Игорь Сахновский - Человек, который знал все Страница 25

Реакция русского могла бы показаться блистательной наглостью, если бы не звучала с таким бесцветным равнодушием. Он посоветовал не рисковать. Он предупредил, что, если, не дай бог, согласится сотрудничать, то и сам W, и те, кто сейчас прослушивает их разговор, и еще почти сто сорок тысяч специалистов могут попросту остаться без работы.

Но если уж некоторые господа сами заводят речь о войне, то на войне, случается, предъявляют ультиматумы. Именно это он и собирается сделать.

Ультиматум Безукладникова содержал три скромных условия.

Во-первых, они дают ему возможность курить.

Во-вторых, они огораживают угол с унитазом и душем любой непрозрачной ширмой.

И, в-третьих, они прекращают прослушивать комнату. Он не артист и не радиокомментатор, чтобы его любое слово ловили в микрофон. Ему не требуется аудитория и категорически не нравится вещать на публику. Он согласен говорить лицом к лицу с живым человеком, но не с записывающей техникой.

Невыполнение этих условий будет означать просто прекращение разговоров. На всякий случай он не рекомендует пичкать его психотропными средствами и прочей сильной химией, чтобы не пришлось потом возиться с обломками инвалидной психики. В конце концов ему виднее. Он лучше знает свои варианты будущего, чем они – свои. И дайте уже покурить, черт бы вас побрал!

После недолгого тайм-аута ему принесли пачку "Lucky Strike", заслонили туалет переносной перегородкой и соврали, что микрофоны выключены.

В общей сложности за первую неделю "военного положения" манипуляции с микрофонами возобновлялись четырежды – их то убирали, то заменяли другими, дистанционными устройствами, то совсем отключали, то включали втихую на полуслове, пока наконец Безукладников не спросил W с тихим сочувствием: "Вам что, начальство совсем не доверяет?", и тот выразительно промолчал. Именно эта неудачная микрофонная возня, которую русский засекал с точностью до минуты, привела его оппонентов к выводу, что они имеют дело с неизвестной и очень мощной индивидуальной супертехнологией.

И вот здесь я подхожу к самой, пожалуй, темной части безукладниковского рассказа. Он, без сомнения, знал (то есть имел в виду), что я буду писать и публиковать этот текст. А чем еще объяснить аккуратные недомолвки, зияющие в его словах? Как говорится, фигура умолчания – самая громкая. Подозреваю, мне уже не узнать до конца, в подробностях, две вещи: во-первых, какую информацию у него сумели выудить профи из NSA и, во-вторых, какой ценой ему удалось от них уйти. Это не значит, что я пытаюсь уличить Безукладникова в неискренности или двурушничестве, но я вполне допускаю, что его уход на свободу был обставлен достаточно клейкими обязательствами.

W полагал, что большая часть людских отношений – это вынужденные, быстро окисляющиеся контакты между "человеком на работе" и "частным человеком", утоляющим свои личные нужды. Большинство "людей на работе" тупо или остро недовольны своим статусом и принуждены терпеть повадки "частных", лавируя между лояльностью и раздражением. W как раз был из числа недовольных остро. Спроси его (либо спроси он себя сам), какой участи он достоин, W ответил бы с усмешкой, что при другом жизненном раскладе мог бы рассчитывать на Оскара – неважно, в какой номинации. Вместо этого он копался по долгу службы в так называемом "человеческом шлаке", выскребая высокобюджетные информационные молекулы. Собственно, и вся его суперсекретная многотысячная контора занималась тем же самым – выскребанием неочевидных фактов из мирового шлака.

Неудобный русский не вписывался ни в какую программу, поскольку жил только по своей внутренней. Например, он терпеливо, с рассеянным видом выслушивал тщательно заготовленные вопросы стратегического назначения, а потом вдруг интересовался: "Вот вы в субботу фильм с Джеймсом Бондом смотрели… Вы же любите Джеймса Бонда. А Шона Коннери терпеть не можете. Почему??" W находчиво огрызался: "Зачем спрашивать, если и так все знаешь!" В иные дни русский выказывал желание сообщить нечто экстремально серьезное, при этом искренне волновался: якобы от его слов зависят жизни людей… W ненавидел, когда к служебным темам по-дилетантски примешивали чувства и пафос, а потому слушал почти брезгливо. Суть сообщения сводилась к следующему.

