Фобия - Елена Тихонова Страница 22

– Только отпускать уже было некого, они, там, на улице, даже не знали, что Руслан всех убил и сидит один в запертом классе. Я пока была жива, но ненадолго. Думаю, он считал, что я тоже мертва. Жар внутри меня расползался, как огонь в осеннем лесу. По идее, я не должна была дожить до больницы. Но мне повезло второй раз. Можно сказать, я родилась в рубашке. Я снова потеряла сознание. Но перед этим я видела, как Руслан сел на пол и попытался сунуть себе дуло в рот. Потом я услышала крики, после чего в класс ворвались спецназовцы, и отключилась. Думала, что умерла.

Женя рядом охнула.

– После я очнулась уже в больнице. Вся перебинтованная, едва могла двигаться и говорить. Полиция сообщила мне, что парень выжил, несмотря на серьезное ранение, как и я. Но был в коме.

– А дети?

Вика покачала головой.

– Никто не выжил, кроме нас двоих. Мне повезло, пуля прошла навылет, не задев сердца. А вот внутренние органы пострадали сильнее, я долгое время провела в больнице.

– За что он тебя так?

– Из-за оценки. Он был медалистом. Но в последний год решил, что ему все сойдет с рук и его дотянут. Моя оценка была объективной. Но они начали напирать, он, его отец, директор… Первые предлагали деньги, угрожали. Вторая уговаривала. Я предложила сделать переэкзаменовку, если на это пойдет директор, но она уперлась рогами, как говорится, велела не тянуть парня назад и поставить ему требуемую оценку. Руслан не сумел поступить, куда ему хотелось, отправился в армию.

– А армия, как известно, из кружочков делает квадратики, – кивнула Женя. – Мой брат служил, рассказывал о дедовщине, избиениях.

– Да, его тоже били. Умный мальчишка из небогатой семьи, он похудел килограмм на двадцать, месяц провалялся в госпитале после избиения, после чего решил сбежать. Прихватил и оружие.

– Неужели он во всех своих бедах винил только тебя?

– Именно. Ведь легче винить кого-то, а не себя. Но этим все не закончилось. Когда я вышла из больницы, спустя два месяца, у меня никак не хотели срастаться ребра в том месте, где он ударил сапогом, оказалось, что на меня завели дело по сто десятой статье.

– Доведение до самоубийства? – удивленно вскинула брови Женя. – Но ведь он выжил, разве нет?

– Да, но отец его сильно постарался. Мальчишку еще ждали обвинения в убийстве семерых, попытке убийства, самовольный уход из гарнизона, кража оружия. Но он был в коме, а я вроде как в порядке. Хотели наказать хоть кого-то за гибель детей. Руслану грозил пожизненный, а мне – до десяти лет без права преподавать. Мое дело замяли, поскольку состава преступления так и не нашли, а из школы попросили по-хорошему уйти. Да я и сама не собиралась туда возвращаться. Первое время мне снились кошмары. Как я просыпаюсь вся в крови, а вокруг меня мертвецы. Не было даже мысли, что я сумею войти в тот класс, пропахший кровью и смертью. Я уволилась. Выходить на улицу перестала, потому, как в мою сторону сыпались угрозы со стороны родителей, чьи дети погибли, со стороны отца Руслана, не говоря уже о других посторонних, знавших об этом деле. Журналисты спали в моем подъезде и лезли к моим соседям, чтобы узнать еще что-нибудь, чем меня можно было зацепить. Меня в лицо стали узнавать, «спасибо большое» прессе и громкому процессу.

– Слышала о нем, от Вани, – неожиданно сказала Женя. – Шуму было ого-го. Но и подумать не могла, что ты и есть та самая училка. Прости, учительница.

Вика пожала плечами.

– Больше нет. Я начала ездить к психотерапевту, назначенному мне судом, чтобы привести в порядок нервы. Тогда я подсела на таблетки. Несмотря на них, я все еще боялась выходить из дома. Дом-такси-психотерапевт-дом.

– Но ведь прошло столько лет, все забылось, а ты до сих пор сидишь дома, – удивилась Женя. – Тебе не кажется, что пора вылезать из четырех стен? Жизнь-то продолжается. О том процессе, поди, все и забыли давно.

– Почти так и было. И через полгода работы моего личного «мозгоправа» я почувствовала, что могу поискать себе работу, чтобы не жить на государственные подачки и помощь мамы и сестры. Но тут я узнала, что Руслан вышел из комы. Он все еще оставался в больнице, но теперь над ним висел суд и пожизненное, и то, лишь в том случае, если его признают вменяемым.

– Убить столько людей, – покачала головой Женя. – Какая уж тут вменяемость.

– Дело еще в том, что когда он пытался выстрелить в себя, он повредил себе что-то в голове, многие считали, что он останется овощем. Все это я узнала от его отца, когда он вломился в мою квартиру с ножом.

Вика чуть отдернула кимоно на груди. Женя охнула. Вся грудь девушки была исполосована рубцами.

– Это лишь малая часть. Спина такая же, ноги, руки, но там почти не видно. Ранил вскользь. Он продержал меня полночи и часть следующего дня, резал, избивал, потом ел на моей кухне все, что находил в холодильнике. Пока в дверь не позвонила моя сестра, обеспокоенная, что я не отвечаю на телефон. В отличие от меня, она знала, что Семибратов вышел из комы, и волновалась, как я могу воспринять эту новость. Когда я не открыла, она вызвала наряд полиции. Она всегда была умнее меня. Обо всем догадалась. Я снова выжила, отца и сына посадили. Я сменила квартиру, переехала в другой район. Походы к психотерапевту стали, скорее, возможностью получить очередную порцию таблеток, чем настоящим лечением. Я в него больше не верила. Я замкнулась в своей квартире, не желая общаться ни с кем, кроме родных, не желая ходить по улицам, где неизвестно, что может произойти. Сколько еще родственников Руслана желают мне смерти и ходят с ножами за пазухой, в надежде встретить меня на улице? Я выжила после пулевых ранений, осталась жива после того, как просидела исполосованная ножом, голая и униженная, истекающая кровью. Сколько еще у меня было жизней в запасе, ведь я не кот. И я решила, что хватит.

– Удивительно.

– Что именно?

– Ты все еще адекватная после всего этого, а не лежишь в психушке, пуская слюни.

– После случая в школе, я тоже думала, что окажусь там.