И тогда я ее убила - Натали Барелли Страница 21

— Ты не понимаешь, Эм, но моя работа, то, чем я занят, на самом деле очень важно.

— Да пошел ты, Джим, знаешь куда!

* * *

Я схватила пальто и сумку и, рыдая, выскочила за дверь. Поймала такси и хотела сбежать в магазин к Джекки (она поймет, мелькнуло в голове), но передумала. Когда я позвонила Беатрис, трубку снял Джордж, который с трудом смог разобрать мои слова.

— Эмма! Дорогая моя, что стряслось?

— Джордж, пожалуйста, могу я поговорить с Беатрис? Скажи, это не про конверт, а про Джима. Можешь ей это передать?

— Конечно, дорогая. Сейчас я ее тебе добуду.

— Эмма?

От одного звука голоса Беатрис я разрыдалась пуще прежнего. Но потом мне все-таки удалось поведать ей свою грустную историю.

— Приезжай ко мне, приезжай немедленно, и мы со всем разберемся, обещаю.

* * *

Она ждала меня перед дверью квартиры и крепко обняла, когда я вышла из лифта.

— Я тебе всю рубашку соплями измажу, — пробормотала я ей в шею.

— Ничего страшного, эта рубашка никогда мне не нравилась.

— Думаю, они отстираются.

— Тогда засопливь ее посильнее, чтобы у меня не возникло искушения ее оставить.

Я плакала так, что сердце разрывалось. Беатрис отвела меня наверх, в свою спальню, легла со мной на кровать, пристроила мою голову себе на плечо и гладила по волосам, пока я фонтанировала словами гнева, сожаления, разочарования, недоумения. Потом настал миг, когда я больше не могла говорить, и она успокаивала меня, как ребенка, а я хватала воздух ртом.

Зашел Джордж, да благословит его бог, с двумя внушительными стаканами чего-то. Беатрис кивнула ему, чтобы он поставил их на тумбочку у кровати. Джордж так и сделал, а потом вышел, одарив меня сочувственным взглядом.

Беатрис потянулась к тумбочке, взяла стакан и передала мне. Напиток в нем оказался крепким и горячим, что произвело на меня самое благотворное действие.

— Понятно, конверт я забрала, — икнула я.

— Да, знаю.

— Не самый удачный день, скажи?

— Лучше привыкай, дорогуша. Писательство — дело беспощадное.

— Но ты все же могла со мной как-то помягче.

— По-твоему, я была жесткой? Видела бы ты некоторые редакторские примечания, которые я получаю.

— Не верю.

— Напомни потом, покажу тебе как-нибудь.

— Давай серьезно: почему ты так пренебрежительно отнеслась к моему тексту? Все настолько плохо?

— Довольно плохо.

— Вот дерьмо. — Я снова положила голову ей на плечо. — Значит, ты не будешь мне помогать? Хочешь сказать, что это безнадежно?

Беатрис слегка отодвинулась, чтобы заглянуть мне прямо в лицо. Потом пальцем приподняла мне голову за подбородок.

— Конечно, нет. Ты просто не знаешь, что делаешь, вот и все.

Я снова пристроилась у нее на плече.

— И все-таки ты могла бы быть подобрее.

— Ты же отказалась мне помочь, — заметила Беатрис.

Я вскинула на нее глаза:

— О чем это ты?

Она покосилась на меня, словно не веря, что я не понимаю.

— Серьезно? Ты злишься, потому что я не согласилась на твою безумную идею?

— Пожалуйста, перестань так говорить.

— Ты права. Идея не безумная. Она просто отличная, — заявила я, потому что в этот момент мне вдруг пришло в голову, что притвориться писательницей будет замечательно. Представить только, что подумает Джим, если я вдруг опубликую роман — и притом прекрасный роман. Незачем даже читать его, я и так знала, что он прекрасный.

— Давай обойдемся без сарказма.

— Я серьезно. Идея действительно отличная. Я только что сообразила.

— Ты к чему?

— Если я соглашусь, ты поможешь с моим романом? Чтобы из него вышло что-нибудь, скажем так, презентабельное, годное для публикации? Чтобы никто не узнал, что я мошенница.

Беатрис засмеялась.

— Никто и не заподозрит, что ты мошенница, и да, конечно, так и было задумано. Я помогу тебе написать роман, и поверь, он выйдет более чем просто презентабельный.

Я кивнула:

— Давай так и сделаем.

— Ты серьезно?

— Совершенно серьезно. Я готова.

Беатрис обняла меня и прижала к себе. Очень крепко.

* * *

Джордж любезно провел ночь в гостевой спальне, чтобы я могла остаться с Беатрис. Бог знает, что он возомнил о моем психическом состоянии, потому что держался со мной очень мило. Джим мог бы кое-чему у него поучиться. Мы с Беатрис не спали до рассвета, пили ее виски сперва из стаканов, потом из симпатичной фляжечки, а там и из бутылки. У нас даже лед был, потому что в кабинете за стеной у Беатрис имелся небольшой холодильник.

Она очень туманно рассказала о своем новом романе, и я, кажется, раз сто переспросила, почему бы ей не напечатать его под собственным именем. Мне был понятен, и даже слишком хорошо понятен страх осуждения, но никак не удавалось постигнуть, почему Беатрис и такие люди, как она, — настолько же талантливые, красивые, всеми любимые, — тоже ему подвержены.

В конце концов мы заснули голова к голове на одной подушке. Но сначала я с минуту понаблюдала, как спит Беатрис, протянула руку и погладила ее по щеке, отчего дыхание подруги чуть замедлилось.

ГЛАВА 12

Она встала еще до моего пробуждения, и я не сразу сообразила, где нахожусь. Я лежала в постели одна, и как раз когда память вернулась, Беатрис вошла в комнату в белом банном халате до пола. В руках у нее был поднос. Она поставила его на кровать возле меня, с прямой спиной села рядом, прислонилась к подушке, подтянула колени к груди.

— Доброе утро! Как сегодня выглядит мир — лучше?

— Пока что все хорошо, — призналась я, восхищаясь одинокой красной розой, яичницей и круассанами. Есть хотелось зверски.

— Ты этого заслуживаешь. Ешь давай, пока не остыло.

Я намазала круассан клубничным вареньем.

— А ты будешь?

— Я не голодна, мне сейчас и кофе хватит. А вот тебе надо подкрепиться, так что поешь, пока я оденусь.

На этом она оставила меня и ушла в гардеробную, которая занимала отдельную комнату. Завтрак оказался вкусным, но я все равно чувствовала себя довольно-таки разбитой и очень-очень усталой. Мысли вернулись к тем часам, которые мы провели за обсуждением наших планов. Я быстренько прислушалась к себе, нет ли сожалений, и ничего не обнаружила. Все эти разговоры не были ни праздной болтовней, ни фонтаном хаотичных идей, которые извергло мое излишне эмоциональное подвыпившее «я». Меня переполняло воодушевление, предвкушение нового приключения, которое вот-вот начнется. Моей жизни предстояло полностью измениться, и это было восхитительно.

Я