Елена Чалова - Открывающий двери Страница 22

— Я здесь. Чего тебе?

Райтвелл буквально подпрыгнул на месте и впился глазами в лицо Синтии. Ромиль вжался в дальний угол дивана, стремясь увеличить расстояние между собой и девушкой. Синтия сидела неподвижно, дышала ровно, глаза ее невидящим взглядом смотрели на горящую свечу.

— Вылечи его боль, — велела старуха.

В комнате повисла тишина, Ромилю показалось, что рука стала болеть меньше. Но прежде, чем он успел обрадоваться, Синтия сказала:

— Не могу. Это сделал тот, кто сильнее меня.

— Скажи, как нам вылечить его боль? — спросила старуха.

Опять долгая пауза, потом равнодушный ответ:

— Нельзя вылечить то, чего нет. Он должен выполнять предназначение. Стать тем, кем должен стать.

Дыхание Синтии заметно участилось, и последние слова она выговаривала с трудом. Старуха смотрела на нее с тревогой и, как только девушка умолкла, крикнула:

— Уходи, оставь ее! — И принялась водить металлом по чаше, которая издавала теперь еще более нестерпимый и пронзительный звук. К нему добавился крик девушки, потом Синтия захрипела и повалилась на бок. Испуганный Ромиль вскочил и отступил подальше. Старуха глянула на него сердито, свечи мигнули. Миссис Лумос отшвырнула чашу и закричала:

— Откройте окна пошире, ей нужен воздух!

Пока Райтвелл суетился возле окна, старуха принесла воды и плеснула в лицо бесчувственной девушке. Синтия задышала ровнее и тихо прошептала:

— Я в норме, бабушка.

— Полежи пока, я чаю тебе сделаю.

Пока миссис Лумос гремела чем-то в кухне, в комнате царило молчание. Синтия отдыхала, Райтвелл обдумывал увиденное, Ромиль пытался осознать слова духа.

Они провели в доме еще около часа. Никто не обсуждал только что состоявшийся сеанс. Синтия маленькими глотками пила редкостно вонючий травяной настой, Ромиль сидел, бездумно разглядывая комнату, старуха убрала со стола свечи и череп, стерла пентаграмму, унесла свечи. Райтвелл помаялся немного, а потом выскочил курить на улицу.

— Деньги ей нужно отдать сейчас, — тихо сказала Синтия.

Ромиль очнулся:

— Хорошо. — Он достал бумажник. Отсчитал оговоренную сумму и оглянулся, ища, куда бы пристроить купюры. Поднял с пола металлическую чашу и положил в нее деньги. Поставил сосуд на стол и обернулся, услышав вымученный, пополам с кашлем смех девушки.

— Что с вами?

— Ничего. Просто… словно вы заплатили не бабушке, а духу.

— Почему духу?

— Его связали этой чашей… давно.

— Чашей? Но как же… А свечи, пентаграмма? — растерянно спросил Ромиль.

— О да, и еще череп! Это для того, чтобы клиентам было интереснее. Только Райтвеллу не говорите, хорошо? На самом деле духа вызывает звук, который получается, если водить специальной палочкой по узору снаружи чаши. А чтобы загнать обратно…

— Водить по узору внутри? Так просто?

— Это только кажется. Ведь кто-то должен был связать его, понимаете? А это очень непросто.

— Так можно связать любого духа?

— Нет. Я знаю, о чем вы думаете. Того, с кем встретились вы, связать нельзя, потому что ему все равно. «Он ни во что не верит и никогда не плачет… — голос Синтии становился все тише. — Бог, открывающий двери, ангел, приносящий…»

Ромиль вернулся в отель и лег спать. Это было почти странно и забыто: не хвататься за кисти и краски, чтобы довести себя до изнеможения, до того порога, когда мозг отключается посреди жеста. Нет, он был сегодня как настоящий, как нормальный человек. Попросил принести свежевыжатый сок, потому что есть не хотелось. Сходил в душ, выпил сок и лег спать.

Всю обратную дорогу, пока измученная Синтия спала на заднем сиденье, а Райтвелл вел машину, цыган смотрел в окно и думал. Слова духа вселили в него уверенность. «Нельзя вылечить то, чего нет. Он должен выполнять предназначение. Стать тем, кем должен стать…» Это значит, что источник боли — не в руке и не в проклятии. Врачи говорили об этом. «Все дело в вашей голове, — говорили они. — Вы верите, что вам больно…»

Но одно дело, когда говорят люди, пусть и облаченные в белые халаты. Они всего лишь люди и знания их смехотворно малы. И другое дело — услышать это от духа. Стать тем, кем должен стать… выполнить предназначение. Ромиль засмеялся, и Райтвелл взглянул на него испуганно. Но цыгану было все равно. Теперь он знал, что все вернется на круги своя. Он поедет в Россию и займет свое место подле отца, место старшего сына. А затем станет цыганским бароном. Выполнит предназначение.

