Дин Кунц - Лицо страха Страница 25

— И с тем, что нам еще удастся найти.

— Мы можем сделать ловушку, неожиданно напасть на него.

— У меня есть два возражения.

— Пистолет?

— Верно, это первое.

— Если мы будем достаточно изобретательны, то у него не будет времени нажать на курок.

— Более важное, — возразила она, — мы не убийцы.

— Мы могли бы только ударить его.

— Если ты стукнешь его по голове этим ледорубом, то наверняка убьешь его.

— Если приходится выбирать — убить или быть убитым, думаю, что я смогу это сделать.

— Может быть. Но, если ты дрогнешь в последнее мгновение, мы погибнем.

Он не обиделся, понимая, что пока не заслужил ее абсолютного доверия.

— Ты говорила, что у нас есть пять вариантов.

— Второй: попытаться спрятаться.

— Где?

— Я не знаю. Поискать офис, который забыли запереть, и закрыться там.

— Вряд ли кто-нибудь забыл запереть офис.

— Может, продолжить играть с ним в кошки-мышки?

— Но как долго?

— Пока новая смена охранников не обнаружит убитых.

— А если он не убил охранников, тогда новая смена не узнает, что происходит здесь, наверху.

— Верно.

— Кроме того, мне кажется, они дежурят по двенадцать часов в сутки, четыре раза в неделю. Я знаком с одним из девяти охранников. Я слышал, как он однажды проклинал длинные дежурства и в то же время с одобрением отзывался о восьми сверхурочных часах, которые ему достаются каждую неделю. Тогда если они заступают на дежурство в шесть, то не уходят до шести утра.

— До половины восьмого.

— Слишком долго для игры в догонялки в шахте лифта и на лестницах. Особенно с моей хромой ногой.

— Третий, — сказала она, — разбить одно из окон в твоем офисе и позвать на помощь.

— С сорокового этажа? Даже в хорошую погоду тебя вряд ли кто-нибудь услышит на улице. А при таком ветре тебя не услышат и через два этажа.

— Я знаю это. И в такую ночь вряд ли кто-то будет проходить рядом.

— Тогда почему ты это предлагаешь?

— Пятый вариант тебя удивит, — пояснила она. — Когда я дойду до него, я хочу, чтобы ты понял: я продумала каждую возможность.

— И какой же пятый?

— Сперва четвертый. Мы открываем окно офиса и выбрасываем мебель, тем самым стараемся привлечь внимание тех, кто проезжает по Лексингтон-авеню.

— Неужели кто-то ездит в такую погоду?

— Возможно, одно-два такси.

— Но если мы выкинем кресло, мы не сможем учесть воздействие ветра. Невозможно определить, куда оно упадет. Что, если оно угодит в лобовое стекло автомобиля и убьет кого-нибудь?

— Я думала и об этом.

— Мы не можем так поступить.

— Я знаю.

— А что за пятый вариант?

Она соскользнула со стола и подошла к груде альпинистского снаряжения.

— Нам придется экипироваться во все эти вещи.

— Экипироваться во что?

— Ботинки, жакеты, перчатки, веревки — снаряжение.

Он был поражен.

— Зачем?

Ее глаза были огромны, как у испуганной лани.

— Чтобы спуститься.

— Как?

— По наружной стене. Пока не встанем на землю.

Часть четвертая

Пятница, 22.30 — суббота, 04.00

30

Ровно в 22.30 Билли выехал из служебного двора за высотным зданием.

За последние полчаса снегопад усилился, ветер дул резче. Метавшиеся в свете фар хлопья снега стали плотными, как туман.

В конце переулка он свернул на боковую улицу, колеса заскользили по обледеневшему асфальту. Автомобиль резко развернуло в сторону тротуара. Он повернул руль в направлении скольжения, ему удалось остановить занос автомобиля буквально в нескольких сантиметрах от грузовика, припаркованного у обочины.

Он ехал слишком быстро и даже не замечал этого, пока чуть было не попал в аварию. Это было непохоже на него. Он считал себя аккуратным человеком и никогда еще не опускался до безрассудства. Никогда. Он разозлился на самого себя за утрату контроля.

Билли направился к проспекту. На светофоре горел зеленый свет, ближайший автомобиль находился на расстоянии трех-четырех кварталов, его одинокие фары тускло светили сквозь пелену снега.

Еще сотня метров, и он подъехал к главному входу в «Бовертон билдинг». Папоротники и цветы, посаженные в прямоугольные четырехметровые бронзовые ящики, завершали каменную кладку над четырьмя вращающимися дверьми. Через них была видна часть огромного вестибюля, казавшегося пустынным. Билли медленно проехал около бордюра, оглядывая здание, тротуары, выбеленную улицу в поисках чего-нибудь настораживающего, но ничего не обнаружил.

