Франк Тилье - Переломы Страница 24

— Какие фотографии, черт возьми?

Вздох.

— Во всяком случае, не бойтесь, пытать вас я не буду. Применение силы, физических пыток — это паршивая методика, она ни к чему не приводит.

— Кто вы такой?

Тень не двигается, голос звучит невероятно спокойно:

— Ограничьтесь повиновением. Тогда вы будете меньше мучиться.

Силуэт удаляется, но свет остается включенным. Прижавшийся к решетке пленник выкрикивает оскорбления. Тогда слева, откуда-то из глубины, раздаются жуткие вопли. Вой, словно доносящийся издалека. Два голоса, потом три, все сразу. Другие люди, заточенные в чреве земли.

Далеко слева Александр различает бледные отсветы. Это другие камеры, которые осветили, так же как и его собственную.

— Кто вы? Ответьте! Ответьте! Чего он хочет от нас?

Крики стихают. Тишина. Жуткая тишина. И ледяной воздух, обжигающий каждый квадратный сантиметр кожи.

О боже, сколько же их тут?

Воспаленные глаза Александра с трудом различают конверт, просунутый сквозь прутья решетки. Он осторожно берет его, возвращается к желобу, садится спиной к входу и вскрывает конверт.

В нем лежат письмо и авторучка.

Александр разворачивает бумагу, он не понимает, отчего дрожат его пальцы — от холода или от страха.

Никогда еще ему не доводилось читать такие ужасные вещи. Это не укладывается в голове.

Этот тип — самый страшный из всех безумцев, когда-либо живших на земле.

Александр кидает ручку об стену.

— Я в жизни не подпишу этого, идиот поганый! Пошел ты в задницу!

26

Среди ночи Люк Грэхем внезапно просыпается в своей запертой спальне.

Он знает. Он знает, где видел больного кататонией.

Зажигая по дороге все лампы, он бросается на второй этаж. От страха, что из-за любой двери может выскочить человек в капюшоне, у него перехватывает дыхание.

Вооружившись крюком, психиатр открывает люк, ведущий на чердак, и тянет за шнур, привязанный к выдвижной лестнице. Она резко вываливается и чуть не разбивает ему голову. Так и не починил. Черт, совсем забыл.

Вооружившись фонарем, Люк карабкается по лестнице, с каждой ступенькой он все больше отдаляется от настоящего и погружается в минувшие годы. Он колеблется, замедляет движения, но не отступает. Под конец он подтягивается на руках и падает на толстый слой стекловаты. Этого небольшого усилия достаточно, чтобы начать задыхаться. Курево, мало упражнений, все вместе. Раньше он три раза в неделю бегал по пляжу.

Раньше…

Под крышей свистит ветер, свет фонаря уместен здесь так же, как в открытом спустя много лет гробу. Судя по всему, скоро пойдет дождь. Люк медленно встает, ноги дрожат, он с трудом удерживает равновесие. Дело не в том, что у него кружится голова… Нет, дело в неустанно преследующих его лицах. И в этом человеке в капюшоне…

Все кажется мертвым. За долгие годы пыль толстым слоем покрыла старую посуду, чемоданы, забитые елочными гирляндами, старыми бесполезными украшениями, которые бережно хранила Анна. Она была как муравей. «Когда-нибудь детям это пригодится…»

Когда-нибудь…

Люк опускает фонарь. Идти по этому чердаку — то же самое, что возвращаться к истокам. Любой может прочесть здесь историю его семьи.

Под ногами то и дело попадаются старые бутылки. После трагедии он пил даже тут, на чердаке. Виски, водка — годилось все. В одной бутылке еще осталось немного джина.

Люк с трудом пробирается к коробкам, нагроможденным под двумя толстыми балками. Он смотрит прямо перед собой, избегая поворачиваться влево, потому что там, как он помнит, лежат игрушки. Мешки с куклами, маскарадными костюмами, машинками, фигурками могучих рейнджеров и суперменов… По мере того как он продвигается, головы кукол поворачиваются в его сторону, открываются пластмассовые глаза, пальцы тычут в него, изо ртов вырывается крик. Люк начинает задыхаться и пригибается. Время остановилось, ему остается только страдать.

Когда к Люку возвращается способность видеть свет, когда он снова оказывается в коридоре второго этажа, он с трудом может понять, сколько времени провел наверху, но стрелки часов явно сдвинулись с места. Час ночи.

С помощью крюка он убирает лестницу, дверца захлопывается с сухим щелчком.

Люк держит в руках тяжелую картонную коробку, еще четыре коробки стоят у его ног.