И Ромиль спал… Бог мой, какое счастье — спать без снов, просто так. Засыпать, не боясь ночи. Счастливцы те, кто считает ночь временем отдыха. Они и не подозревают, сколь гармонично их существование. Нет, для Ромиля ночь давно стала врагом номер один. Как только темнело и люди отправлялись по домам, как только он оставался один и чувствовал приближение сна, его охватывал страх. Рука начинала болеть сильнее, так сильно, что дурнота поднималась из желудка и рот наполнялся горечью.

Если выпить снотворное и все же попытаться заснуть — он опять окажется там, в жарком и душном мареве на площади перед Киевским вокзалом. Все вокруг плывет, воздух дрожит, расплываются контуры предметов, но он знает, что сейчас увидит, опять увидит темные, лишенные блеска глаза. И тогда он просыпается с криком, с криком боли, корчится на постели, чувствуя, что тело покрыто липким холодным потом, а рука горит огнем и словно кто-то вытягивает из нее нервы и жилы.

Наркотики помогали, но Ромиль помнил, как чуть не умер от передоза там, на даче, в России. Лучше всего помогали краски. Если он принимался писать, то все постепенно успокаивалось, рука ныла себе тихонько, а иной раз и вовсе переставала беспокоить.

Но сегодня, сегодня он впервые за два года спал как человек. Пока его не разбудил звонок в дверь.

Ромиль встал с постели и, ероша волосы, пошел к двери. Потом опомнился, натянул джинсы и только после этого распахнул дверь. На пороге стояла пожилая дама. Цыган удивился. Дама была неуместна здесь, на пороге комнаты средней руки пригородного мотеля, как королевские сокровища были бы не к месту на джинсовой куртке.

Ромиль отметил дорогой серо-розовый костюм в клетку (пошит знаменитым домом Шанель), на сумочке блестит тот же логотип, а туфли удивительно изящны (шили на заказ, и это позволяет ей и в шестьдесят с лишком лет носить каблуки).

Дама сделала шаг вперед, и Ромиль невольно попятился. Он, может, никогда не обращал внимания на имена известных дизайнеров, но большие деньги, привычку к власти и силу духа он учуял сразу. Дама вошла в комнату. Оглядела помещение и опустилась на стул.

— Значит, вы и есть Ромиль, — задумчиво протянула она, внимательно разглядывая молодого человека.

Он почувствовал себя неуютно: в ее взгляде было что-то холодно-оценивающее, словно она прикидывала, хватит ли его шкуры на сумочку и туфли одновременно. Ромиль так растерялся, что просто стоял и молчал. Дама вздохнула, потом сказала:

— Присядьте, молодой человек. Я хочу с вами поговорить.

Он сел, по-прежнему преисполненный удивления.

— Меня зовут миссис Хансфорд, и я хочу спросить: что вам нужно от моей внучки, Патрисии?

Ромиль пожал плечами:

— Нам хорошо вместе. Она замечательная девушка, и я ей нравлюсь. — Потом он вспомнил свои мысли о шале в горах и добавил: — Если она захочет, я с радостью на ней женюсь.

Губы миссис Хансфорд сжались, но на ухоженном челе не появилось ни одной морщинки: ботокс — великая вещь и он помогает сохранять лицо даже в самые трудные моменты.

— Это мило с вашей стороны, — протянула она. — А позвольте спросить: кто вы такой?

— Меня зовут Ромиль Максименко, и я сын цыганского барона.

— Для меня это не очень понятно, — сказала дама. — Барон — это аристократический титул. Но цыганский барон?

Ромиль попытался объяснить статус своей семьи. Подумав, добавил, что он пока не унаследовал титул, но уже сейчас обладает вполне приличным состоянием.

— Что ж, — сказала миссис Хансфорд. — Я ожидала увидеть нечто простое… афериста или жиголо. Но вы, мистер Максименко, ни то ни другое. И это только осложняет дело, потому что и от афериста, и от жиголо я бы откупилась деньгами. Послушайте меня и постарайтесь понять, что я желаю своей девочке счастья. Ее родители… так получилось, что воспитывала Патрисию я. Она наследница большого состояния, и это не просто деньги. Это место в обществе. Статус. Ответственность за людей, за свои земли и предприятия, за школы и больницы. Да, мы богаты, но это отнюдь не означает, что наши дети ведут праздное существование. Штат — как большой корабль и нужно прокладывать курс и удерживаться на нем в любой шторм. Если вас приучали к мысли об ответственности, вы понимаете, о чем я говорю.

Ромиль кивнул, и миссис Хансфорд продолжила: