Сохейр Хашогги - Мозаика (в сокращении) Страница 26

И тогда он тихонько оделся и вышел из комнаты. Зашел на кухню, сунул в карман ветровки две питы и немного леденцов. Хотел даже написать записку и прикрепить ее магнитом к холодильнику, но не нашел чем и на чем ее написать. Здесь все было не так, как дома, в Америке.

Он вышел на улицу, тихонько прикрыв за собой дверь. Машины с двумя мужчинами на улице не было. На улице было темно, и ему стало немного страшно.

Он догадывался, в каком направлении аэропорт. Они добрались оттуда до дома Ахмадов довольно быстро. И Али пустился в путь.

Он все шел и шел. Питы и леденцы были давно съедены. Он устал, проголодался, заблудился. Сначала он думал, что аэропорт такой большой, что найти его будет легко. Но, наверное, пошел не по той улице. Али решил, что, если будет идти дальше, все равно доберется до аэропорта. Но вскоре он уже перестал понимать, в какую сторону надо идти. Потом к нему пристали какие-то мальчишки. Когда они поняли, что он не умеет говорить по-арабски, они его поколотили и сорвали с него ветровку. У него даже кровь из носа шла.

Мама учила его не разговаривать с незнакомыми людьми, но пару раз он пробовал спросить, где аэропорт. Слово аэропорт люди понимали, но он не мог разобрать, что они отвечают. Он хотел назвать имя папы. Или дедушки. Дедушку все знают, думал он. Но тогда пришлось бы вернуться назад, и его бы стали ругать, а Сюзи там все равно не оказалось бы.

Он шел, пока окончательно не выбился из сил. Тогда он сел, прислонившись к стене какого-то дома. Стена нагрелась от солнца, но солнце уже садилось. Али заплакал.

По улице шли двое мужчин. Они остановились около Али, один что-то спросил. Али не понял ни слова, но догадался, что его спрашивают, что случилось. Он ответил. Мужчина пожал плечами и что-то сказал спутнику. Тот тоже обратился к Али, и Али опять ничего не понял. Тогда первый жестом попросил Али подняться. Тот замешкался, и мужчина помог Али.

Ему не разрешали разговаривать с незнакомцами, значит, идти с ними куда-то тоже было нельзя. Но мужчина крепко держал его за руку, а Али слишком устал и не мог убежать. Они шли по узкой улочке. Прохожие здоровались с мужчинами. Перебрасывались фразами — Али догадался, что говорят о нем. И все пытались обратиться к Али. Но тот только пожимал плечами.

На углу улицы второй мужчина что-то сказал первому, пожал ему руку и ушел. Первый мужчина ввел Али в какой-то дом. Они поднялись по лестнице и оказались в маленькой темной комнате. Глаза Али не сразу привыкли к темноте. А потом он разглядел еще нескольких детей — двух мальчиков постарше его и одну девочку помладше. Еще там была женщина, и пахло едой. Али понял, что мужчина привел его к себе домой. Дом был немногим больше, чем ванная комната в доме отца Али. По радио играла какая-то музыка, наверное, иорданская, и Али она не понравилась. Телевизора не было.

Женщина что-то спрашивала, мужчина ворчливо отвечал. Женщина подала ужин — хлеб, фасоль, оливковое масло. Все жадно набросились на еду. Старший из мальчиков обратился к нему.

— Англески?

Али ответил, что да, он говорит по-английски.

— Англески, — повторил мальчик, обращаясь к родителям. Это было единственное иностранное слово, которое он знал.

Вместо кровати был старый ковер на полу, на который положили его и мальчиков. Но Али так устал, что заснул сразу, как только лег.

Когда он проснулся, было уже светло. Он затосковал по сестре, маме, папе — по всем, кто любил его. Папа говорил ему, что мужчина должен быть храбрым, но Али все равно расплакался.

Али было неприятно вспоминать, как он плакал. Зато потом случилось хорошее. На улице раздались крики, кто-то постучал в дверь. Пришли люди, одного Али узнал — он видел его вечером. Второй был постарше, он вел себя как начальник и был одет лучше других. А потом все произошло очень быстро. Хорошо одетый человек забрал Али, посадил в машину. Али понял, что он в безопасности. Но все равно ему было плохо — потому что рядом не было Сюзи. И хотя он велел себе быть сильным и смелым, он снова расплакался.

Два дня спустя Карим стоял у дверей дома, в котором прожил двадцать лет, и держал сына за руку. Он в сотый раз спрашивал себя, правильно ли он поступает. Он дал клятву, но что же будет с Али? Каким он вырастет? Не станет ли он стыдиться своего имени и происхождения? Не растеряет ли он это в огромном котле под названием Америка? Карим тяжко вздохнул. От этих мыслей можно сойти с ума. И Карим позвонил в звонок, словно это был не его дом, а чужой.

