Тара Янцзен - Безумно холодный Страница 26

ГЛАВА 12

ПРОКЛЯТЬЕ, подумал Хокинс. Он тут пытается быть профессионально беспристрастным, но она противостоит этому на каждом шагу. Уже плачет, а он ведь даже не дошел до тяжелой части.

Проведя рукой по губам, он снова взглянул на нее. Да. Тяжелая часть. Он собирался перейти к ней побыстрее, но не сейчас же. Не может он просто сидеть рядом и смотреть, как она рыдает.

Поднявшись на ноги, он наклонился и поднял ее на руки, удостоверившись, что захватил и простыню.

— Я посажу тебя ближе к огню, потом пойду в душ. Я хочу, чтобы ты пообещала мне, что выпьешь чай и съешь тост. Я оставлю тебе аспирин. Сделай себе одолжение — прими три таблетки. Хорошо?

— Хорошо, — прошептала она. Ему этого было достаточно. Должно было быть.

Им нужно шевелиться. К этому моменту Лайнбекер Деккер, вероятно, уже не полпути в Денвер, а меньше всего ему нужен сенатор на хвосте, пока он пытается понять, какого хрена вообще происходит. Скитер полночи добывала ему список парней, причастных к «Убийству короля выпускного бала», и все они, за исключением двоих, по-прежнему жили в Колорадо. Более того большинство либо в Денвере, либо в его окрестностях. Именно это, по его мнению, делало их чертовски виноватыми в происшедшем.

Восемь парней были в переулке той ночью. Двое из них мертвы. Шестерых нужно потрясти — работа на один день, после ночных разъездов по улицам, посещения Ботанического сада и возращения ни с чем, трех часов, проведенных на диване в попытках уснуть, а не думать о женщине, лежащей в его постели.

Этим утром он провел несколько часов с отцом Джей Ти, и, черт возьми, по сравнению с тем, что случилось в Колумбии и через что пришлось пройти Киду, он занимался ерундой. Душ просто поможет организовать план на будущее.

ПОВЕРХ чашки чая Катя наблюдала за Хокинсом, выходящим из комнаты. Он был красив, да, своей обычной суровой красотой, но выглядел почти так же паршиво, как она себя чувствовала. Словно ему удалось поспать не больше, чем ей.

Неудача — вот кем она была для него, но однажды, много лет назад он был всем, что она хотела.

Очередная слеза скатилась вниз по щеке, и она тихо обругала себя. Она превратилась в маленького ребенка, что было совсем на нее не похоже.

Но этот мужчина лишал ее последних сил. Он разрушал ее, и ей нужно было понять почему. Это не могла быть любовь. Полный абсурд.

Она снова глотнула чаю и вынудила себя откусить немного тоста. Ей нужно собраться с духом и убраться из этого лофта, пока есть такая возможность.

Она вытряхнула из оставленной им бутылочки четыре таблетки аспирина и проглотила их с глотком чая. Если ей повезет, такая доза на голодный желудок просто убьет ее, что решит огромную кучу проблем.

Завернув покрывало а-ля тога, перекинув через плечо и просунув под руку, она вынудила себя подняться, но сразу же упала назад в кресло. Через несколько секунд она привыкла к «качке», и, взглянув вниз, обнаружила, что ее платья больше не было. Ее четырехсотдолларовая подделка под известного дизайнера превратилась в ковер, державшийся на двух тонких лямках и паре булавок.

Вот проклятье. Не могла же она ловить такси завернутая в покрывало или полуголая? На самом деле, она, вероятно, вообще не смогла бы поймать такси в таком состоянии.

У нее не было ни сумочки, ни кредитки, ни денег, ни удостоверения личности — ни платья — ни туфель. Ни ключей от галереи. Ни мобильного. Ни мозгов — ведь она сама загнала себя в эту тупиковую ситуацию. И мыслей о том, что делать дальше тоже не было.

С другой стороны, все это было у Хокинса, включая мозги и ключи. Ей нужно было только найти желаемое и на какое-то время это позаимствовать.

Отлично. Мозги взаймы. Она достигла нового дна, и, учитывая абсолютный ужас проведенных в Париже месяцев, когда она пала очень низко, а потом еще ниже, это говорило о многом.

Окей, она преувеличивает. Как бы плохо ни было сейчас, в Париже было хуже, куда хуже. Она, может, и потеряла пару серых клеточек прошлой ночью, но с ума не сошла — что было так близко в Париже. Спасибо матери. Как эта женщина могла нанести столько ущерба во имя любви, оставалось за границами ее понимания.

Одной мысли о матери хватило, что заставить ее двигаться. Смочив тост в чае и потихоньку откусывая от него, она начала осторожно прохаживаться по лофту, волоча за собой покрывало и пытаясь растрясти себя, насколько это было возможно.

