Николай Станишевский - Цветы к сентябрю Страница 23

— Джина, — голос отца стал ровным и прозрачным, как и глаза. — Я что-то никак не пойму, ты перестала принимать таблетки?

— Да, — улыбнувшись, кивнула я. — Поверь, папа, они совершенно ни к чему. Я даже начала кое-что вспоминать и…

— И что? — резко перебил он. — Что ты вспомнила?

Я уже открыла рот, чтобы рассказать ему об этом, но что-то меня остановило. Что-то не понравилось мне в его интонации, в его интересе, который он так внезапно проявил.

— Да ничего особенного, — сказала я как можно более спокойным тоном.

— Вспомнила, какого цвета у меня была машина…

— А ещё? — карие глаза отца сузились.

— Больше ничего, — я опустила взгляд. — Правда, папа…

Похоже, мой ответ не особо его удовлетворил.

— Поразительное легкомыслие! — с притворной строгостью произнёс он. — Да, Джина, ты поступаешь, словно маленький ребёнок!

— Но, папа… — жалобно выдавила я.

— Ты перенесла серьёзную операцию! Когда врачи выписывали тебе эти лекарства, они знали, что делали!

Я уже начала жалеть, что вообще ему всё рассказала.

— И что теперь? Ты вообразила, что твоё плохое самочувствие связано с этими препаратами? А как же курс лечения? Скоро консилиум по твоей выписке, что произойдёт, если результаты анализов окажутся отрицательными? Что сейчас прикажешь делать? Идти к главному и просить, чтобы он тебе назначил новые, на твой взгляд, безобидные таблетки?

— Папа! — мои глаза широко распахнулись. — Папа, ты что — сумасшедший?

От этого слова он странно пригнулся.

— Ты считаешь, что я все рассказала для того, чтобы ты пошёл к главному врачу? Ты считаешь, что из-за этих чёртовых таблеток я не долечусь и останусь ненормальной? А ты? Ты сам после таких слов нормальный?

Он нервно потушил сигарету в цветочном горшке.

— Мне пора, Джина, — ворчливо бросил он. — Надо все хорошенько обдумать. Поверь, я очень беспокоюсь за тебя. Я не хочу потерять тебя после того, как только что нашёл. Правда, мне надо идти.

— Иди, — спокойно заметила я. — Только позвони, когда придёшь к какому-нибудь решению. Просто хотелось бы знать, что будет предпринято относительно моей судьбы.

— Да, — он нервно поднялся и принялся рассматривать носки своих ботинок. — Может, тебе что-нибудь нужно?

— Нет, спасибо, у меня все есть.

— Джина, — он медленно поднял глаза и посмотрел на меня печальным взглядом. — Ты не подумай, дочка, что я действительно хочу навредить. Просто мне надо найти оптимальное решение. Это очень важно для нас. И лучше мне сейчас побыть одному.

— Я все понимаю, — забравшись на кровать с ногами, я подтянула одеяло к подбородку. — И ничего не думаю. Так что, до завтра?

— До завтра, — он несколько раз кивнул и пошёл к входной двери.

— Папа, — окликнула я его уже на пороге.

Он вздрогнул и остановился.

— Что?

— Ты забыл меня поцеловать!

Он медленно повернулся и удивлённо переспросил:

— Что забыл?

— Поцеловать меня.

— Прости, пожалуйста, — он быстро подошёл ко мне и дотронулся губами до щеки. — Я, правда, очень расстроился, поэтому забыл это сделать.

— Нет, — в моем голосе появились повелительные нотки, и я сама этому удивилась.

— Что «нет»?

— Не так!

— Что «не так»?

— Я хочу, чтобы ты поцеловал меня не так.

Он отпрянул назад.

— Как ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал?

— В губы…

В комнате повисла тяжёлая пауза. Я сосредоточенно наблюдала за его лицом и видела на нем отражение целой гаммы чувств: недоумение, недоверие, желание, осторожность, отторжение…

— Нет, — нахмурив брови, произнёс он.

— Почему?

— Потому что ты — уже не ребёнок, Джина, это маленькую девочку ещё можно поцеловать в губки, а ты — уже взрослая женщина. В губы тебя должен целовать муж, а я — твой отец! Извини, мне действительно пора!

Он круто повернулся и вышел.

Вот и завершился ещё один его визит. Опять толком ни о чем не поговорили, вынесло меня с этими дурацкими таблетками! Он похоже, на самом деле сильно переживает, зря я ему все это рассказала.

Прошёл ещё один день моей печальной осенней жизни. И не принёс ничего нового из растворившихся в бездне воспоминаний. Хотя нет, сегодня для себя я твёрдо уяснила одну вещь — все мои домыслы относительно поведения отца были надуманы. Не скрою, иногда он действительно ведёт себя, как человек, который влюблён. Но сегодня я окончательно уверовала в то, что Николас — мой отец.

