Лев Пучков - Испытание киллера Страница 21

Однажды к ним домой приперлись сразу два Милкиных клиента — время перепутали. Дядечки были здоровенькие и вполне благоразумные — драться за право преимущественного обладания юной Милкиной плотью они целесообразным не сочли. Наоборот, они вполне миролюбиво пришли к консенсусу и решили, чтобы даром времени не терять, отпользовать Милку хором, с обеих сторон.

Милка такому ухищрению воспротивилась в категорической форме и попыталась выпроводить дядечек на улицу. Однако распаленные обладатели буйной эрекции протест дамы проигнорировали, отлупцевали ее как следует и принялись тривиально насиловать в извращенной форме, предварительно связав и даже взнуздав неподатливый объект своего вожделения.

В этот момент домой вернулся четырнадцатилетний Стас, увидел все это безобразие и решил заступиться за сестру. А поскольку малец в ту пору был хлипок телесно, то здраво рассудил, что голыми руками с дядечками справиться будет весьма проблематично. Стас сходил на кухню, вооружился туристским топориком и… раскроил обоим любителям шумной групповухи черепа.

Принимая во внимание шаловливый возраст убийцы, суд определил ему меру пресечения в 8 лет с отбыванием четырех из них в ИТК — по достижении совершеннолетия. Заявление Милки о том, что брат защищал ее от насильников, суд во внимание не принял. Как же! Разве можно изнасиловать проститутку?! Да еще 1989 году, когда вся страна успешно перестраивается и в знак доброй воли выводит войска из Афганистана!

Вот такая милая история… Зажив нормальной жизнью, Милка регулярно писала брату и часто слала ему передачки. На свидание ее ни разу не пустили, поскольку своенравный Стас весьма скверно вел себя и числился в стане сторонников ярой „отрицаловки“.

Когда мы встречались с Милкой, она в каждом письме рассказывала Стасу обо мне и делилась с ним своей радостью. Дескать, какое это счастье, что у нее теперь есть я — прекрасный принц. Добрый, отзывчивый, сильный и красивый — короче, венец человечьей добродетели и вообще душка. И на всякий случай дала ему мой телефон — мы собирались продать ее квартиру и жить вместе, в моем доме.

После того как с Милкой случилась беда, я ее брату не писал ни строчки. Я вообще никому не пишу письма — лень. И потом: как расскажешь о том, что произошло, в письме? О таком только после пятого стакана, да еще где-нибудь на природе, подальше от людей, чтобы можно было кричать в голос, с надрывом и болью. А еще меня частенько мучило чувство вины перед никогда не виденным мною братом Милки, потому что он, будучи хилым подростком, сумел защитить свою сестру от насилия. Не важно, каким способом и при каких обстоятельствах он это сделал. Он поступил как настоящий мужик, этот мальчуган с тонкой шеей. А я, здоровенный кабан, машина уничтожения, этого сделать не сумел, я не смог быть рядом, когда моя женщина нуждалась в защите! И пусть я их завалил всех четверых, но … это было слишком поздно…

И вот — позавчера он позвонил. Это было вечером, после 22.00. я был изможден и совершенно разбит после похорон и бешенного галопа на губернаторше, под губернаторшей и вообще — где-то подле губернаторши, в черт-те какой немыслимой позе.

Кстати, зовут ее Ольга, ей 21 год, и она вытворяет в постели (за постелью, у постели, под постелью и т. д.) нечто такое, о чем я даже в самых изощренных эротических фантазиях додуматься не мог. А я далеко не дурак по части эротических фантазий — можете мне поверить. Надо полагать, что это гиперсексуальное животное с потрясающим экстерьером, дожив до Оксанкиного возраста, даст ей сто очков вперед по части оболванивания мужиков — и совсем без университетского образования. Если до той поры ее не удавит ревнивый муж за очередной половой дебош.

Сразу после буйного и стремительного оргазма в моем кабинете эта юная тигрица буквально утащила меня на квартиру к своей подружке и там во всех ракурсах реализовала свою необузданную сексуальную мощь, воспользовавшись моей крепкой статью в полном объеме.

Мероприятие настолько понравилось Ольге, что она торжественно пообещала в ближайшем будущем посвятить мне все свое свободное время. Польщенный столь трепетным чувством к моей скромной персоне, я все же счел нужным поинтересоваться, как много у нее этого свободного времени. И впал в легкую панику, услышав ответ. Оказалось, что помимо сна и обязательного ежедневного шейпинга, который длился всего пятьдесят минут, все остальное время у нее считается свободным. Что-то около 12 часов в сутки! Нет, я не против здорового секса, боже упаси! Но всему ведь надо знать меру. За каких-то три часа эта секс-машина уработала меня настолько, что я чувствовал себя старой развалиной. А что будет дальше?

