Питер Бенчли - Бездна Страница 24

– Я не желаю больше видеть этого. Гейл встала и прошла в ванную комнату. Сандерс поставил коробку себе на колени и вынул из нее куклу. Она была сделана на скорую руку – кусок полотна, набитый соломой, но назначение ее было совершенно понятно: волосы на голове куклы были человеческие, точно такого же цвета, как у Гейл. Ее шрам после удаления аппендикса был прошит справа от серебряной пуговицы, представлявшей пуп. Кроме того, в нижней части туловища были воспроизведены шесть красных полос в таком же виде, как они были нарисованы на теле Гейл. Но полосы на теле куклы были прорезаны ножом, а из отверстий вылезали клочья красного и синего хлопка.

Сандерс оцепенел. У него похолодели пальцы, во рту пересохло, как будто его набили ватой. Никогда в жизни Сандерс не испытывал чувства страха, подобного этому. Угрозы в свой адрес он еще мог бы выдержать, но это было за пределами его самообладания, на что и рассчитывал, по всей вероятности, Клоше. В ванной полилась вода.

– Это кровь, – крикнула Гейл, – она легко смывается.

– Ты думаешь, они действительно... – начал было Сандерс.

– Что?

– Ничего. – Сандерс швырнул куклу через всю комнату. Он подошел к телефону и, когда ответил оператор в отеле, сказал: – Дайте мне Пан-Американ, пожалуйста.

Гейл вышла из ванной комнаты. Ее волосы были уже причесаны, и в руке она держала стакан с виски.

– Это должно помочь, – сказала она. – Это...

Она замолчала, увидев, что Сандерс держит в руке телефонную трубку.

– Но послушайте... – произнес Сандерс в трубку. – Да, благодарю. – Он повесил трубку.

– Что ты делаешь?

– Пытаюсь вытащить нас отсюда, черт подери. Авиалинии закрыты до девяти утра.

– Ты хочешь сказать, домой?

– Ты абсолютно права.

– Но он будет нас преследовать.

– Пусть попробует.

– Со мной все в порядке. – Она заметила, что рука со стаканом виски трясется, и засмеялась. – Я буду в полном порядке.

Сандерс помолчал.

– Вряд ли они шутят, верно?

– Это уж точно.

– Тогда о чем спорить? Не стоит рисковать, если есть хотя бы мельчайший риск, что кто-то действительно собирается выпустить тебе кишки. Трис сказал: мы здесь на отдыхе, у нас медовый месяц, черт подери. Мы приехали сюда не для того, чтобы быть убитыми каким-то маньяком.

– Но ты тревожишься не за нас обоих, не так ли? Это из-за меня?

– Да нет...

– Ты думаешь, что о себе ты и сам можешь позаботиться? – Сандерс молчал, и Гейл продолжила: – Не беспокойся обо мне. Мы не можем провести всю отпущенную нам жизнь в постоянном страхе. Кроме того, мы должны остановить Клоше до того, как он завладел этими наркотиками. Он будет использовать их, чтобы разрушать жизни людей, убивать невинных. Ему-то нет до этого дела, ну а мне это небезразлично. Я собираюсь сделать то, что должна была сделать с самого начала: обратиться в правительство. Я должна это сделать.

– Что ты имеешь в виду? Трис сказал тебе: из этого ничего хорошего не выйдет.

– Может быть, и нет, но я не могу бросить это просто так. – Ее рука все еще дрожала, но на лице появилось выражение суровой решительности. – Это не тебя они бросили на кровать, не твое тело они разрисовали. Я остаюсь, по крайней мере до тех пор, пока не поговорю с правительством.

Сандерс отвернулся.

Гейл подошла к нему и коснулась его лица. Он обнял ее и поцеловал в лоб.

– Что вы нашли сегодня ночью? – спросила она, прижимаясь головой к его груди.

– Ампулы. Коробки с этой гадостью. Они там есть, это без сомнения.

– А другие испанские вещи?

– Серебряная монета и золотой медальон.

– Что думает об этих вещах Трис?

– Он считает, там мог затонуть еще один корабль. Под “Голиафом”.

Сандерс повторил свою беседу с Трисом, и, пока он говорил, к нему вернулся энтузиазм, который он чувствовал на лодке.

Наблюдая за ним, видя его возбуждение при мысли о найденных сокровищах, его радость от познания новых сведений об испанских кораблях, Гейл почувствовала, что и ей хочется улыбаться. Но все равно, хоть краешком глаза, она время от времени видела эту ужасную куклу.

Трис выглядел усталым, глаза покраснели, кожа под ними припухла и покрылась морщинами. Он казался подавленным. Трис провел Сандерсов в кухню, где, свернувшись клубком, у плиты лежала собака, время от времени облизывая повязку, наложенную на ее бок. На кухонном столе возвышалась аккуратная стопка бумаг, частью старых и пожелтевших, частью – фотокопий.

