А потом он убил меня - Натали Барелли Страница 24

Как бы странно все это ни звучало, от слов Джима мне стало легче. Конечно, его рассказ попахивал теорией заговора, но, опять же, никогда нельзя знать точно. Вдруг они — кем бы ни были эти «они» — действительно используют проверку, чтобы выведать тайны Джима? Интересно, чего он больше боится: что неизвестные доберутся до его алгоритмов и прочих данных или что они поймут, что эти алгоритмы просто фальшивка? Думаю, ответ известен нам обоим. Я, конечно, не хочу, чтобы Джим жил в таком стрессе, но пусть уж лучше его поведение имеет под собой существенные основания, а не свидетельствует об опасном заболевании. Например, психическом расстройстве.

— А что говорит Терри?

— Да почти ничего. Сомневаюсь, что он понимает, насколько серьезно положение.

— Ясно.

— Ты же никому не расскажешь, правда?

— Конечно, дорогой.

— Прости, Эм, что я так остро среагировал. Теперь буду следить, чтобы высыпаться и не перенапрягаться. — Джим улыбается и гладит меня по щеке.

— Можно спросить тебя кое о чем? — решаюсь я.

— Разумеется.

— Это имеет какое-нибудь отношение к… ну, знаешь…

Над переносицей у него дергается жилка.

— К чему?

— Ну, к тому твоему исследованию. К базам данных для модели. Ты боишься, что они обо всем узнают? Узнают о проблемах, которые возникли с результатами…

Муж резко отодвигается от меня, чуть не свалившись с кровати.

— Блин, Эмма! Что ты такое говоришь? — Напряжение в его голосе бьет наотмашь. — Ты мне угрожаешь?

— Нет! Извини. Зря я спросила, прости.

Он хочет встать, но я неловко обхватываю его обеими руками:

— Не уходи. Прости меня. Останься, пожалуйста.

Вначале тело у него как каменное, но через некоторое время я чувствую, как муж расслабляется и наконец говорит:

— Ты тоже меня прости.

— Тебе нужно показаться врачу, Джим, пусть выпишет что-нибудь успокоительное, раз у тебя такой стресс.

— Ты права, я знаю. Так и сделаю. — Он снова гладит меня по щеке. — Я люблю тебя, Эм. Правда люблю. Ты меня поддержала.

— И я люблю тебя, Джим.

— Знаю. А теперь завтракай и отпусти меня на работу.

Он встает, и я его отпускаю. Скрепя сердце.

— К ужину вернешься?

Джим смотрит на меня, подняв одну бровь.

— Постараюсь, но приду поздно. У меня же сегодня встреча с бостонцами, помнишь?

— С бостонцами?

— Я ведь тебе рассказывал, ты в курсе.

— Ой, точно. Ну, если задержишься, оставлю тебе перекусить.

Джим качает головой:

— Не надо. Перехвачу чего-нибудь по дороге домой.

Когда он уходит, я ставлю поднос обратно на тумбочку, посмеиваясь над бумажным цветком. Потом откидываю одеяло и спускаю ноги с кровати, ощущая ступнями мягкий ковер. Я ничего не помню про бостонцов, и начались такие штуки после несчастного случая. Так что скорее уж мне нужно показаться врачу. Я постоянно что-то забываю. Может, я действительно схожу с ума и это у меня нервный срыв. Раньше мне казалось, что человек не должен понимать, когда у него случается нервный срыв, но кто его знает.

Я встаю, беру с вешалки на двери халат, иду прямиком в кабинет Джима и ахаю.

Там идеальный порядок. Я присматриваюсь, потом пытаюсь открыть картотечный шкаф, который снова заперт. Все бумаги вернулись на полки и лежат там аккуратными стопками. Я открываю стоящий на столе ноутбук, включаю его. Он с жужжанием просыпается, и на экране появляется окошко пароля. Но я и не пытаюсь проверить, какие файлы Джим хранит на жестком диске, а лишь хочу еще раз взглянуть на веб-камеру.

Она заклеена скотчем.

ГЛАВА 13

Я встаю под душ и говорю себе, что все будет хорошо. Не стану больше думать о своей забывчивости и нервных срывах, а собираюсь сосредоточиться на книге номер два, книге Сэма.

Наша вчерашняя встреча получилась просто замечательной, и будущая история теперь оживает у меня в голове.

Я быстро одеваюсь, потому что мне не терпится отправиться на работу. Не помню, когда меня в последний раз так радовал наступающий день.

Где-то в гостиной звонит телефон, я вчера его там оставила. Номер не определяется. Я отвечаю на звонок.

— Миссис Ферн?

— Да?

Мужской голос что-то говорит мне, но звучит он приглушенно, и я ничего не могу толком разобрать. Мой собеседник находится в каком-то оживленном месте вроде железнодорожного вокзала. Я зажимаю свободное ухо ладонью.

— Пожалуйста, нельзя ли погромче? Вас не слышно.

— Извините. Так лучше? Я доктор Джонсон, звоню из Нью-Йоркской пресвитерианской больницы в Квинсе. Вы знакомы с Фрэнки Бадосой?

— С Фрэнки? Да! С ним все в порядке?

— Сожалею, миссис Ферн, но мистер Бадоса пострадал в ДТП. Его привезли на скорой. Сотрудники сказали, что вы в списке тех, с кем нужно связаться. Вы сможете приехать немедленно?

Оказывается, не врут люди, говоря, что после таких новостей все мгновенно меняется. Мир плывет у меня перед глазами, ноги подкашиваются. Я вцепляюсь в спинку ближайшего стула и умудряюсь выговорить:

— Да, конечно. Сейчас выезжаю. — Потом задаю самый страшный вопрос: — Он поправится?

— Мы делаем, что можем, миссис Ферн.

О господи! Только не Фрэнки, дорогой Боженька, пожалуйста. Господи, пожалуйста, пожалуйста, Боже. Ноги у меня заплетаются. Я лихорадочно хватаю вещи — ключи, сумку, пальто. Закрываю за собой входную дверь и захожу в лифт, который как раз на моем этаже. В голове у меня снова и снова звучат слова доктора Джонсона: «Мы делаем, что можем». Это плохо.

Деннис работает у нас в доме консьержем. Он мне нравится. Крупный мужчина, высокий и плотный, он был бы к месту перед входом в ночной клуб и напоминает скорее вышибалу, чем привратника. Недавно он признался, что копит деньги на изучение акупунктуры. Тогда я посмотрела на его руки и удивилась, какие они чуткие. Если мне понадобится лечение иглами, я не против, чтобы Деннис их в меня втыкал.

— У вас все в порядке, миссис Ферн? — спрашивает он сейчас.

— Деннис, помогите мне, пожалуйста, добыть такси.

И он помогает.

На путь до больницы в Квинсе уходит сорок пять минут, всю дорогу я плачу и молюсь. Я вижу, как водитель поглядывает на меня в зеркало заднего вида с озабоченным выражением лица. Он не спрашивает, все ли у меня в порядке. Когда берешь такси до отделения неотложной помощи, объяснять свою нервозность не требуется.

Я врываюсь в двери, но в таких местах всегда царит хаос, и мне не сразу удается хоть с кем-то поговорить. Потом я объясняю, что хочу видеть Фрэнки, причем немедленно;