Джон Гришэм - Адвокат Страница 22

Рудольф очень хотел, чтобы я остался, но вовсе не из дружеского ко мне расположения. Отдел антитрестовского законодательства задыхался от обилия работы, постоянно растущие объемы требовали усилий по крайней мере двух старших сотрудников с не меньшим, чем у меня, опытом. С точки зрения интересов дела время для ухода я выбрал не самое подходящее. Но меня это не беспокоило: в фирме работают восемьсот юристов, так что для руководства не составит особого труда найти свежее пушечное мясо.

Год назад мои подбивки принесли фирме чуть меньше семисот пятидесяти тысяч долларов — вот почему я удостоился высочайшей милости быть приглашенным к завтраку и сидел за столом, выслушивая планы, разработанные в экстренном порядке.

Мы начали составлять список неотложных дел, когда за соседний столик уселся Брэйден Ченс. Моего присутствия в святая святых он поначалу не заметил. Вокруг поодиночке завтракали компаньонов десять, большинство — уткнувшись в утреннюю газету. Я старался не смотреть в сторону Ченса, и все-таки наши взгляды встретились.

— Доброе утро, Брэйден! — Мой громкий голос заставил его вздрогнуть, а Рудольфа повернуть голову.

Ченс молча кивнул и быстрым движением сунул в рот кусочек тоста.

— Ты знаком с ним? — тихо спросил Рудольф.

— Встречались.

Однажды Ченс потребовал, чтобы я назвал имя своего руководителя. Теперь стало ясно: никаких жалоб от него к Рудольфу не поступало.

— Дерьмо, — еще тише произнес мой босс.

Похоже, насчет этой личности разногласий в фирме нет.

Мы занялись следующей страницей списка, и Рудольф выбросил Ченса из головы. Чересчур много накопилось неоконченной работы.

Зато у меня в мозгах Брэйден подзадержался. Вот он — мягкий, вежливый, с очень светлой кожей, тонкими чертами лица, изысканными манерами. Он осматривает склады, пачкает холеные руки, проверяя, насколько тщательно выполнена работа? О нет! Я вспомнил запретный файл с делом о выселении. Естественно, сам Ченс никогда такими вещами не занимался, возлагал на помощников. Пока какой-нибудь Гектор Палма возился в грязи, Ченс из офиса осуществлял общее руководство. В его обязанности компаньона входили партия в гольф и хороший обед с коллегами из «Ривер оукс».

Наверное, он даже не знал, кого выселяет со склада. Зачем? Ведь это всего лишь наглые захватчики — безликие, безымянные, бездомные. Ченс не помогал полиции выбрасывать на улицу нищенские пожитки обитателей вслед за их владельцами. А Гектор вполне мог наблюдать это.

Но если Ченсу действительно не были известны имена семейства Бертон, то, следовательно, не мог он и установить связь между выселением и его гибелью. Хотя сейчас, может быть, кто-то и рассказал ему. Так знает или не знает?

На вопрос должен был ответить Гектор Палма — и очень скоро. Сегодня среда, я ухожу в пятницу.

К восьми Рудольф расправился с завтраком, как раз чтобы успеть дойти до кабинета, где ждали важные клиенты.

Я вернулся к себе и раскрыл «Вашингтон пост». В глаза бросился снимок: пять гробов перед алтарем. Под снимком шел текст с подробным описанием церемонии в храме и марша к Капитолийскому холму.

Редакционная статья с чувством и талантом призывала нас, то есть тех, кто имеет вдоволь хорошей еды и прочную крышу над головой, отложить дела и задуматься о людях вроде Лонти Бертон, живущих с нами в одном городе. Они никуда не уйдут, предупреждала статья. Их нельзя вымести с улиц, запихнуть в тайники. Они живут в брошенных машинах, в аварийных зданиях, замерзают в самодельных палатках, ночуют на скамьях в парках, почти не надеясь отыскать свободные койки в переполненных и порой опасных для жизни приютах. И тем не менее они являются частью нашего общества. Если не прийти им на помощь, количество их возрастет стократ, и они будут умирать прямо на наших глазах.

Я вырезал статью из газеты и спрятал в бумажник.

Через знакомых среди вспомогательного персонала я установил контакт с Гектором Палмой. Спускаться на его этаж было неразумно: поблизости наверняка околачивался Ченс.

Мы встретились в библиотеке на третьем этаже, между книжными стеллажами, вдали от объективов телекамер и людских ушей. Нервы у парня были напряжены до предела.

— Ты положил мне папку на стол? — прямо спросил я, не желая тратить драгоценное время на разговоры вокруг да около.