Агентству нет смысла тратить столько денег и сил, сколько оно тратит на перехват телефонных разговоров, факсов и электронной почты по всему миру. Совершенно незачем прослушивать такие толпы людей и заглядывать в такую прорву е-мейлов. Не говоря уже о моральной сомнительности этого занятия. Достаточно ограничиться узким сектором, откуда может прийти (и придет) реальная угроза. В сущности, это всего лишь несколько почтовых серверов, чуть более десятка адресов и полторы сотни телефонов, из которых большая часть принадлежит "Аль-Каиде" (он сказал: вашей любимой "Аль-Каиде"). Вот на них и надо нацелиться, просто необходимо, если Агентство Национальной Безопасности действительно занимается национальной безопасностью, а не только банальным шпионажем.

– Вы передадите мои слова начальству?

W, поджав губы, обещал передать.

И уже назавтра, ломая план допроса, назойливый русский допытывался:

"Вы передали?? Что они ответили?"

Он знал ответ, но не хотел верить сам себе.

Поклонник Джеймса Бонда с нечеловеческим терпением пытался направить беседу в нужное русло. Дескать, начальство благодарит, а теперь предлагает обсудить не менее важный вопрос. Он касается маршрутов российских ракетных поездов. Дело в том, что ракетные поезда…

Безукладников смотрел потрясенно, глазами обманутого подростка:

– Вы что, издеваетесь? Или шутите? Зачем вам вся эта фигня?!

Глава восемнадцатая

В мае 1960 года 32-летний сержант Данлап явился на 16-ю улицу в Вашингтоне, где располагалось советское посольство, и тихим голосом предложил купить у него копии документов Агентства Национальной Безопасности США. Из посольства он вышел окрыленный, с приятным авансом в кармане.

Тихий отец семерых детей, Джек Данлап служил в Агентстве курьером, доставщиком бумажек с печатями, чуть ли не мальчиком на побегушках, затем генеральским шофером. Эта скромная теневая должность, однако, позволяла Данлапу в любое время покидать крепость Форт-Мид без досмотра автомобиля.

В доме на 16-й улице сидели понимающие люди. Очень скоро шофер-посыльный прикупил себе крейсерскую парусно-моторную яхту, скоростной глиссер с воздушным винтом, "Ягуар" небесного цвета и два "Кадиллака". Его стали узнавать на элитных курортах и в дорогих клубах. Нескромные денежные вопросы Джек отстранял печальной улыбкой и слабым намеком на безвременно усопшую тетю.

Спустя четыре сладких года сержант подвергся плановой служебной проверке на детекторе лжи, который бесстрастно указал на две склонности Джека Данлапа – к мелкому воровству и крупнокалиберному вранью. Этого было маловато для разоблачения, но хватило для запуска пристального негласного расследования. Данлап лишился доступа к важным бумажкам с печатями, а заодно и покоя. Впервые в жизни ему приснился электрический стул.

Летом 1964-го, после двух неумелых попыток суицида, Джек Данлап навсегда усыпил себя выхлопными газами, старательно задраив окна в "Ягуаре" небесного цвета.

Агентство Национальной Безопасности узнало о подвигах Данлапа от его несчастной жены. К тому времени сержант уже месяц лежал захороненный с воинскими почестями в Арлингтоне, в двух шагах от будущей могилы Джона Кеннеди.

Нельзя сказать, что с уходом Данлапа советская резидентура осиротела навсегда.

В январе 1980-го в то же самое посольство в Вашингтоне позвонил некто Рональд Пелтон и попросил о встрече с дипломатическими персонами. Ему тактично предложили явиться лично. Уже на следующий день, когда Пелтон входил в ворота посольства, его засекли агенты наружного наблюдения из ФБР, но не успели разглядеть лицо.

В момент свидания Пелтона с его новыми работодателями русская техническая служба зафиксировала сильное оживление на радиочастотах, занимаемых ФБР. Эфир буквально трещал от скороговорок воспаленных раций. Стало ясно, что Пелтона заметили и готовятся опознать. Поэтому здесь же, в посольстве, ему срочно сбрили усы и бороду, переодели в рабочий комбинезон с чужого плеча и в микроавтобусе вывезли в советский дипкорпус, где заботливо накормили борщом и пельменями, а затем доставили к месту парковки его автомобиля.

Пелтон больше не ходил на рискованные свидания в Вашингтоне, а специально вылетал в Австрию, в Вену, благоухающую и пышную, как бисквитно-кремовый торт.

К началу своей шпионской карьеры шифровальщик Рональд Пелтон уже больше года не работал в Агентстве, однако держал в голове фантастически много фактов. Именно от него русские узнали, например, о грандиозной секретной операции в Охотском море, где на советский подводный кабель были подвешены особые устройства, высасывающие информацию, которую потом, в свою очередь, сглатывали американские субмарины.