Дональд Гамильтон - Человек из тени Страница 22

— Оба туалета слева от входа в дальнем углу. Вы собираетесь там с кем-то встретиться?

Когда я кивнул, она спросила:

— А я с вами еду?

— Только не на заключительное свидание, — сказал я. — Оно может вызвать неожиданные комментарии. Что же касается веранды, то да. Ни за что не оставлю жену скучать во время брачной ночи. К тому же, когда мы в последний раз расстались, дело кончилось тем, что вы остались лицом к лицу с вооруженным мужчиной, — я раздраженно покачал головой. — Чего бы только я не отдал, чтобы убедиться в том, что Крох действительно такой бесшабашный задира, каким хочет казаться.

— Что произошло, Поль? Что сказал вам этот человек по телефону? — Оливия упорно изучала меня.

— Все не так, — сказал я. — Время не терпит. Вашингтон волнуется и призывает к немедленным действиям, дан приказ брать Кроха немедленно, независимо от обстоятельств. То есть сразу же после того, как я встречусь с кем-то из местных в пять тридцать. И чтобы совсем уж все запутать, Антуанетта Вайль, девушка, которой вчера так досталось лишь потому, что я угостил ее обедом, направляется сюда по мою душу с загадочным письмом в своих миленьких ручках. Она за рулем автомобиля вашего друга Муни, а сам он, естественно, рядышком с ней. Что затевает он, одному Богу известно, но вот какого рожна ему здесь надо? У меня крыша едет, я просто изнемогаю от всех этих дьявольски хитроумных людей, док. Мне бы хотелось повстречать в этом деле кого-нибудь прямолинейного, глупого, вроде самого себя.

— Я что-то не узнаю вас по автопортрету, Поль, — рассмеялась Оливия и чуть погодя продолжила: — Вы волнуетесь за девушку, не так ли? Я догадалась об этом по вашему телефонному разговору.

— Согласитесь, ведь именно я втянул ее в это дело. Она совсем еще ребенок. У нее, наверное, еще не выветрились незрелые романтические представления о нашем ремесле. Ладно, Бог с ней. Не нести же мне ответственность за всех девушек, жаждущих изображать Мату Хари или кого-то в этом роде.

Чуть погодя Оливия поднялась. Я последовал за нею в следующую комнату — гостиную. Вдоль стен стояли полки с книгами — много книг, — проигрыватель и пластинки и кое-какая мебель, удобная, но не слишком новая и дорогая. Единственный, привлекающий особое внимание предмет — столик с вмонтированной шахматной доской, на которой выстроились фигуры. Я вспомнил, что не очень-то углубился в трактат Капабланки.

Оливия вскоре появилась из двери на шарнирах, которая вела явно в кухню. Маленькая ниша в конце комнаты служила столовой. У нее было по стакану в каждой руке. Я взял один и провозгласил тост:

— За господина и госпожу Коркоран! — сказал я. Мы выпили, и я посмотрел на нее. В доме тихо и спокойно, приятно было находиться рядом с ней — я уже устал думать о Крохе, Антуанетте Вайль и полученном приказе. Размышления ни к чему не вели, и я сказал:

— Док, в нашем распоряжении час-другой, прежде чем мы отправимся во «Фламинго». У меня есть предложение. Вы можете наложить вето, я не настаиваю на нем, но у меня возникло неожиданное желание закрыть двери и окна невестиного коттеджа и завершить как положено это сумасшедшее замужество. Что вы скажете на это?

Она замолчала. Я понял, что шокировал ее.

— Вы очень прямолинейны, Поль, — наконец прошептала она. — Я хочу сказать, что… Вчера мы были пьяны, но сейчас-то совсем трезвы.

— Это только предложение, — сказал я. — Вместо этого мы можем сыграть в шахматы. Это было вашей исходной идеей, помните?

Она смутно улыбнулась, но улыбка тут же погасла:

— Мне… мне не хотелось бы заниматься любовью просто ради того, чтобы убить время. К тому же еще совсем светло, и я еще никогда… Не знаю, смогла ли бы я вообще… Нет, лучше не надо.

— Разумеется, — сказал я. — Если вы собираетесь переодеться к нашему вечернему выезду, то наденьте что-нибудь темное с не очень узкой юбкой и туфли на не очень высоких каблуках.

— Я не хочу показаться чересчур строптивой или недотрогой, — сказала она. — Но ведь нужно же еще что-то? Пусть не любовь, я не это имею в виду. Просто чтобы что-то было еще.

— Вам он пригодится, — сказал я и достал из кармана «смит-вессон» 38 калибра. — То есть я хочу сказать, он может вам пригодиться.

Чуть погодя она протянула руку за револьвером. Прежде чем отдать, я открыл его.