— Какую папку? — Палма настороженно оглянулся, словно за нами охотились наемные убийцы.

— «Ривер оукс», дело о выселении. Ведь ты же им занимался, разве нет?

Он не знал, как много мне известно. Или мало.

— Да.

— Где основной материал?

Палма снял с полки книгу, раскрыл. Ни дать ни взять двое заняты профессиональной беседой.

— Все папки с делами хранятся у Ченса.

— В его кабинете?

— Стеллаж заперт.

Мы говорили шепотом. Хотя лично мне наша встреча ничем не грозила, пару раз я тоже взглянул по сторонам.

Внимательный человек скоро учуял бы запах жареного.

— Что за материал в деле?

— Грязь.

— Расскажи мне о ней.

— У меня жена и четверо детей, я не собираюсь терять свою работу.

— Положись на мое слово.

— Ты уходишь. Какая тебе разница? — Палма поставил книгу на полку.

Его осведомленность меня не удивила: новости у нас распространялись быстро. Всегда хотел узнать, кто более активный разносчик сплетен: юрист или его секретарша? Пока выходило — помощник.

— Зачем ты положил папку мне на стол?

Палма дрожащей рукой потянулся за другим изданием.

— Не понимаю, о чем речь.

Зашелестели страницы. Водворив том на место, Палма двинулся вдоль стеллажа. Я последовал за ним, уверенный, что убийцы отдыхают. Палма раскрыл третий фолиант, явно ждал продолжения разговора.

— Мне нужно досье, — сказал я.

— У меня его нет.

— Как его достать?

— Украсть.

— Отлично. Где ключ?

Несколько секунд он изучал мое лицо, пытаясь угадать, насколько я серьезен.

— Ключа у меня нет.

— Откуда в таком случае взялся список имен?

— Понятия не имею, что за список.

— Имеешь, имеешь. Ты сам положил мне на стол.

— Прости, но у тебя не все дома. — Развернувшись, Палма зашагал прочь.

Я было подумал, что он остановится, но нет. Миновав ряды стеллажей, пустые столы и стойку дежурной, Палма покинул библиотеку.

Независимо от того, что расслышал в моих словах Рудольф, я не провел последние дни на фирме в кропотливых трудах. Наоборот. Заперевшись в кабинете, я высыпал из ящиков на стол накопленный мусор, уселся, оглядел стены и с удовольствием подумал о сожженных мостах. Утреннее напряжение отпустило. К черту рабский труд и хронометраж. К черту восьмидесятичасовую рабочую неделю. Пусть мои тщеславные коллеги просиживают в своих офисах хоть по восемьдесят пять часов. К черту компаньонов — этих покрытых ровным загаром патриархов.

Я позвонил Мордехаю и заявил, что принимаю его предложение. Рассмеявшись, он заверил, что найдет способ регулярно выплачивать мне жалованье. К работе я должен приступить в понедельник, но будет неплохо, если накануне он кратко объяснит мне специфику предприятия.

Я окинул мысленным взором контору на Четырнадцатой улице. Интересно, какая из пустующих каморок достанется мне? Впрочем, не важно.

Во второй половине дня пришлось принимать прощальные напутствия, более смахивающие на соболезнования, от друзей и коллег, убежденных, что несчастный повредился в уме.

Я без обид перенес процедуру. Смирение — удел святых.

Около шести вечера я вернулся домой. Клер ждала меня.

Кухонный стол был покрыт исписанной бумагой и компьютерными распечатками. Калькулятор лежал на подоконнике.

Подготовилась она неплохо. На этот раз в засаду угодил я.

— Думаю, нам необходимо развестись, — учтивым голосом сообщила Клер. — Причина: полная несовместимость характеров. Мы не ссоримся, не тычем друг в друга пальцами. Может быть, поэтому нам никак не удается выговорить: наш брак рухнул.

Играть в изумление не имело смысла — она все решила, мои возражения бесполезны. Я любезно, в тон ей, ответил:

— Конечно.

Надеюсь, согласие прозвучало достаточно искренне. Позволив себе наконец роскошь быть откровенным, я повеселел. Настораживало одно: похоже, ей развод был нужнее, чем мне.

Желая бесповоротно утвердиться в роли лидера, Клер известила меня о встрече с Жаклин Хьюм, убежденная, что имя поразит меня как из пушки.

Действительно, специалистка по бракоразводным делам Славилась умением схватить бедного супруга за причинное место, причем с вывертом.

— Зачем тебе адвокат? — полюбопытствовал я.

— Чтобы быть защищенной.

— Боишься нечестной игры?

— Ты юрист. Вот и мне понадобился юрист, только и всего.