Альфредо Конде - Тайна апостола Иакова Страница 23

— А ведь они покоятся в непосредственной близости друг от друга! — сказал себе комиссар.

Исследование, проведенное Софией Эстейро для написания докторской диссертации, казалось Андресу Салорио заслуживающим самого пристального внимания.

Ему всегда представлялось в высшей степени интересным и увлекательным узнавать о том, что ели и пили жители Компостелы, какими болезнями страдали, какого образа жизни придерживались, прежде чем упокоиться в земле; одновременно эти сведения служили для него источником бесчисленных гипотез, предположений, догадок и способом познания неведомой ему реальности.

При этом он подумал, что было бы интересно получить данные ДНК тех, кто захоронен в некрополе собора, и сравнить их с соответствующими данными современных обитателей Компостелы, чтобы определить, кто может считаться их истинными потомками, коренными жителями Компостелы, своего рода WASP на галисийский манер, настоящей белой костью, чем-то вроде новоявленных левитов. Ведь должна же на ком-то покоиться власть, которую Церковь умудряется удерживать в Галисии на протяжении многих веков. И это при том, что в душах большинства ее жителей церковные догмы никогда не находили должного отклика, о чем свидетельствует, например, тот факт, что галисийцы издавна не боялись открыто демонстрировать свое неверие в какого бы то ни было бога и всякий раз, когда их спрашивали о вероисповедании, отвечали: «Как мы можем верить в лживую религию, если не верим в истинную?»

Эулохия прервала размышления комиссара, принявшие совершенно неинтересное для нее направление, сухо сказав:

— Да, думаю, тема диссертации любопытна, хотя не знаю, для кого.

Комиссар порадовался, что не высказал вслух свои последние мысли, и внимательно взглянул на лицо Эулохии. Оно было очень красивым. А в свете, исходившем от экрана телевизора, который, подобно идолу, занимал почетное место в супружеской спальне, еще и очень соблазнительным. Пока он в восхищении ее разглядывал, она попыталась угадать, какой эффект произвела на ее возлюбленного вскользь брошенная ею пренебрежительная фраза. Однако Андрес оставался невозмутимым. Это заставило ее сменить тон.

— Возможно, достоинство диссертации состоит в разработке методики определения болезней, — скорректировала она свое предыдущее высказывание.

Комиссар же продолжал размышлять о захоронениях. Он вспомнил, что именно Теодомиро в самом начале VIII века обнаружил могилу апостола Иакова. Поэтому пребывание на земле покоящихся в соборном некрополе мертвецов датируется как раз этим и последующим периодом.

«Но скорее всего, не позднее одиннадцатого-двенадцатого веков», — предположил комиссар, вспомнив, что где-то встречал такие данные.

Однако ему и в голову не пришло делиться этими скучными фактами со своей подругой, которую интересовало совсем иное. Поэтому он вновь вернулся к допросу Клары.

Эулохию обычно утомляли его многочисленные отступления от темы, но он был не в силах совсем от них отказаться. Поэтому он старался чередовать свои собственные оценки ситуации с изложением мнения Клары, полицейских и бог знает кого еще. Он был абсолютно убежден, что именно в этакой вальяжной риторической разбросанности рассуждений и состоит главный секрет хорошего рассказчика.

Помимо всего прочего, такой способ изложения фактов позволял ему взглянуть на события под новым углом зрения, способствующим лучшему пониманию истинного положения дел, отсеять ненужное, отделить зерна от плевел и в конечном счете найти решения, к которым он вряд ли смог бы прийти иным путем.

Облечение мыслей в слова всегда было для него чрезвычайно важным фактором познания истины. Оно позволяло ему вынести проблему, которую ставило перед ним то или иное расследование, за рамки своего я, как бы отделить ее от себя, удалив на расстояние, необходимое для того, чтобы объективно ее оценить. Поэтому он всегда предпочитал излагать свои мысли кому-нибудь другому. Таким образом, рассказываемая история становилась собственностью другого человека, и, удалив ее на должное расстояние, он отстраненно и беспристрастно мог судить об ее истинных и ложных моментах, принимая или отвергая их, ибо они уже перестали быть частью его я и ему было не так больно обманываться.

