Роберт Харрис - Призрак Страница 21

— В смысле уверенности в себе. То худшее, что могло случиться с вами, уже произошло, а вы уцелели. И тогда вы поняли, что можете действовать на свой страх и риск — по собственному усмотрению.

— Возможно, вы правы. Я никогда не думал об этом. Но что-то во мне откликается на ваши слова. Как странно! Я могу рассказать вам кое о чем?

Он придвинулся ближе ко мне.

— За всю свою жизнь я видел только двух мертвецов. Да-да, с дней юности и до сих пор! Хотя я был премьер-министром, со всеми вытекающими последствиями. Мне приходилось приказывать людям вступать в бой с врагом. Я посещал места, где террористы взрывали свои бомбы. И тем не менее после смерти отца я тридцать пять лет не видел мертвого человека.

— Кто же оказался вторым? — довольно глупо поинтересовался я.

— Майк Макэра.

— Неужели вы не могли послать на опознание одного из ваших телохранителей?

— Нет, — ответил он и покачал головой. — Не мог. Я должен был сделать это сам.

Лэнг снова замолчал, затем быстро сдернул с шеи полотенце и вытер им лицо.

— Наша беседа стала слишком мрачной, — сказал он. — Давайте сменим тему.

Я взглянул на список вопросов. В нем был целый раздел, посвященный Макэре, — не потому, что я хотел использовать материал о нем в книге (мне с трудом представлялось, как поездка Лэнга в морг для опознания мертвого помощника могла войти в главу с названием «Надежды на будущее»). Причиной являлось мое собственное любопытство. Однако я понимал, что в данный момент мне не следовало потакать своим желаниям. Я должен был жать на газ. Поэтому, пойдя навстречу клиенту, я выбрал другую тему.

— А что вы скажете о вашей учебе в Кембридже? Мы можем поговорить об этом периоде?

Я ожидал, что годы, проведенные Лэнгом в Кембридже, будут самой легкой частью моей работы. Мне довелось учиться там на несколько лет позже, и город с той поры почти не изменился. Он никогда не менялся сильно: в этом было его очарование. Я мог представить себе все клише и особенности Кембриджа — велосипеды, шарфы и мантии; лодки, пирожные и газовые плиты; грузчиков в котелках и трепетных хористок; пивные вдоль реки, узкие улочки, финские ветры; восторг от того, что ступаешь по камням, по которым некогда хаживали Ньютон и Дарвин. И т. д. и т. п. Читая рукопись, я думал, что мы с Лэнгом найдем много общего, поскольку мои воспоминания должны были сходиться с его переживаниями. Он тоже ходил на лекции по экономике, играл в футбол за вторую сборную колледжа и увлекался студенческим театром. Но, хотя Макэра подготовил список всех спектаклей с участием бывшего премьер-министра и привел цитаты из нескольких театральных обзоров, где говорилось о сценическом таланте Лэнга, в тексте чувствовалось что-то спешное и недосказанное. В нем отсутствовала страсть. Естественно, я винил в этом Макэру. Мне казалось, что строгий партийный функционер не питал особой симпатии к дилетантам на сцене и к их юношеским позам в плохо поставленных пьесах Ионеску и Брехта. И вдруг оказалось, что сам Лэнг уклонялся от подробного описания того периода.

— Какая давняя пора, — сказал он. — Я почти ничего не помню. Честно говоря, я не блистал талантливой игрой на сцене. Участвовал в спектаклях больше для того, чтобы соблазнять впечатлительных девушек. Только, ради бога, не вставляйте это в текст.

— Но вы были хорошим артистом, — возразил я ему. — Еще будучи в Лондоне, я читал интервью с театральными деятелями, которые утверждали, что из вас получился бы великолепный профессионал.

— Наверное, сцена не влекла меня так сильно, — ответил Лэнг. — Кроме того, актеры не могут менять мир вокруг себя. Это доступно лишь политикам.

Он снова посмотрел на часы.

— Неужели вам нечего рассказать о Кембридже? — возмутился я. — Ведь тот период жизни был очень важным для вас. Вы вышли из тени.

— Да, мне нравились те годы. Я встретил там несколько великих людей. Но Кембридж не был реальным миром. Он оказался страной фантазий.

— Понимаю. И именно за это я люблю его.

— Я тоже. По секрету скажу вам, что мне нравился театр.

Глаза Лэнга засверкали от приятных воспоминаний.

— Ты выходишь на сцену и играешь какого-то героя! Ты слышишь, как люди аплодируют тебе! Что может быть лучше?

Его смена настроения поставила меня в тупик.

— Прекрасно, — произнес я. — В ваших словах чувствуется реальная жизнь. Давайте вставим в текст этот кусочек?

— Нет.

— Почему?

