Михаил Зайцев - Порча на смерть Страница 23

— Как обычно. — Женщина включила диктофон. — Игнат, наша редакция готова оплатить вам полное медицинское обследование. Мы готовы следить за вашим здоровьем. Когда вы в последний раз посещали врача?

— Давно. — Сергач выключил диктофон с лихостью шахматиста на блицтурнире, просчитавшего партию на много ходов вперед. — Удовлетворите любопытство смертника, скажите честно, вам, лично вам, не претит писать заказную статью для сатаниста, делать ему рекламу?

— Велиар не сатанист, он приверженец учения богомилов.

— Не слыхал о таком.

— Богомилы считают, что христианская Троица состоит из ипостасей Бога Отца, и Сына, и Сатаны, ибо Сатана до падения был Духом Святым.

— То бишь Велиар наравне с Богом Отцом и Сыном Его почитает и Сатану, да?.. Сатана для него подобен Богу, а вы говорите, он не сатанист. Неувязочка получается.

— Между прочим, реформатор Никон, инициатор церковного раскола тысяча шестьсот шестьдесят седьмого года, писал, я сама читала: «Заспорили Сатана с Богом, кому из них сотворить человека, и сотворил дьявол человека, а Бог вложил в него душу». Цитата точная, я про Никона пять лет собираю материалы для книги, между прочим... А-а-апчхи!..

— Будьте здоровы... Ладно, Нина, оставим теологические споры, включайте диктофон, как и обещал, готов ответить на все ваши вопросы.

Женщина торопливо ткнула пальцем в кнопку «Пуск», сдерживая новый чих, быстро спросила:

— Какую религию вы исповедуете?

— Язычник я...

— А-а-апчхи... Почему носите крестик?

Игнат одернул халат, спрятал от зорких глаз Нины крестильный крестик. Он носил его в память об отце. Копеечный крестик, несколько черно-белых фотографий, смутные детские воспоминания, фамилия с отчеством — вот и все, что досталось Игнату в наследство от отца.

— Крест есть древнейший символ Солнца, заимствованный христианами у нас, язычников. Нечистая Сила не боится иных символов, кроме как солнечных. Ношу крест в качестве оберега.

— Вы знакомы с Велиаром?

— Разве он вам сам не рассказал историю нашего знакомства, нет? Ну, тогда я расскажу. Мы вчера познакомились. Я мимо шел, дай, думаю, зайду на огонек к магу. Слыхал о нем много всего интересного, дай, думаю, познакомлюсь. Зашел, покалякали с Велиаром о том о сем, чайку попили и, мило попрощавшись, расстались.

— Он вас предупредил о Смертнице?

— А то как же? Разумеется, предупредил.

— И вы?

— И я принял соответствующие меры предосторожности, оказал себе срочную магическую помощь. Так что ежели не загнусь в ближайшем будущем, разрешаю вам написать о себе статью под названием «Прорицатель, победивший Смерть», договорились?

— Вы согласны на медицинское обследование?

— Не-а. Я чувствую себя прекрасно. Последний раз мучился острым респираторным заболеванием прошлой весной. Вылечился сам, изготовил соответствующий амулет...

— Чхи-и-и...

— Будьте здоровы. Хотите, я вам сварганю профилактический амулет, вдруг поможет от чиха?

— Благодарю.

— Благодарю — да, или благодарю — нет?

— Нет, вылечусь молитвой.

Игнат хлопнул по диктофону, выключил запись, улыбнулся Нине приторно-сладко, подмигнул, спросил ласково:

— Молитвой кому? Сатане?

— Вы забываетесь! — Женщина вспыхнула, змеиные глаза налились ядом, небрежно напомаженные губы сжались комочком, а тонкая куриная шея, наоборот, вытянулась.

— Забываюсь?! Хы-хы-ы-ха-а!.. — Игнат смеялся громко, раскатисто. — Ах-ха-а-ха!.. А ежели на меня таким образом начинает действовать обещанная Велиаром болезнь, а? Ха-ха... Начинаю забываться, вести себя, будто буйный сумасшедший... Велиар не уточнял, какая хворь сведет меня в могилу? А вдруг психическая? Вдруг в здоровом теле поселился больной дух?..

— Вы надо мной издеваетесь! — Нина вскочила, схватила диктофон со стола, нечаянно задела кофейную чашку, и та, слетев на пол, разбилась вдребезги.

— Не нужно посуду бить, она денег стоит. — Игнат соскользнул с табурета, загородил выход из кухни. — А теперь серьезно. Слушайте внимательно, Нина! Ежели, не дай бог, в вашей паршивой газетенке, наплевать в какой, появится моя фамилия, так и знайте — по судам затаскаю.

— Но вы...

— Да! Да, я обещал ответить на все ваши вопросы, и я ответил, разве не так? Но разрешения публиковать свои ответы я не даю, ясно? Про публикацию «Прорицатель, победивший Смерть» я пошутил. Я не желаю, чтобы мое имя фигурировало в одном контексте с кликухой Велиар. Ясно тебе?.. То есть вам...

