вошел в каменную келью. Двинулся вдоль стен, ощупывая руками их неровную поверхность.

Несомненно, это помещение намного древнее, чем сам храм, подумал он. По крайней мере, та его часть, которая была выполнена византийскими мастерами.

А может быть, это действительно часть греческой постройки? Ядро, вокруг которого выросло все остальное. Подняв голову к потолку, Николас обратил внимание на то, что тот был разделен двумя необычными арками, сходящимися под прямым углом.

— Именно здесь и пел священный хор, — неожиданно раздался мелодичный голос. — Было это много веков назад.

Повернувшись, Николас увидел высокую женщину в светящейся в полумраке маске. Одета женщина была в черное одеяние, которое могло принадлежать либо священнику, либо, по крайней мере, простому монаху, — древняя церковная традиция скрывать под рясой не только одежду, но и формы тела. У нее был тот тип лица, который можно иногда встретить на античных камеях, кожа цветом напоминала песок североафриканских пустынь. Несмотря на то, что черты этого лица были далеки от совершенства или хотя бы простой симметрии, в них было нечто притягивающее, магнетическое.

— Schola cantorum, — произнесла она. — Секрет этой ниши заключается в том, что она придает более богатую окраску человеческому голосу. Тогда, в те далекие времена... здесь было основное святилище, здесь билось сердце храма.

— А теперь все вернулось на круги своя, — заметил Николас. — Как я понял, каждодневные литургии сейчас служат совсем в другом месте.

— Но менее святым оно от этого не стало, — ответила она.

Широкая улыбка скользнула по ее губам. Ее глубоко посаженные глаза сверкнули. Казалось, в них отразилось все внутреннее убранство храма со всеми его древними реликвиями:

— Я не назвала вам своего имени. Меня зовут Челеста.

— Мое же вам известно, если вы сумели распознать меня под маской.

Челеста рассмеялась; благодаря необычной акустике смех ее словно рассыпался по помещению.

— Да, я знаю, кто вы.

— А где же... — начал было Николас, но осекся по сигналу Челесты, приложившей длинный изящный указательный палец к губам.

— Пожалуйста... Не упоминайте его имени даже здесь, под этими сводами — святыми сводами.

Она приблизилась к нему, шорох ее одежд походил на стрекот цикад в теплую летнюю ночь. Когда она проходила мимо канделябра, Николас заметил, что у Челесты на голове был надет шелковый тюрбан. Он был цвета венецианского неба в момент захода солнца, его украшали выложенные белыми и черными жемчужинами полумесяцы, по краям свисали бледно-зеленые небольшие камни. Надо лбом блестела исключительно тонкой работы золотая диадема, в которой было закреплено страусовое перо.

— Значит, вы должны быть осведомлены о маске, которую я выбрала для вас.

— Да. Баута. Это почти все, что я знаю.

— Я же ношу Домино, — мягким голосом сказала она. — Имя дано из латинского «Benedictio Domini», или «благослови тебя Господь», — как видите, довольно избито.

— Так вы и были тем святым отцом, который привел меня сюда, — полуутвердительно произнес Николас с внезапным внутренним озарением.

— Именно я. Мне необходимо было увериться, что за вами никто не следит.

— А кто бы мог за мной следить?

Челеста уклонилась от прямого ответа. Вместо этого она произнесла:

— Вы знаете, что сегодня за ночь?

— Конец октября, начало ноября. Со всеми этими переездами я запутался в часовых поясах.

— Это канун дня всех святых, — прошептала в ответ Челеста. — Единственная ночь в году кроме карнавальной, когда маски являются нормой. Поэтому было так важно, чтобы мы встретились именно в эту ночь. Маски защитят нас, точно так же как они защищали наших предков.

— Вас ваша, может, и защитит. Что касается моей, то я не уверен, что она сделана в Венеции.

На губах Челесты появилась какая-то загадочная улыбка.

— Добро пожаловать в Безмятежность, — едва слышно выдохнула она. — В Безмятежную Республику.

Где я раньше мог видеть эту улыбку? Николас задумался.

— Не пора ли нам уходить? Как я понял, меня вызвали сюда по срочному делу.

— Вы правы. И для такой срочности есть весьма веские причины. Но даже и в этом случае предосторожность превыше всего. Ею и продиктована эта наша встреча.

Она взяла его под руку, и до Николаса донесся аромат ее духов, чувственный и тонкий, этот запах был ему совершенно незнаком.

— Надеюсь, вы не найдете мою компанию слишком тягостной.

Она вывела его из храма через боковой вход, и они оказались под аркой каменного моста. Было очень темно, мрачные воды канала едва слышно плескались о замшелые плиты причала. Согнувшись под низким сводом, Николас в тусклом свете видел, что Челеста закрыла на ключ старинную деревянную дверь, укрепленную железными скобами.