Боже, она была такой жалкой.

А он был замечательным. Оглядевшись вокруг, она поняла одну очевидную вещь: он обладал поразительным вкусом. Цветовая гамма лофта была приглушенной, но с яркими вкраплениями, а произведения искусства потрясали. Она знала толк в искусстве. Она находила свое спасение в Лувре и Сорбонне, и она была в доме известного коллекционера — человека с деньгами.

Две огромные абстрактные картины обрамляли резную дубовую дверь, в которой она узнала работы местного ремесленника Томаса Алехандро — его мастерская располагалась в нескольких кварталах от «Тусси». Перед окнами Хокинс поставил группы похожих скульптур Джона Франка, а две огромные панели с витражами собирали солнечный свет и окрашивали комнату в оттенки желтого, синего и зеленого с одной стороны и красного, розового и оранжевого — с другой, открывая в середине вид на небо и денверский небоскреб. С наружи лофт огибал железный балкон, заставленный растениями, деревьями в горшках и каскадом гераней, петуний, папоротников, ястребинки золотистой, плюща и фиалок.

Она могла бы жить здесь, подумала Кэт, жить счастливо и с комфортом. Его дом соткан из множества мельчайших деталей, но каждая вещь несла в себе идею. Относительная пустота рождала простоту открытых пространств: с одной стороны его кровать, с другой — открытая кухня, чистые деревянные полы, огромный простор окон. Конечно, такое впечатление все это производило на женщину, живущую буквально под эгидой «Короля Хулио» в первоклассном смешении ярчайших красок. В сравнении с квартирой Сьюзи Тусси любая другая выглядела отлично.

Она услышала, как включился душ — звук шел со стороны кухни. Ванна была в той стороне, там же, вероятно, находилась и его гардеробная, потому что нигде кругом одежды она не заметила. В его шкафах, наверное, хранились вещи типа дорогущего черного пиджака, в карманах которого лежало больше пятисот долларов.

Она не собиралась испытывать вины из-за денег. Она просто позаимствует их, не украдет. Так же, как она собиралась позаимствовать футболку и, может быть, пару брюк, в которых она могла бы уйти.

Прохаживаясь по квартире, макая тост в чай и зная, что выглядит она так, что даже гулящая кошка побрезговала бы тащить домой, она направилась к двери около кухни. Судя по звукам, за ней не было голых мужчин, принимающих душ. По дороге она поставила чашку на кухонный прилавок. Потом обнаружила свои черные туфли на высоких каблуках. Как бы паршиво не становилось при мысли о том, что нужно будет надеть их, она все равно почувствовала облегчение. По крайней мере, ей не придется уходить босиком.

Добравшись наконец до двери и открыв ее, она поняла, что нашла вторую спальню, а не гардеробную. Она включила свет. Ух-ты. Одну стену занимал устрашающий арсенал. От всего этого у нее закружилась голова.

Оружия у него было больше, чем у среднестатистического отряда спецназа: маленькие пистолеты, большие пистолеты, винтовки, автоматы.

«Вот тебе и еще одна хорошая причина побыстрее уносить отсюда ноги, девочка», — сказала она себе. Даже проведя с ним всю ночь, она по-прежнему ни черта не знала о его жизни, о том, кем он стал и чем он на самом деле занимался в министерстве обороны — впрочем, огромная куча оружия наводила на некоторые мысли, сто процентов которых классифицировались как плохие новости.

Будь проклято ее похмелье! Она направилась к двери, находившейся за его домашним арсеналом, и нашла то, что искала: гардеробную. Она легко обнаружила черный пиджак, в кармане которого по-прежнему лежали пятьсот долларов. Позаимствовав двести, она напомнила себе, что следует написать записку и оставить ее перед уходом на письменном столе.

Она быстро просмотрела его одежду, пробираясь через шелковые рубашки и хоккейные футболки, элегантные костюмы и замшевые штаны, которые, должно быть, облегали его как вторая кожа — эта мысль привела к небольшой заминке, — и наконец нашла прекрасную итальянскую рубашку, сшитую на заказ. Она висела между переливающимся синим пиджаком из змеиной кожи, принадлежность которого к какой-либо моде определить было сложно (но он явно знавал лучшие дни), и джинсовой курткой, которая выглядела даже хуже с обрезанными рукавами и надписью «МАРОДЕРЫ» на спине.

Ну, просто замечательно. Она провела ночь в постели одного из членов «Мародеров» — самой печально известной банды мотоциклистов Денвера. Никто другой не осмелился бы носить их цвета, по крайней мере, если хотел пережить выходные. Это придавало новое значение его арсеналу.