Дина открыла дверь, увидев сына, вскрикнула.

Она прижала мальчика к себе, стала осыпать его поцелуями. Карим откашлялся.

— Спасибо тебе, Карим, — сказала Дина.

Он кивнул. Никак не мог заставить себя сказать: «Не за что». Это ведь его сын, его гордость, его надежда. Он не хотел его отдавать, но понимал, что сейчас это единственно правильное решение.

Его, наверное, надо пригласить в дом, подумала Дина. На самом деле ей этого не хотелось — ей не хотелось, чтобы Карим думал, будто имеет на этот дом какие-то права.

— Сюзи дома нет, — сказала она наконец. — Я не знала точно, когда вы приедете, и отправила ее в школу.

— В таком случае я, пожалуй, пойду, — сказал Карим.

Дина промолчала. Карим обнял на прощание Али, и к горлу подступили слезы. Он не мог медлить: боль была слишком сильной, а перед Диной выказывать свои истинные чувства он не хотел. Он расцеловал сына и сказал:

— Веди себя хорошо. Пиши мне. Я буду звонить каждую неделю. И мы скоро увидимся, — пообещал он, хотя и сам не знал, когда это случится.

Сколько радости было, когда Сюзи пришла из школы. Она показала Али его портрет, который сама нарисовала и повесила над кроватью.

— Я очень по тебе скучала, — сказала она. — И очень хотела, чтобы ты поскорее вернулся домой.

— Я тоже хотел вернуться домой, — сказал Али. Ему было стыдно признаться, что он тоже скучал по сестре. — Я не хотел оставлять папу, но…

— Понимаю, — сказала Сюзи. — Я тоже.

Через два часа, когда Дина готовила ужин, сверху раздались знакомые звуки — близнецы ссорились. Она улыбнулась и вздохнула с облегчением. Будем надеяться, подумала она, что рано или поздно все придет в норму — все будет так, как было раньше.

Глава 12

— Сыночек, любимый мой! — Дина заключила в объятия своего первенца и стиснула его так крепко, что тот даже вскрикнул:

— Полегче, мамочка!

— Извини. — Она отстранилась. В глазах ее заблестели слезы. — Я так рада, Джорди! Так рада, что ты наконец вернулся домой!

— И я рад.

Она втащила его в дом, кинулась к его чемодану, который был словно набит кирпичами.

— Мам, ты что, не надо! Я сам. — Он легко поднял чемодан. Он возмужал, стал сильнее, подумала Дина, и не только физически.

Сверху прибежали близнецы. Дина говорила им, что Джорди приедет, и велела не повторять того, что они слышали про Джорди в доме дедушки. И сейчас следила за их встречей, затаив дыхание.

— Джорди! — закричала Сюзи и кинулась к брату.

Он взял ее на руки, прижал к себе.

— Как я рад тебя видеть, орешек! Как же я по тебе соскучился!

— И я по тебе соскучилась, Джорди. Ты теперь будешь жить дома, да? Будешь здесь ходить в школу?

— Ага. Придется вам меня терпеть, пока я не поступлю в университет.

— Ура! — Сюзи захлопала в ладоши и обернулась к Али, думая, что он разделит ее радость.

Али стоял и молча смотрел на старшего брата. Словно хочет понять, что в нем может быть «противоестественного», подумала Дина. Она взглянула на Джорди — ей не хотелось, чтобы он обиделся. Он улыбнулся — как ей показалось, чуточку грустно — и потрепал Али по голове.

— Рад тебя видеть, чемпион, — сказал он и пошел за Диной на кухню.

— Ты уж не обижайся, — сказала она, когда близнецы снова поднялись наверх. — Я…

— Все в порядке, мама. Я могу себе представить, какую промывку мозгов он им устроил.

— Думаю, все было не совсем так, — сказала Дина. Она сама удивилась тому, что попыталась защищать Карима. И поспешно добавила: — Да, твой отец действительно совершил ужасный поступок, но не думаю, что он «промывал мозги» близнецам. Возможно, он просто говорил с братом или с отцом, а дети случайно что-то услышали.

— Да ладно, какая разница.

— Джорди, — продолжала Дина, — твой отец по отношению к тебе не прав на все сто процентов. Но это его проблема. Но если ты хочешь быть к нему справедливым — а я ни на что другое и не рассчитываю, — ты должен понять, что мозги промывали как раз ему. Вспомни, в какой стране он родился и какое он получил воспитание.

Джорди строго посмотрел на мать:

— Мам, почему ты его защищаешь? Хочешь вернуть его? После всего…

— Нет! Я вовсе не хочу его вернуть. Я просто хочу, чтобы и ты кое-что понял. Для своего же блага, а не для его.

— Хорошо, я с тобой согласен. Только давай обсудим это позже, ладно?