— Как видите, на сей раз он заряжен, — сказал я, — эти медные кругляши — головки патронов. Вы ими можете уложить пять человек, док, даже больше, если, конечно, выстроите их в колонну и будете простреливать сразу по двое или трое, не сомневайтесь. Лучше всего хранить в бюстгальтере или за верхом чулка. В сумочке несподручно, вы можете ее где-то забыть или кто-нибудь выхватит. Напрягите воображение. Что бы ни произошло, никуда не выходите без оружия, даже в уборную. И помните что я вам говорил, если придется пустить его в ход.

— Постараюсь не подкачать при необходимости, — сказала она довольно неуверенно. — Но вы простите, я все-таки надеюсь, что мне им пользоваться не придется.

— Разумеется. Не исключена и другая возможность, — сказал я, — мы не знаем, как развернутся события. В молодежных бандах, насколько мне известно, оружие обычно носят девушки, чтобы выручить парня, если он сцепился с копами, то есть полицией. Раз уж мы одним узлом повязаны, то и вы вернете мне револьвер, незаметно и быстро, когда я подам сигнал — ушами хотя бы пошевелю, вот так… Отчего вы хихикаете?

Она продолжала улыбаться. Затем посмотрела на бездушно деловой револьвер и стала снова серьезной.

— Здорово вы шевелите ушами! — вдруг она рассмеялась.

— Возможно, сейчас весело, — сурово возразил я, — но когда пробьет час, будет не до смеха.

— Знаю, — шепнула она. — Я просто глупо себя веду.

— Вы вполне достойный боец, док, — ухмыльнулся я.

— У вас не было возможности убедиться в этом, — возразила она.

— Извините, если я нарушил правила игры.

После короткой паузы она посмотрела на меня:

— Но это было не по правилам, — сказала она ровным голосом. — Я сама нарушила правила игры, Поль. Я уже поплатилась за излишнюю жеманность вчера ночью — ив конце концов, мы ведь женаты. Ваше предложение вполне законно.

— Док…

— Нет, — сказала она, — я так громогласно протестовала, что романтики и сентиментальности с меня хватит, утверждала, что мне даже нравится, что вы их лишены. Почему же тогда я сейчас хочу, чтобы вы свое вполне разумное предложение облекали в известные всем слова, как влюбленный мальчик? Поставьте мой чемодан в большой спальне и дайте мне пять минут, Поль.

Она поднялась, чтобы выйти. Я поймал ее за руку и повернул лицом к себе:

— Если вы хотите, чтобы я ощущал себя проклятым развратником… — я умолк — в ее глазах стояли слезы. Минуту мы смотрели друг на друга.

Я потянулся к ней, взял из ее рук револьвер и положил на столик рядом. Затем снял очки. Она не шелохнулась. Я осторожно ее поцеловал. Ее руки невольно обхватили меня, и я поцеловал ее снова, уже более раскованно.

Мы оба находились довольно долго в страшном напряжении, нам все это обрыдло. Порой наступает момент, когда ты нуждаешься в другом человеке в силу причин, весьма далеких от любви. Она вырвалась из моих объятий.

— Нет, дорогой, оставьте в покос мое платье. Может быть, в другой раз вы сможете изнасиловать меня на диване в гостиной. Сегодня мы отправимся в спальню, как все уважающие себя супружеские пары. Просто… просто обождите здесь секунду, будьте паинькой, пока я наброшу на себя что-нибудь милое и соблазнительное.

— Хорошо, я обожду, — сказал я.

16

…Веранда «Фламинго» оказалась в нижнем этаже высокого нового здания на широком бульваре с рядом пальм посередине. Даже после того, как я не раз бывал в Калифорнии и Флориде, не говоря уже о великом Юго-Западе, все-таки никак не мог свыкнуться с тем, что в США растут пальмы. Все равно они кажутся мне экзотическими и чужими и мнится, что я вот-вот услышу, как бьют в барабаны туземцы и рычат в кустах львы. По ту сторону улицы была стоянка. Я поставил «рено» в свободную ячейку и обошел машину, чтобы помочь своей жене выйти из нее.

Между нами возникла скованность. Вынужденный альянс уже не был только игрой, но и не превратился в подлинный союз. Наши отношения стали искусственными и нелегкими и, полагаю, оба мы сознавали, что после выполнения задания нам предстоит во многом разобраться, если, конечно, останемся живы, да и вообще будем в состоянии в чем-то разбираться.

На ней было другое, модное и достаточно дорогое одеяние, которое помогло бы увеличить тираж журнала мод, но не очень-то было ей к лицу. Это была туника из темно-коричневой шерсти. Я осмотрел ее, пытаясь обнаружить выпуклость, но так и не заметил ничего неестественного.

— Так где же он? — спросил я.

Она рассмеялась и показала на свой бок, где туника лежала свободно.