Эдди Шах - Оборотни Страница 26

Пять минут спустя Эдем покинул кладбище, проехал на „галуинге“ обратно в Лондон, прошел в Трэмпс, прихватил первую же девицу, которая ему приглянулась. Он привез ее на свою квартиру и трахал до остервенения, пока не забрезжил рассвет и не наступило время ехать в Гатуик и в Южную Калифорнию.

Полет обошелся без происшествий, если не считать разговора с красивой англичанкой, летевшей на встречу с мужем в Лос-Анджелес. С нею было двое детей. Младший, только учившийся ходить, был полон жизни. Рядом с ней сидел загорелый калифорнийский чувак и клеил женщину подходящим к таком случаю трепом.

— Я так люблю детей, — слышал Эдем, когда проходил к своему месту.

Но после часа полета чувак уже не был так благодушен. Малыш вскарабкался на него, сначала смяв, а потом обмочив его новый итальянский костюм. Второй ребенок, не более четырех лет, пролил на него джин и тоник своей матери. Бедняга в отчаянии осматривался кругом в поисках свободного места. Но все кресла первого класса были заняты. Ему пришлось пострадать в молчании, пока дети наконец не заснули. За двадцать минут до посадки в Лос-Анджелесе он приподнялся, чтобы пройти в туалет. Малыш к этому времени уже уснул на его руке, и мать потянулась, чтобы взять его.

— Что вы, — нервно фыркнул молодой человек, — со мной все в порядке. Не будите его. — Он закончил путешествие со сдвинутыми ногами и первым выскочил из самолета, расталкивая на своем пути других пассажиров.

Эдем помог матери снять ручной багаж с полок над головой.

— Когда я женюсь, — сказал он, — постараюсь, чтобы моя жена повсюду путешествовала, оснащенная по крайней мере двумя маленькими детьми.

— Это всегда срабатывает, — сказала женщина, и они рассмеялись.

Затем она вышла, чтобы встретить мужа, который уже поджидал ее в толпе. Эдем позавидовал их браку, их взаимопониманию и уселся опять в кресло „Бритиш эйруэйз“ до конца путешествия на оставшийся пятнадцатиминутный перелет вдоль побережья.

Авиалайнер коснулся колесами гудрона и пробежал еще семь тысяч футов, а затем свернул направо и медленно проехал к терминалу.

Билли не ожидала, что он окажется столь небольшого роста. Она знала, что прилетит офицер-оперативник британской секретной службы, и представляла его в обычном для Калифорнии образе высокого, широкоплечего вояки. Черные его волосы показались ей слишком длинными на затылке, слишком напомаженными и блестящими на висках. Возможно, у нее несколько поехала крыша после всех этих лет ожидания настоящей оперативной работы в ЦРУ.

— Привет! — сказала она Эдему, когда он одиноко стоял в небольшом зале ожидания с сигаретой в руке, единственный оставшийся там пассажир. — Вы Эдем Нихолсон?

— Да, — осторожно ответил он.

— А я Билли Вуд. Добро пожаловать в Сан-Диего. В этом зале не курят.

— Не ожидал встретить женщину.

Его откровенность несколько шокировала.

— Как видите, это я, — как бы оправдываясь, ответила она.

— Билли ведь мужское имя.

— Вы никогда не слышали о Билли Холидей?

Он мотнул головой:

— Только о Билли Грэхеме. Но то был мужик. Никто не говорил мне, что придется работать с бабой.

— А какая вам разница?

— Никакой, если вы хорошо справляетесь с работой.

— Я с машиной, — сказала она, обиженная его безразличным тоном. Гнусные англичане. Думают, что им все еще принадлежит весь мир. Она повернулась и пошла к автостоянке. Он следовал за ней на небольшом расстоянии, теперь уже с сигаретой во рту.

Ее машина, ярко разукрашенный „ренегейд“, стояла рядом с кассой.

— Не могли бы вы… — Она показала на его сигарету.

— А не следует ли нам соблюдать осторожность и в отношении других вещей? — спросил Эдем, бросая сигарету на тротуар и наступая на нее.

— Вы о чем?

— Я бы не пользовался этой низкопрофильной жестянкой.

— Жестянкой?

— Автомобилем.

— Ну, можем и заменить для дела. Хорошо? — Билли открыла машину. Он казался ей все хуже, откровенное „не то“, с чехлом для костюмов фирмы „Луис Вюттон“.

Он медленно обошел машину, чехол этот самый положил на заднее сиденье, а сам сел вперед, на пассажирское место, внимательно наблюдая, как она включает двигатель.

— Где мне остановиться?