— Как вы смеете так разговаривать с женщиной?!

Красные пятна на дряблых щеках Нины приобрели багровый оттенок, журналистка выпятила хилую грудь, вздернула острый подбородок.

— Как «так»? Нормально разговариваю, без мата, не пристаю, за коленки не хватаю...

— Пропустите меня, я ухожу!

— Уже? А может, еще кофейку дерябнем, а?

Игнат отступил к холодильнику. Нина прижала к плоскому животу сумку, диктофон и развернувшийся, словно флаг, липкий носовой платок. Она пронеслась мимо Игната фурией, ее синтетические одеяния трещали от микромолний, победивших антистатик, завитушки волос растрепались, преодолев сопротивление фиксирующего лака, запах чеснока, запаздывая, потянулся за нею шлейфом в прихожую.

— Вам бы, Нина, брать интервью у пациентов в больницах перед операциями, у вас бы хорошо получилось! — крикнул Игнат вдогонку журналистке, подумал секунду, открыл дверцу холодильника.

— А-пчхи!.. — донеслось из прихожей.

— Может, вы меня и гриппом еще заразили, а?! — Сергач крепко стиснул холодное горлышко бутылки, запрокинул голову, глотнул шампанского. — Ау! Нина! Вы слышите?! Я понял — Велиар послал вас заразить меня неизлечимой формой гриппа!..

Яростный хлопок входной двери и тихий дверцы холодильника совпали. Игнат, не спеша, вышел в прихожую. Срывая с вешалки шубу, женщина уронила на пол его куртку, смахнула ключи с полочки под зеркалом, выбегая, прошлась по мужской обуви, нарушив ее стройный ряд.

— Скатертью дорожка, — символически напутствовал акулу... нет, не акулу, гиену пера Игнат, глядя на закрывшуюся за нею дверь. — Сейчас приберусь и...

Взгляд Сергача сполз к дверной ручке и замер. Ручка-то, как доктор Архивариус прописал, — классической скобкой! В ванной тоже скобкой, но эта значительно лучше.

— Сейчас допью шампанское, вылечусь от сглаза и завалюсь обратно спать! — Игнат чокнулся бутылью с отражением в мутном зеркале, в три глотка допил «Цимлянское» и вкусно фыркнул.

9. Обреченный

Приснилась мама. Во сне мама была совсем молодая, а Игнат совсем-совсем маленьким, ребенком. Он плакал, ему было больно, и мама его утешала, обещала, что боль пройдет, скоро-скоро. Но боль усиливалась с каждым вздохом, боль терзала, мучила, МУчила, МУЧИла, МУЧИЛА...

Игнат проснулся от тупой, ноющей боли в почках. Пошевелился. Боль ощетинилась иголками. Игнат вздохнул поглубже. Два каменных ежа вместо почек раздулись, иглы их заострились, подросли. Игнат охнул, ойкнул и затих, глотая воздух маленькими порциями. Боль втянула иголки, съежилась...

Что такое здоровье? Это свобода от болевых уколов в теле, от страха перед этими уколами, ударами, таранами, волнами, взрывами... Укладываясь спать, Игнат машинально выключил лампу-ночник. Он выключал лампу тысячи раз, каждый раз перед сном выключал, не думая, как дотянуться до кнопки правой рукой и как при этом опереться о подушку левой. Боль заставила рассчитывать каждое микродвижение, она жестоко наказывала за поспешность и резкость, словно дрессировала, подчиняя себе. Скрипя зубами, Игнат медленно повернулся на бок, вытянул руку, застыл, переживая болевой импульс, потянулся к кнопке, медленно-медленно приподнялся на локте, вскрикнул... Свет!

Свет ударил в лицо, Игнат упал на подушку. Волны боли, разбегаясь от поясницы по всему телу, захлестнули, утопили сознание, смыли мысли... Волна, еще одна, девятый вал... отлив...

Миллиметр за миллиметром Игнат повернул голову. Трудно вертеть головой так, чтобы не беспокоить бдительную к малейшему движению туловища боль в почках. Скошенные глаза увидели наконец куцую стрелку на циферблате будильника. Меньшая из стрелок возле цифры 5.

Боль напала неожиданно, будто опытный диверсант. Она выбрала для нападения излюбленное диверсантами время суток между четырьмя и пятью часами утра.

Когда у маленького Сергача болели почки, мама согревала их, укутав поясницу колючим пуховым платком. Надо же, столько лет прошло, и он вспомнил неприятные ощущения от соприкосновения колючего платка с детской кожей, вспомнил про спасающее тепло.

Игнат поднимался с ложа страдания в три приема: опустил ноги на пол, поморщился, подышал, оттолкнулся руками, вскрикнул, выматерился, встал на ноги, пошатнулся, устоял. Шаг за шагом, вскрик за вскриком, Игнат дошел до ванной. Свет на пороге ванной комнаты зажигал поэтапно, выбирая оптимальную траекторию движения руки к выключателю.