Эдди Шах - Оборотни Страница 20

Новак взял самый маленький блестящий муляж и протянул ей.

— Немного выпадает из набора, не так ли?

Мэри засмеялась и взяла у него игрушку.

— Садитесь, мальчики, — прощебетала она. — Теперь небольшое представление.

Мужчины уселись: Зорге на единственный в комнате стул, Новак на край стола для раздевания. Он собрал фотографии и стал их перебирать, а Мэри уже лежала на кровати — с лицом, обращенным к своим зрителям, и раскинув ноги так, чтобы они могли созерцать ее последнюю открытость. Рождественская декорация была отброшена, и пальцы ее рук заскользили вокруг ничем не прикрытого отверстия, превращая его теплоту и сухость во влажность. Они видели и слышали эти потирания и поглаживания, сопровождающиеся вызывающе искусным мурлыканьем и дразнящей улыбкой ее совершенно беззастенчивого лица.

Как только она себя увлажнила, в ход пошел маленький фаллос. Она возбуждала себя короткими, резкими посылами муляжа в собственную плоть, в разверстое нутро. Потом она вытащила игрушку и стала ее лизать языком, обсасывать губами. Наконец она ввела ее в другое свое отверстие, которое в тот момент можно было назвать преисподней в соотношении с небесами передка.

Зорге распустил брючную „молнию“, вытащил свою жесткость, уже не умещавшуюся в штанах, и стал ее поглаживать. Новак, оставив в покое фотографии, был как бы прикован к видениям рая и ада, развертывавшимся перед ним.

— Смотрите же сюда, мальчики. Смотрите на это, — повелевала она, наслаждаясь той силой, которую возбуждала в них, призывно покачивая бедрами.

— А ты когда-нибудь делаешь это бесплатно, сладкая? — спросил Новак, не отрывая глаз от ее прелестей.

Она рассмеялась, прекрасно зная, что эти два трюка стоили запрошенной ею цены.

— Однажды был мальчик, не более восемнадцати лет, который затащил меня в свой гостиничный номер. Смотри сюда, негодник, — незлобно выругала она Зорге, который перевел глаза с раскрытого ею колодца на ее лицо, когда она стала рассказывать. Он вернулся к созерцанию того, как она умело дрочила свою собственную плоть. — Просто не подымай глаз отсюда, детка, следи за моими действиями. У того мальчика было только двадцать долларов. Двадцать несчастных долларов, не больше. Я сказала ему, что получила бы двадцатку, и только подзадорила его. Но когда он снял штаны, уф, я увидела, чем он располагает. Это было здорово, и даже еще больше. Я, ребята, почувствовала, что мне это нужно заполучить немедленно. И он сделал как надо. Восемнадцать лет, и самый большой петух, который я когда-либо видела. После этого я просто не могла заставить себя взять… Он сохранил свои двадцать баксов. Мальчики, если вы хотите от меня самого лучшего, это будет стоить немало. А теперь смотрите, старайтесь, чтобы головы у вас были заняты только этим.

Новак внезапно встал, взобрался на кровать, с головой уместившись между ее раскинутыми ногами.

— А ты продолжай смотреть, негодник. Не отвлекайся.

Зорге подался вперед на своем стуле и увидел, как голова Новака резко придвинулась к ней и стала то подыматься, то опускаться. Манипулируя своим языком, он делал длинные и быстрые движения по углублениям ее тела, потом прижался носом и ртом к ее влажности, умывая лицо ее соками, облизывая ее всю, пока она не начала отвечать так, как он хотел, как женщина, а не как шлюха, отрабатывающая свою пятисотдолларовую часовую смену. Никакой восемнадцатилетний мальчишка не мог бы превзойти Новака. Она сделала резкое движение, подняв ноги и освободив маленький муляж, потом обхватила голову Новака руками и почти утопила его лицо в глубине своей скважины. Он перестал лизать, почувствовав неподдельность ее желания и напрягшийся выступ ее маленького рая, который под его языком стал жестким и острым.

— Не останавливайся, — приказала она Новаку голосом тихим и глубоким, лучше всего свидетельствовавшим об охватившем ее голоде страсти. — Ради доброго траханья, не останавливайся. Не останавливайся, дружок.

Зорге смотрел, как голова Новака двигалась вверх и вниз между широко раскинутыми ногами Мэри, видел, как рот и язык его друга покрылись пеной. Когда же ее тело вдруг обмякло, ноги выпрямились и упали на постель, Новак взглянул на нее, а затем с улыбкой повернулся к Зорге.

— Ноу-хау янки, — сказал он, подымаясь и освобождая место между ее ног.

