Бернар Бессон - Тайна Синего имама Страница 22

— Извините, я делаю обход, — сказал он.

Охранник пересек игорный зал и исчез за дверью, располагавшейся рядом со столом для блэкджека.

Понимая, что момент упущен, Пивер взял стул и сел напротив Камиллы.

— Морван хочет, чтобы мы разобрались, почему был убит этот английский переводчик. Нам нужен взгляд со стороны.

«Взгляд со стороны» был взглядом прекрасных глаз, и в этом взгляде Пивер различал ум, отвагу и страсть к приключениям. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы прислушаться к тому, что говорит девушка.

— Дорогой Марсьяль, люди, убившие Перси Кларенса, сделали это из религиозных побуждений.

— Мы тоже так думаем.

— Они убили Перси Кларенса и наверняка уничтожат Клеман-Амруша, как только узнают, где он находится. Вы знаете, где он?

Вопрос Камиллы напомнил Пиверу о его служебном положении, и ответ прозвучал резче, чем ему хотелось бы:

— Не знаю.

— Не бойтесь, я никому не расскажу.

Он густо покраснел. Пивер куда увереннее чувствовал себя один на один с компьютером, чем в обществе ослепительных красавиц. По вине Морвана, поручившего Камиллу его заботам, Пивер неожиданно для себя вспомнил о том, что на свете есть еще что-то, кроме бесконечных баз данных.

— Вы сказали, что они станут искать его, чтобы убить.

— Именно. Несколько лет назад Клеман-Амрушу попали в руки древние стихи, написанные еще до создания канонической версии Корана. Эти тексты никогда не переводились. По всей вероятности, это документы седьмого века, попавшие во Францию в двенадцатом столетии, во времена крестовых походов. Клеман-Амруш считает, что эти документы содержат несколько неизданных сур, слегка отличающихся от тех, которые были переведены ранее.

— Пока все понятно.

Пивер слушал Камиллу, но внимание его слишком часто переключалось на привлекательную фигуру девушки.

— Вы когда-нибудь слышали об Усмане ибн Афане, третьем калифе Мекки?

— Признаюсь, нет.

— После смерти Пророка Усман собрал все имевшиеся записи, содержавшие его поучения, и так появился Коран, священная книга мусульман. Потом эти тексты были переписаны на пергамент, на куски кожи, выгравированы на кирпичах и камнях. Некоторые суры были даже записаны на звериных шкурах.

— На звериных шкурах? — удивился Пивер.

— Да, Марсьяль, на звериных шкурах.

— И что все это означает?

— Скандал разгорелся из-за того, что для мусульман Коран представляет собой несотворенное Слово Божье. Текст Корана — это слова самого Пророка. В этом отличие Корана от четырех Евангелий, которые являются всего лишь посмертными записями о жизни Иисуса. Свидетельства разных Евангелий зачастую противоречат друг другу, поэтому достоверность этих книг нередко подвергалась сомнению. Пока понятно?

— Пока да, все понимаю.

— Тем не менее Господь не может ни о чем умалчивать, и его Слово не может быть двойственным. Текст Корана можно толковать, чем успешно занимаются коранические школы, но его нельзя изменять.

Камилла закинула ногу на ногу и, увы, сделала это чрезвычайно стремительно. Пивер с трудом сохранял самообладание.

— Марсьяль, вы как будто перестали меня слушать!

— Нет-нет, я… все, что вы говорите, очень интересно.

Камилла одернула подол. Ее голос звучал все более серьезно и убедительно, ей удавалось просто и доступно объяснять сложные вещи. Пивер старался отделаться от одолевавших его сомнений. Морван не мог ошибаться.

— Для людей по-настоящему верующих «Забытые стихи» являются таким же кощунством, как «Сатанинские стихи» Салмана Рушди. Я бы даже сказала, что Клеман-Амруш зашел гораздо дальше Рушди, он фактически утверждает, что текст Корана неполный, то есть недостоверный.

— Вы знаете Клеман-Амруша?

— Я прочитала «Забытые стихи» сразу после выхода книги, но никогда не встречалась с автором лично.

— Похоже, вы прекрасно разбираетесь в арабской литературе, — заметил Пивер.

— Я изучала арабский и фарси. Я очень рано начала серьезно заниматься персидской литературой, но потом выяснилось, что с моей специальностью невозможно найти работу, так что сейчас я работаю в бизнесе.

— Вы думаете, они будут действовать быстро?

— Да, я в этом уверена.