23 августа

Утром Полли разглядывала меня чересчур подозрительно. Когда она выдала таблетки, то не ушла, как обычно, а с напускным видом начала протирать туалетные полочки.

Неужели отец передал ей наш вчерашний разговор? Нет, этого не может быть, он никогда не пойдёт на такое, он не предаст меня!

Однако странно, откуда у меня такая уверенность?..

Ведь я абсолютно не знаю этого человека.

Нет, нет и ещё раз нет!

Пусть я действительно ничего не знаю, но я его чувствую! Чувствую по зову крови, ведь он — мой родной…

Полли вытерла несуществующую пыль, уселась напротив меня и завела разговор о всякой ерунде. Пришлось мне всё-таки проглотить эти проклятые таблетки. Увидев, как гримаса отвращения мимолётно исказила моё лицо, она удовлетворённо хрюкнула, и на её губах заиграла хитрая, довольная улыбка. Или мне это снова показалось?

— Сегодня беседовала с главным, — сиделка разгладила халат на коленях. — Он отметил, что ваши болевые приступы прекратились. Это даёт вам большой плюс, Джина.

— Должны же они были когда-нибудь прекратиться, — кивнула я. — Не всю жизнь им меня преследовать…

— Да уж, что верно, то верно, — Полли монотонно покачала головой. — Кстати, вы ничего больше не вспомнили из своей прошлой жизни?

Я почувствовала, что она начинает меня раздражать, и сама не могла объяснить, почему. Обычно мы с ней очень часто затрагивали эту тему, но сегодня всё было не так. Такое впечатление, что кто-то её подослал, что бы она разнюхала побольше.

Но кто это мог быть?

Только мой отец…

— Нет, — сухо ответила я. — Ничего я больше не вспомнила.

— Жаль, — разочарованно вздохнула Полли. — Я надеялась, что мы немного поболтаем…

— Извините, у меня сегодня нет настроения. Тем более, с минуты на минуту должен подъехать папа. Хочется, чтобы наша сегодняшняя встреча была более плодотворной, вчера мы так ни о чем и не поговорили.

— Понимаю, — мне показалось, что женщина скрипнула зубами. — Что ж, не буду мешать. А, может, всё-таки посидеть с вами до его прихода?

— Нет, — глухо выдавила я.

Полли демонстративно вытянула губы трубочкой, медленно встала и церемонно удалилась. Я забралась с ногами на кровать и уселась, обхватив колени руками.

Совпадение?

Очень может быть. Но…

Так уж сильно она хотела, чтобы я что-нибудь рассказала, прямо из кожи лезла…

Хотя возможно, что я вновь преувеличиваю. По-моему Полли — прекрасная, милая женщина, сколько времени мы провели ранее в наших беседах…

Но зачем она тогда контролировала, чтобы я проглотила таблетки? Или мне все это почудилось? Да-а, я становлюсь чересчур подозрительной. Надо что-то предпринимать…

Я выпрямилась на кровати, словно спинка стула. Откуда у меня появилась такая мысль, я так и не поняла, но она появилась! И в следующее мгновение я уже знала, что надо делать. Вскочив с кровати, как ошпаренная, я схватила пластмассовый стакан и, наполнив его под струёй воды из умывальника, махом осушила. Не успела первая порция воды достичь желудка, как я уже вливала следующую. В мгновение ока мой живот надулся, словно мыльный пузырь, а застоявшаяся вода плескалась там, где начинается горло.

Есть! Я удовлетворённо икнула и опрометью бросилась к унитазу. Засунув два пальца в рот, я напряглась так, что казалось, стенки кишечника вот-вот затрещат. Ничего, ничего, главное, что я окончательно освобожусь от этих гадких, постоянно ползающих туда-сюда муравьев…

Когда с промыванием желудка было покончено, я обессилено оперлась руками об унитаз и тоскливо подумала: «Успели эти таблетки раствориться и начали действовать или нет? Дай Бог, чтобы я не опоздала…».

Внезапно дневной свет померк. Появилось ощущение, что я падаю в липкую серую бездну.

«Субстанция», — мимолётно подумала я.

Падение затянулось, и я уже начала подумывать, что оно никогда не закончится. Я подняла голову и с тоской посмотрела наверх. Там маслянистая жидкость была не такой темной, и мне показалось, что сквозь неё просвечивают какие-то предметы. Напрягая зрение, я пыталась разглядеть их получше, но они были слишком далеко. Я уже хотела отвернуться, но неожиданно этот полупрозрачный слайд, эта негативно-серая, небрежно проявленная фотоплёнка САМА приблизилась ко мне. То, что было наверху, очутилось прямо перед глазами. И сквозь эту побледневшую оболочку субстанции, сквозь завесу печального осеннего дождя, я увидела дом. Маленький, уютный, двухэтажный домик, утопающий в зелени окружающих его деревьев. С красивой черепичной крышей и небольшими витыми балкончиками. Я поняла, что жила раньше в этом доме. Вместе со своим мужем.