— У меня. Это подойдет. Мой парень думает, что вы здесь в деловой поездке от английского филиала нашей компании. Что еще?

— Сколько вам лет?

Хамская прямота вопроса окончательно вывела ее из равновесия. Румянец стал ярче, раздражение более очевидным. Бросив на него враждебный взгляд, она ничего не сказала, только вздернула подбородок, взбешенная его молодой мужской наглостью и еще более рассерженная на себя за поднятый подбородок, при котором морщинки вокруг шеи были менее заметны. Она ругала себя за мелкое глупое тщеславие.

— Это не личный вопрос. — Он был невозмутим. — Я хотел бы знать, сможете ли вы справиться с поручением.

— Не беспокойтесь, смогу.

— Не лезьте в бутылку. Мне сказали, что это опасное поручение. Я совсем не в курсе. Но я привык работать сам по себе. Если я вхожу в какую-то команду, подчиняющуюся чьим-то приказам, мне нужна уверенность в прочности тыла. Итак, сколько вам лет?

— Сорок один. — Лгать не было никакого смысла. В конце концов, он ведь заглянет в ее данные.

— Вы раньше участвовали в оперативной работе?

— Нет.

— Хреново.

— Какую школу хороших манер вы посещали? — отрезала Билли, с трудом подавив желание добавить какую-нибудь откровенную брань.

Весь путь до Ла-Джоллы, сорок пять минут по пятой дороге, они проехали в полном молчании.

Добро пожаловать в солнечную Калифорнию.

Штаб-квартира КГБ

Площадь Дзержинского

Москва

— Американцы либо врут, либо говорят правду. Задача в том, чтобы это выяснить, — сказал председатель, наливая себе еще чашку чая из самовара.

— Можно подбросить монетку, — предложил Ростов.

— Я принял вашу религиозность, но даже представить себе не мог, как далеко вы зашли по пути к капитализму. Теперь азартные игры? Что же еще последует?

Они рассмеялись. Шутка помогает разрядить напряжение.

— Следует отметить еще два момента. Сами по себе они не имеют значения, но, возможно, на них следует обратить внимание, учитывая незначительность наших отправных данных.

— Вы правы. На этой стадии все имеет значение, сколь бы приблизительными ни были связи между явлениями.

— Несколько недель тому назад я просматривал списки поездок. — Ростов вспоминал ежедневные сводки, поступавшие в КГБ относительно лиц, которые представляли особый интерес и запрашивали визы для поездок за границу. Такое правило осталось от прежних времен, оно было полезно для руководителей разведслужб. — Мне вспоминается, что там упоминалась группа ученых, которая должна поехать в Америку на конференцию по космосу. Весьма престижная конференция, акцентированная на ракетной тематике. Участвуют видные специалисты, как наши, так и американские. Я вспомнил, что там упоминалась фамилия Триммлера. Он возглавляет американскую делегацию.

— Тот самый?

— Он.

— Интересно.

— Это все, что там было. Просто совпадение.

— А второй момент?

— Митцер. Промышленник, который был в Каннах. Он большой специалист по электронике. Образовал крупный концерн в Западной Германии. Во время войны работал со специалистами по ракетам в Пеенемюнде.

— А почему он не попал к нам или к американцам?

— Он был там администратором. Он организовывал их работу, налаживал производство.

— И он применил свои знания для того, чтобы создать свое дело?

— Наверное.

— Для этого нужны были, конечно, большие деньги.

— Думается, что это были деньги „Призраков Луцы“.

— Что это такое?

Ростов пожал плечами:

— Я этого точно не знаю.

Они довольно долго сидели молча.

— Потребуются имена других делегатов, — сказал председатель.

— Они готовятся.

— С обеих сторон.

— Я приказал это сделать.

— Возможно, следует поставить в известность американцев. Сейчас не время отворачиваться друг от друга.

— С этим я не согласен. Надо убедиться, что они не возвращаются к своим старым трюкам.

— Кремль хочет, чтобы мы открыли свои досье для янки. Показать им списки наших нелегалов в обмен на их.

— Пока это глупо.

— Согласен. Но пусть это будет между нами.

— Я принесу вам список, как только получу его.

— Не теряйте связи с Дмитрием Зорге. Он там у нас один для контактов. И может на что-нибудь наткнуться.

— Буду следовать вашему указанию. — В намерения Ростова не входило выглядеть более предприимчивым и дальновидным, чем председатель.

Старик улыбнулся. Он знал, что Ростов уже связывался с Зорге. Ему нравились его тактичность и сообразительность. Россия нуждается в подобных людях. Он смог подняться до самой вершины, даже будучи христианином.