Как сообщила Клара дознавателям, которые, в свою очередь, в дальнейшем доложили обо всем комиссару, если она правильно поняла суть разговора, который вечером накануне произошедших событий слышала урывками, София совершила ошеломляющее открытие, превосходящее по важности то, что в свое время сделал епископ Теодомиро, но какое именно, Клара понятия не имела. Зато она хорошо помнит, какой суровый оборот принял разговор с Каррейрой, стоило Софии об этом упомянуть. К сожалению, видимо услышав, что она пришла, они резко сбавили тон беседы и она не смогла больше ничего разобрать.

Однако она хорошо помнит, что именно упоминание об этом открытии явилось причиной жаркой дискуссии, развернувшейся между автором диссертации и ее руководителем. Об открытии чего-то очень важного. В чем состояла эта важность? На этом интереснейшем месте история, которую мог поведать своей возлюбленной Андрес, по крайней мере на данный момент, обрывалась.

То, что Клара рассказала полиции, было очень похоже на правду, и у дознавателей не было никаких оснований не доверять ее словам. Она действительно не знала, в чем именно состояло столь важное открытие.

Но вот что Клара поняла очень хорошо: между исследовательницей и ее руководителем разгорелась нешуточная борьба относительно того, кому из них должна принадлежать честь этого открытия. И ей стало так неловко оттого, что она оказалась невольной свидетельницей излишне ожесточенного спора, что она предпочла больше их не слушать; и она сделала то, что сделала: заявила о своем присутствии. Комиссар дважды повторил эту мысль, словно повторение могло ему чем-то помочь. Возможно, так оно и было. Но все же было в этом нечто, что не вписывалось в логику произошедшего. Может быть, следовало еще несколько раз повторить все вслух, чтобы нащупать хоть какую-то зацепку? Однако Андрес предпочел продолжить свой рассказ.

Во время беседы с дознавателями Клара настаивала на том, что, если бы она хоть на мгновение могла предположить, что этот разговор и упоминаемые в нем результаты исследования обладают такой важностью, что могут повлечь за собой необратимые последствия в виде смерти, она бы ни за что не вмешалась в спор.

Когда Клара отдала себе отчет в том, что только что, по существу, высказала обвинение в убийстве, она задумалась и постаралась, как могла, исправить положение.

— Разумеется, то, что я только что сказала, нельзя рассматривать иначе как гипотезу, красивую, но всего лишь рабочую гипотезу, — сказала она со слабой улыбкой; затем добавила уже более решительно: — Спор был ожесточенным. Это правда. Доктор Каррейра говорил Софии, что без него она никогда не пришла бы к подобным заключениям, что заслуга открытия во многом принадлежит ему; что это он направил ее работу в нужное русло, вел по верному пути и предоставил ей все материальные средства, необходимые для получения столь важных результатов; именно он разработал методику исследования, которой она пользовалась в своей работе и благодаря которой осуществила свои открытия; в общем, без него она не смогла бы сделать решительно ничего: не только обнаружить что-то мало-мальски значительное, но и вообще хоть какое-то исследование провести, — заключила Клара, оставляя за слушателями право на любые выводы. Потом продолжила свой рассказ, но уже совсем в другом ключе. По крайней мере, так доложили Андресу его подчиненные.

Комиссар подумал, что, возможно, в эту минуту Клара вспомнила о какой-нибудь реплике, которая ее неприятно удивила. Ему представлялось весьма вероятным, что в минуту крайнего раздражения Каррейра мог спросить Софию, не считает ли та, что оплатила свой долг предоставлением сексуальных услуг.

Дело в том, что с этого момента Клара, словно пытаясь отвлечься от неприятного воспоминания, начала очень подробно рассказывать полицейским, как в тот день она вернулась домой, рассчитывая на обычную легкую болтовню с приятельницей, но, увидев, что во всей просторной квартире горит свет и услышав доносившийся из гостиной разговор на повышенных тонах, сначала решила незаметно пройти в свою спальню и, благоразумно оставив приоткрытой дверь, послушать, о чем эти двое так ожесточенно спорят.

Теперь она очень жалела о том, что в конце концов все-таки прервала жаркие дебаты, но сделала она это исключительно потому, что, как ей показалось, спор принимал уже нешуточный оборот.

«В общем, сказка про белого бычка», — подумал Салорио; однако вслух ничего не сказал.

— Томе Каррейра — это человек… — продолжил было свой рассказ комиссар; однако он все ближе придвигался к Эулохии. Многообещающая характеристика Каррейры так и осталась незавершенной.