Гейл рассказала Трису о визите парней Клоше и показала куклу.

– Он пытался напугать вас, – сказал Трис, – показать, что он всемогущ. Конечно, он нисколько бы не задумался, если бы нужно было убить вас... Но в данный момент это не решило бы ни одной из стоящих перед ним задач. Все это было затеяно для того, чтобы привести вас в смятение. Но если когда-нибудь он решит для себя, что вы действительно не согласитесь с ним сотрудничать, то берегитесь. Этот подонок перережет вам глотки, прежде чем поздоровается.

– Мы уже почти решились уехать, – сообщил Сандерс.

Трис кивнул.

– Вряд ли он будет разыскивать вас в Нью-Йорке.

– Вряд ли? – спросил Сандерс. – Вы думаете, он говорил серьезно, что будет преследовать нас и в Нью-Йорке?

– Ему не потребуется выслеживать вас. Достаточно будет и телефонного звонка. Он мстительный, мерзавец, и везде имеет хорошие связи. Но, несомненно, там вы будете куда в большей безопасности.

У Сандерса вдруг закружилась голова. Ему никогда не приходило в голову, что их могут преследовать. На что это будет похоже, если в Нью-Йорке, выходя из дома, каждый раз они будут опасаться, что кто-то притаился поблизости и собирается убить их, если придется тревожиться всякий раз, как Гейл останется одна! Он сказал сердито:

– О боже, что плохого мы ему сделали?

– К сожалению, это не имеет значения, – откликнулся Трис. – Мне жаль, я не должен был вовлекать вас. Но все-таки есть шанс, что он не будет преследовать вас, если вы покинете остров.

Гейл возразила:

– Мне кажется, что, наоборот, мы будем безопаснее чувствовать себя здесь, по крайней мере до тех пор, пока он надеется, что мы ему поможем. – Она обернулась к Сандерсу: – Ты прав. Я должна была им немного приврать.

– Сдается мне, что вы пока не пришли к окончательному решению, – заметил Трис. – Перед этим вам было бы полезно услышать, что я обнаружил в последнюю ночь или, точнее сказать, сегодня утром. Думаю, теперь я знаю, как корабль очутился под “Голиафом”.

– Вы нашли Е. F.! – воскликнул Сандерс.

– Нет. – Трис указал на бумаги на столе. – Это только начало, но и здесь я наткнулся на пару следов. Помните, мы говорили о той флотилии 1715 года?

– Конечно.

– Эти следы могут иметь что-то общее с этой флотилией. Попытайтесь следовать за моей мыслью. – Он выбрал из пачки один документ. – Флотилия 1715 года шла под командованием генерала по имени дон Хуан Эстебан де Юбилья. Он хотел направить свои паруса в Испанию осенью 1714 года, но возникла некоторая задержка, как это всегда случается. Корабли поздно вернулись с Дальнего Востока, это были галеоны с Манилы, перевозившие фарфор, слоновую кость, нефрит, шелк, специи и прочие товары такого же класса. Он больше года ждал в Веракрусе, пока доставят груз, пронесут его через джунгли и погрузят на корабли. Он вышел в направлении Гаваны, где все флотилии собрались для завершения последних приготовлений. В Гаване возникли новые задержки: следовало отремонтировать суда, добавить некоторые грузы, оформить декларации. Так прошла ранняя весна 1715 года, затем поздняя весна, затем и раннее лето. И вот уже была середина июня. Юбилья, вероятно, был взбешен.

– Почему? – спросила Гейл.

– Ураганы. В Вест-Индии есть такая поговорка: июнь – слишком скоро; июль – жди; август – должен прийти; сентябрь – помни; октябрь – конец. Ураган – это худшее, что могло случиться с одной из этих флотилий. Корабли неповоротливы. Они не могли развернуться больше чем на девяносто градусов к ветру, поэтому при сильном бризе оказывались беспомощными. Они вечно были перегружены, древесина корпуса заражена червем и большей частью гнила и протекала. Так или иначе, пока Юбилья ждал, к нему приблизился некто по имени Даре, владелец корабля, который когда-то был французским, но теперь ходил под испанским флагом и имел испанское название – “Эль Грифон”. Даре хотел присоединиться к флотилии, на что у него были чертовски веские причины: в его декларацию были включены более пятидесяти тысяч долларов в золоте и серебре, и если бы он плыл один, из Флориды его не выпустили бы. Пираты с Ямайки схватили бы его. У них везде были шпионы, и они точно знали, когда он должен выйти в море. Но Юбилья ему отказал. Он и так сходил с ума из-за всех этих задержек и из-за погоды, а поэтому ему не нужна была лишняя головная боль – брать под опеку еще одно судно; десяти кораблей было более чем достаточно. Даре настаивал, он намекал, что с его грузом не все так просто и что далеко не все содержится в декларации. Юбилья и слушать не хотел.