Как бы то ни было, план провалился. Что-то произошло. Плохо, очень плохо.

Будет ли Боллинджер давать показания, если его схватят? Билли одолевали тяжелые мысли. «Впутает ли он меня?»

Ему придется отправиться на работу, не узнав, провалился ли Дуайт. Не выяснив, схватила ли уже или схватит позже Боллинджера полиция? Он понимал, что ему будет трудно сосредоточиться на своей работе сегодня вечером; но, если он собирается иметь алиби, чтобы противостоять возможным обвинениям со стороны Дуайта, ему необходимо быть спокойным, таким, как обычно, старательным и дотошным, соответствовать ожиданиям тех, кто его знает.

Франклина Дуайта Боллинджера охватило беспокойство. Он покрылся бисеринками липкого пота. Пальцы, сжимавшие рукоятку пистолета, затекли. Он следил за аварийными выходами больше двадцати минут, но не было никаких признаков появления Харриса и женщины.

Билли должен был уехать сейчас, график полетел к черту. Боллинджер надеялся спасти план. Но теперь он понял, что это невозможно. Ситуация ухудшилась, надо убить их и убираться побыстрее.

«Где же Харрис? — размышлял он. — Неужели он почувствовал, что я караулю его здесь? Может, он использовал свое проклятое ясновидение, чтобы предвидеть мои действия?»

Он решил подождать еще пять минут. Затем ему придется отправиться за ними.

Взглянув из окна на мрачную панораму гигантских заснеженных зданий и неясных огней, Грэхем произнес:

— Это невозможно.

Конни, стоявшая позади него, дотронулась до его руки:

— Почему невозможно?

— Потому что невозможно.

— Это не объяснение.

— Я не смогу подняться.

— Но это не подъем.

— Что?

— Это спуск.

— Не имеет значения.

— Можно это сделать?

— Только не мне.

— Ты же поднялся по ступенькам шахты.

— Это совершенно другое.

— Почему?

— Кроме всего прочего, ты никогда не занималась подъемами.

— Ты можешь научить меня.

— Нет.

— Уверена, что сможешь.

— Ты не можешь учиться на отвесной стене сорокаэтажного здания, да еще в метель.

— Я уверена, ты чертовски хороший учитель, — возразила она.

— Да. Тот, кто не занимался восхождением в течение пяти лет.

— Ты же все помнишь. Ты не забыл.

— Я не в форме.

— Ты сильный мужчина.

— Ты забыла о моей ноге.

Она отвернулась от окна и, продолжая разговаривать, подошла к двери послушать, не крадется ли Боллинджер.

— Помнишь, Аберкромби и Фиш нанимали человека, чтобы подняться по их зданию и тем самым сделать рекламу новому виду альпинистского снаряжения?

Он не мог отвести взгляда от окна. Ночь завораживала его.

— Ну и что?

— Тогда ты сказал, что тому человеку в действительности было не так уж и трудно.

— Неужели?

— Ты говорил, что здание со всеми его поперечными балками и выступами является более легким для подъема в сравнении с любой горой.

Он ничего не ответил. Вспомнив, что говорил ей это, он знал, что тогда был прав. Но он никогда бы не подумал, что ему надо будет повторить то же самое. Образы горы Эверест и госпитальной палаты возникли в его воображении.

— Это снаряжение ты выбрал для рекламы?

— А что?

— Это самое лучшее, да?

— Лучшее или подобное ему.

— Мы будем превосходно экипированы.

— Если мы попытаемся сделать это, мы погибнем.

— Мы погибнем, если останемся здесь.

— Может быть, нет.

— Я уверена в этом. Абсолютно.

— Может, есть какие-то варианты?

— Я уже все их перебрала.

— Может быть, мы сможем спрятаться от него?

— Где?

— Не знаю. Но...

— Мы не можем прятаться семь часов.

— Это безумие, черт возьми!

— Ты можешь придумать что-нибудь получше?

— Дай мне время.

— Боллинджер будет здесь в любую минуту.

— Внизу на улице скорость ветра, наверное, около восемнадцати метров в секунду. По крайней мере, во время порывов. Значит, двадцать два метра в секунду на этой высоте.

— Он снесет нас?

— Нам придется бороться с ним за каждый сантиметр.

— А разве мы не закрепимся веревками?

Он отвернулся от окна:

— Да, но...

— И разве мы не наденем это? — Она показала на страховочные крепления, лежавшие поверх груды снаряжения.

— Там будет чертовски холодно, Конни.

— Мы наденем утепленные жакеты.

— Но у нас нет стеганых штанов. На тебе обыкновенные джинсы. Как и на мне. Они нас не согреют. Это равносильно тому, что мы будем совершенно раздеты.