— Ловкость Нижинского, — в тон ему отметил Зорге.

— Уф! — произнесла Мэри, поворачивая голову к Зорге. — Каков же он, когда скинет шмотки?

— А теперь поговорим о доказательствах, — продолжил прерванную беседу Новак, снимая последовательно куртку, галстук, рубашку. — Ваши люди в Каннах. Какие же они нашли доказательства?

— Кое-что нашли из того, что вы просмотрели. — Зорге встал и начал раздеваться.

— Полиция и наши люди облазили весь пляж. И они ничего не нашли. Какое же это могло быть оружие, если… — Новак сбросил башмаки и распустил „молнию“ на брюках. Мэри следила за ним. Ее ноги вновь приняли положение, при котором Новак был между ними.

— Просто поверьте мне, — перебил его Зорге.

— Слишком много совпадений.

— Нет, совпадений еще не так много.

— В Лэнгли обеспокоены состоянием базы наших данных. Это дело достаточно новое.

— Итак, кто же первый начнет отзывать своих нелегалов?

Новак пожал плечами и скинул брюки, на его мужскую готовность к финалу игры не повлияла дискуссия с Зорге. Американец не спускал глаз с лица Мэри, желая сохранить охвативший его зуд.

— Не наступило ли время вывести наших людей из опасных зон? — спросил Зорге, теперь уже почти раздетый.

— Не нам решать это.

— Но нам хотелось бы знать, чего хотят ваши люди.

— Именно это и меня просили узнать. Что вы хотите? Это же дьявольский тупик. Я говорю о том, кто первый пойдет на такое решение. А как обеспечить за этим наблюдение? Кто же поверит, что другая сторона отозвала всех своих нелегалов?

Новак вновь был на кровати, определяя наиболее удобную позицию.

— Хотите ли вы сделать это первыми? — спросил он.

— Нет-нет. После вас. Это мне поручено передать.

— Как всегда, вы дипломатничаете, Дима. Всегда дипломатничаете. — Став на колени, Новак нагнулся над лицом Мэри и вставил свой пенис ей в рот. — Нам нужно знать, что происходит, Дима. Нам нужно это знать совершенно точно. — Голос его стал звучать напряженно и тихо, с некоторой прерывистостью дыхания. Дело было не в содержании слов, просто сотрудница по сопровождению, засовывая пенис глубже и сильнее, на миг лишила ответственного функционера госдепа ясности и четкости рассудка.

— Это должно быть остановлено. Прежде чем выйдет из-под контроля, — пытался еще по инерции бормотать русский, понимая, что его собеседник окончательно уже отключился от межгосударственной проблематики.

Зорге залез на кровать за Новаком, обхватил руками бедра девки и придал ее телу такое положение, чтобы войти в него, не нарушая ее занятости с другим клиентом. Он видел, как американец захвачен процессом, порадовался его крепкой мускулатуре и даже немного пожалел девушку. Теперь, когда ноги профессионалки крепко обхватили его, он обвил руками Новака, зная, что американец ошибочно думает, будто это понадобилось ему только для того, чтобы закрепиться на одном месте. Но затем он поднажал бедрами и услышал, как блудница охнула, когда он пробрался к другому ее, адскому, отверстию. Она постанывала уже не от удовольствия, а от острой боли, прижатая к кровати весом двух крепких мужчин, которые накачивали ее одновременно, пытаясь освободиться от напряжения похоти.

А за освещенным свечами окном на улицы Вашингтона начал падать первый снег. Прохожие торопились, водители машин в нетерпении прибавляли скорость, несколько последних реактивных самолетов пролетели над Потомаком из вашингтонского Национального аэропорта, и пассажиры предвкушали тепло и уют своих пригородных домов.

Осанна! Быть Рождеству белым…

Сан-Диего

В то Рождество в Сан-Диего не было снега.

Собственно, его там никогда не бывало, если не считать декоративной россыпи на искусственных деревьях универсамов, в витринах центральной части города.

Так что Билли Вуд никогда не видела Рождества с белым покровом, разве только по телевизору. Однажды ей пришлось провести Рождество в Атлантик-Сити. Там тоже не было снега, дул ветер, лил дождь, и пронизывающий холод заставил ее тосковать по родной Калифорнии. Ее компаньон, один из первых любовников после развода с мужем, был совершенно мокрым от непогоды. Большую часть времени он проводил за столом для игры в кости. Она оставила его там растрачивать состояние, которого у него никогда не было, но которое он пытался выиграть. При первой же возможности она возвратилась в Сан-Диего, чтобы в одиночестве провести праздники у телевизора, невольно терзаясь вопросами о Питере: где он сейчас и с кем проводит время?