— Я не волшебница, я только учусь, — промурлыкала Ольга на прощание и многообещающе сверкнула глазами. — Это мы только осваивали друг друга. Вот погоди, я утащу тебя на целый день к нам на дачу, когда мой стервятник отчалит в столицу, — тогда ты ощутишь, что есть я! О-о-о! Это будет нечто — я тебе обещаю!

Так вот, когда я лежал вечером в спальне и мрачно размышлял над перспективами взаимоотношений со своим вновь обретенным секс-партнером, телефон вдруг ожил.

Звонивший был изрядно пьян и первую минуту что-то нечленораздельно бубнил под аккомпанемент разухабистого музона и каких-то веселых визгов. Видимо, имела место вдумчивая попойка по случаю торжества внепланового свойства — число на календаре было черным. Одну фразу, впрочем, я сумел хорошо разобрать: „Куда я попал?“ Такие шутки у нас периодически случаются: кто-то неверно набирает номер и пытается дознаться, куда это он попал, вместо того, чтобы вежливо поздороваться и поинтересоваться, тот ли номер он набрал. я таких невоспитанных всегда наказываю — не опускаюсь до простого объяснения. В этот раз я тоже лениво зевнул, и как всегда в таких случаях, ответил:

— База торпедных катеров, шестой причал. Старший стрелок Эрнест Хемингуэй у аппарата. Кому звонишь?

— Во! — пьяно удивился абонент. — А хто ето?

— В смысле — „кто“? — в свою очередь удивился я. — Кто Эрнест Хемингуэй?!

— Да на хер мине твой Хумингуэль! — возмутился абонент. — Ты хто?

— А-а-а, вон ты пр что, — задумчиво потянул я. — Ну, изволь: Черный Джо с мясокомбината. Цех по убою молодняка, вторая дверь со двора. Там у меня быки ходят, юные, дурные, а я их кувалдометром…

— Это Стас Васильев из Воронежа, — оборвал меня абонент. — Я правильно попал?

У меня на секунду перехватило дыхание. Вот так номер! Сразу два противоречивых желания охватили меня: крикнуть что-то радостное типа: „А-а-а! Стас, какой сюрприз! Я тебя так хочу видеть!“ — или хлобыстнуть трубку на рычаги без всяких разговоров. Вместо этого я осторожно поинтересовался:

— Но… Но ты ведь, кажется, на зоне? Ты же…

— Я седня токо откинулся! — деловито пояснил Стас. — Вот тут, у кореша отмечаюсь. Ты Бакланов?

— Да, это я, — признался я. — Мне Милка о тебе столько рассказывала…

— Вэвэшник, да? — неприязненно поинтересовался Стас.

— Бывший! — поспешил успокоить я его. — Бывший, Милка что — не писала, кем я сейчас?

— Писала, писала, — торопливо пробормотал Стас. — Милка там?

— Да, она здесь, только…

— Позови! Че мы с тобой попусту базарим? Позови ее!

— Видишь ли, дело в том… В общем, она немного не в себе… Ну… Она не может с тобой разговаривать…

— Чего?! Че ты несешь, в натуре, лапоть! Чего это она со мной не может разговаривать? Западло ей, что ли?

— Она перенесла сильное потрясение… И она сейчас может разговаривать только со специалистом. Тут к ней постоянно приезжает одна дама — она психотерапевт…

— То есть как? Ты че несешь? Че за потрясение?

— Да болеет она — понятно? Бо-ле-ет! Температурит, бредит — короче, глюки у нее. Говорить не может. Но резко идет на поправку. — Я решил упростить объяснение. — К твоему приезду как раз поправится. Ясно?

— Ну, ясно, — после недолгой паузы протянул Стас и настороженно поинтересовался: — А ты не бросил ее, Бакланов?

— Ну что ты, Стасик! — возмутился я. — Как можно! Она со мной. Она всегда со мной! Она часть моей жизни! И потом — зови меня Бак. Меня так все зовут. Идет?

— Ха! — удивился Стас. — Бак! А отчего не „таз“ или „ведро“? Тебе по фамилии положено погоняло Баклан. Гы-гы! Бак…

— Я сказал — Бак, — жестко отрезал я. — Ты к нам собираешься?

— Собираюсь, — подтвердил Стас. — Послезавтра буду в семь вечера, на Воронежском. Одиннадцатый вагон. Меня бы встретить надо. А то я у вас не был, не в курсе…

— О чем разговор, Стас! — воскликнул я. — Конечно, встретим. Наш дом — твой дом. Все будет в полном ажуре. Считай, что у тебя здесь семья.

— Так че там с Милкой-то? — вновь начал Стас. — Чем хворает?

— Ну… короче, не телефонный разговор, братишка, — уклончиво произнес я. — Приезжай, узнаешь.