— Почему нет? — со вздохом спросил Лэнг. — Потому что мы пишем мемуары премьер-министра.

Он внезапно ударил кулаком по подлокотнику кресла.

— С тех пор как я стал политическим деятелем, мои оппоненты, желая нанести мне обиду или доставить неприятность, все время называют меня чертовым актеришкой.

Он вскочил на ноги и зашагал по комнате.

— Ах, этот Адам Лэнг! — протяжно произнес он, изображая карикатурный образ англичанина из высшего света. — Вы заметили, как он меняет голос в зависимости от того, в какой компании находится? О, да-да!

Затем он спародировал хрипловатого шотландца:

— Нельзя верить тому, что говорит этот жалкий ублюдок. Парень просто лицедей! Он даже в туалет идет в сценическом костюме!

Через секунду, сцепив руки в молитвенном жесте, он уже был напыщенным, рассудительным обывателем.

— Трагедия мистера Лэнга заключается в том, что актер может быть хорошим лишь в той мере, насколько это позволяет ему пьеса. Наш премьер-министр, похоже, слишком заигрался!

Он повернулся ко мне. Я лишь восхищенно покачал головой. Его тирада изумила меня.

— Признайтесь, что в последнем монологе вы немного сгустили краски.

— Увы! — ответил он. — Это пассаж из редакционной статьи в газете «Таймс». Ее опубликовали в тот день, когда я объявил о своей отставке. Заголовок назывался «Как легко уйти со сцены».

Он сел в кресло, пригладил волосы и вдруг со злостью закричал:

— Поэтому, если вы не против, мы не будем останавливаться на тех годах, когда я увлекался студенческим театром! Оставим все так, как написал Майк Макэра!

Какое-то время мы оба молчали. Я притворился, что сверяюсь с записями. За окном один из полицейских, пригибая голову под порывами ветра, шагал по вершине ближайшей дюны, однако звуконепроницаемые стекла были настолько эффективными, что он выглядел, как артист, исполнявший пантомиму. Мне вспомнились слова Рут Лэнг: «Я боюсь покидать Адама. С ним сейчас творится что-то неладное». Теперь мне было ясно, о чем она говорила. Услышав щелчок, я склонился над диктофоном.

— Пора сменить диск, — сказал я, радуясь возможности уйти. — Мне нужно отнести эту запись Амелии для распечатки. Вернусь через минуту.

Лэнг задумчиво смотрел в окно. Он сделал вялый жест рукой, отпуская меня на все четыре стороны. Я спустился по лестнице в комнату, где работали секретарши. Амелия стояла у шкафа с картотекой. Когда я вошел, она повернулась ко мне. Наверное, мое лицо пылало от эмоций.

— Что случилось? — спросила она.

— Ничего.

Затем, почувствовав потребность поделиться беспокойством, я тихо добавил:

— Мне кажется, он находится на грани нервного срыва.

— Вы так считаете? Это не похоже на него. Расскажите, что случилось?

— Он только что накричал на меня без причины.

Взяв себя в руки, я попытался отделаться шуткой.

— Похоже, он после ленча перезанимался спортом. Это вредно для человеческого организма.

Я отдал диск секретарше (кажется, Люси) и взял пачку распечатанных страниц. Амелия продолжала смотреть на меня, склонив голову набок.

— Что-то не так? — спросил я.

— Вы правы. Он чем-то очень обеспокоен. После вашего утреннего интервью Адам принял звонок.

— От кого?

— Не знаю. Звонили на мобильный телефон. Он ничего мне не сказал, но я предполагаю… Элис, милая, ты не против, если я на минуту займу твое место?

Девушка встала, и Амелия села на стул перед экраном монитора. Я изумился тому, как быстро ее пальцы перемещались по клавиатуре. Стук клавиш сливался в одну продолжительную дробь, похожую на шум миллиона падавших костяшек домино. На экране мелькали сайты и образы. Затем стук замедлился до нескольких ударов стаккато. Похоже, Амелия нашла, что искала.

— О, черт!

Она повернула экран ко мне и огорченно откинулась на спинку стула. Склонившись над ее плечом, я начал просматривать веб-страницу с заголовком «Последние новости»:

27 января, 14:57

Нью-Йорк (АР[21]) — Бывший британский министр иностранных дел Ричард Райкарт был вызван в Международный суд в Гааге в связи сего заявлениями о том, что бывший британский премьер-министр Адам Лэнг санкционировал незаконную передачу подозреваемых лиц для пыток ЦРУ.

Мистер Райкарт, уволенный четыре года назад из кабинета министров, является ныне специальным представителем по гуманитарным делам ООН и часто критикует внешнюю политику Соединенных Штатов. Покидая правительство Лэнга, мистер Райкарт утверждал, что его уволили за недостаточную поддержку проамериканских взглядов.