На мобильный телефон Пивера пришло новое сообщение. Французская полиция переправила ему информацию, предоставленную Скотленд-Ярдом. Благодаря передатчикам, установленным в подвале здания на площади Бове, сотрудники могли поддерживать контакт с внешним миром.

Пивер прочел сообщение, стараясь не шевелить губами. Камилла наклонилась к нему, обволакивая его ароматом своих духов.

— Что произошло? — спросила девушка.

— Англичане сообщают, что человек, ответственный за смерть Перси Кларенса, обыскал его дом сразу после двойного убийства.

— Значит, я была права. Они искали документы, которые использовал Клеман-Амруш, работая над книгой. Теперь они все перевернут вверх дном.

— Да, вы как в воду глядели, Камилла.

Тут дверь за столом для блэкджека открылась и появился охранник, возвращавшийся с обхода. Было видно, что он очень смущен тем, что ему снова приходится пройти через казино.

— А что за этой дверью? — спросила Камилла.

— Там котельная и противоядерное убежище.

Охранник взглянул на Камиллу и исчез за дверью кризисного центра.

— Марсьяль, — обратилась девушка к Пиверу, — нам с вами нужно вернуться в кризисный центр, а то все станут гадать, почему мы с вами тут уединились.

— Вы полагаете?

— Да. Давайте пойдем посмотрим, хорошо ли поработали «Бельфегор» и «Али-Баба».

— Да, конечно, только мне сначала нужно связаться с Валери. Идите, я сейчас приду.

— Вот в этой башне?

— Нет, в другой, в башне «Марс».

Сквозь снежную пелену Валери рассматривала небоскреб, на который ей указывала Кардона. Сорок восемь этажей. В качестве убежища Клеман-Амруш выбрал просто идеальную мишень для террористов — небоскреб почти в самом сердце Парижа, рядом с Сеной.

Обходя здание, девушки то и дело вынуждены были пригибаться под напором ледяного ветра. Прохожие напоминали пингвинов, осторожно ступающих по ледяным глыбам. Когда они уже подходили к нужному им зданию, Валери почувствовала, как Кардона схватила ее за рукав куртки.

— В этой булочной я покупаю ему хлеб, а иногда и пиццу. Он питается практически исключительно консервами, я стараюсь немного разнообразить его меню. Хотите что-нибудь?

— Нет, спасибо.

Валери посмотрела на витрину магазина, на освещенную мягким светом выпечку. Казалось, булочная была единственным островком жизни в этом мертвом океане бетона. Кардона уже открывала дверь, и Валери прошла за ней.

— Два багета и две пиццы, пожалуйста. И еще круассан, — попросила Кардона.

Продавщица положила покупку в бумажный пакет. Валери попыталась заплатить.

— Да что вы, не надо, — сказала Кардона, — за это платим мы. Не волнуйтесь, «Забытые стихи» так хорошо продаются, что мы вполне можем купить их автору пиццу.

Валери поблагодарила и придержала дверь, чтобы пропустить Кардону вперед. Прямо перед ними высилась башня «Марс», огромная, словно гора из серого камня.

— Пойдемте!

Они снова вышли на улицу, где продолжал бушевать ледяной ветер, и уже через минуту оказались перед стеклянной дверью, которая вела на первый этаж небоскреба. Валери обратила внимание, что стены и пол холла, ведущего к лифтам, отделаны мрамором и повсюду расставлены горшки с растениями. На полу стояло ведро с тряпкой: консьерж пытался подтирать грязные следы на полу. Валери посмотрела на почтовые ящики, висевшие на стене, и Кардона правильно истолковала ее взгляд:

— Не утруждайте себя, он живет под чужим именем.

— Мне следовало об этом догадаться.

Пресс-атташе издательства «Галуа» подошла к правому лифту и нажала на кнопку вызова.

— Он живет на двадцать пятом этаже.

— Я надеюсь, что мы не застрянем в лифте.

— Лифты здесь никогда не ломаются.

Валери решила, что Кардона, по всей видимости, знает Клеман-Амруша лучше, чем можно было подумать после их первого разговора. Девушки вошли в лифт и одновременно достали расчески, чтобы привести себя в порядок перед зеркалом. Кардона подкрасила губы. Помада у нее была густо-красного цвета, который очень шел к матовой коже и черным волосам. Рядом с ней Валери со своими короткими плохо подстриженными волосами почувствовала себя ужасно непривлекательной и разозлилась на Дюрозье. Мог бы и предупредить.

— Обещайте мне, что не задержитесь у него надолго. Эта история превратила его в неврастеника, маньяка. На самом деле он боится, но старается этого не показывать.

— Не волнуйтесь, мне не привыкать.