Источник его наваждений, его кошмаров. Газеты, полные сообщений о дорожных авариях.

Он спускается в гостиную.

Впервые за четыре года он выпивает стакан джина и делает это так поспешно, что жидкость течет по подбородку. Ему необходим этот запал — иначе он не сможет изучать содержимое коробок.

Он открывает наугад: 2005 год. Толстая пачка газет из самых разных областей страны — Оверни, Франш-Конте, Пэи-де-ла-Луар, — различающихся по формату и шрифту.

Люк чувствует, что готов приступить к поиску. Глубоко вдохнув, он начинает терпеливо листать газеты. Он не помнит, когда, где, но знает, что где-то среди тысяч этих страниц скрывается кататоник. Он быстро откладывает выпуски «Вуа дю Нор» за 2005 год, всего двадцать пять номеров.

Послюнив палец, он листает газеты. Январь 2005 года, город Эден. На первой странице — фотография машины, скомканной, словно она сделана из бумаги. Страшный заголовок: «Четверо молодых людей погибли на смертоносном национальном шоссе». Тут же длинная статья, подкрепленная множеством свидетельств. В ней говорится о спиртном, о скорости, о неосторожности. Люк закрывает газету и кладет к себе за спину. Не то.

Доктор листает газеты все быстрее. Заголовки, фотографии «Происшествия, обвинение, мясорубка, столкновение, автострада, шоссе, дорога местного значения, убит, мертв, суд, тюрьма…» И снова, и снова дорожные происшествия. В каждой газете. За каждое число.

В выпусках «Вуа дю Нор» за 2005 год, как и за другие годы, — ничего. Каждый раз то чернобелые, то цветные лица свидетелей, виновников, пострадавших, — но среди них нет лица больного А11. Люк трет глаза. Неужели он ошибся? Неужели он никогда не видел кататоника? Нет. Если уж он поднялся на чердак, если решился бросить вызов своим кошмарам, значит, для того есть причина, значит, где-то, на самом дне сознания, хранится память об этом человеке.

Влажные пальцы, шорох бумаги. Коробки пустеют, перед глазами мелькают города, месяцы, годы. Ничего, по-прежнему ничего.

И вдруг, внезапно…

Газета «Уэст-Франс» от 8 мая 2004 года.

Сердце начинает биться быстрее. В висках стучит. Все расплывается перед глазами.

Люк подносит газету поближе к лампе. Фотография. Мужчина повернулся к объективу примерно на три четверти. Глаза. Рот. Это он. Люк готов руку дать на отсечение, что на снимке изображен тот же человек, который лежит в палате А11.

Он переводит дух и начинает читать гнусную статью…

Заголовок: «Жандарм-лихач оставлен на свободе на время расследования».

Затем следует сам текст:

Жандарму, управлявшему машиной, которая в прошлый понедельник в Нанте сбила насмерть двенадцатилетнюю девочку по имени Амели, было предъявлено обвинение в непредумышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах. По решению судьи он оставлен на свободе под судебным надзором.

Прокуратура потребовала поместить жандарма под стражу, указывая на «масштаб трагедии» и на тот факт, что характер происшествия, на которое выезжал жандарм, «не вынуждал его к действиям, создающим риск для граждан».

Однако требование прокуратуры не было удовлетворено.

Было назначено расследование по поводу непредумышленного убийства при отягчающих обстоятельствах. Прокурор указал на два подобных обстоятельства: «превышение скорости и проезд на красный сигнал светофора». Обвиняемому грозит максимальное наказание в виде семи лет лишения свободы.

У Люка пересыхает в горле, ему трудно глотать, рот словно наполнен гравием. Он читает, перечитывает, листает, но никак не может найти имя жандарма. Теперь он выбирает из груды газет все выпуски «Уэст-Франс» за 2004 год. Из них он откладывает одну газету, потом вторую, третью… Даты позволяют проследить за ходом расследования.

Газета за 4 мая, то есть вышедшая четырьмя днями раньше, потрясает его. Третья страница. На земле — сломанный велосипед. Кажется, что колесо еще крутится. Сразу за велосипедом — полицейская машина. Зеваки. Никаких следов жандарма, имя не указано. В центре внимания — девочка. Ее интересы, учеба в школе, несостоявшаяся молодая жизнь. Журналистов так и тянет копаться в мрачных подробностях. Они обожают сенсации, Люк это знает лучше, чем кто бы то ни было.

Он массирует виски, старается сосредоточиться на своей задаче. Берет другие газеты, находит начало, продолжение, завершение процесса над жандармом-кататоником. Имя по-прежнему не упоминается, неизменный «жандарм, отданный под суд за…».