Измайлов Андрей - Время ненавидеть Страница 26

– На рэкетиров или на кооперативы?

– Ну на кооперативы, я знаю, есть. Я же не слепая-глухая! – смешок у меня ва-аще! Сама непринужденность, тьфу! – А на рэкетиров?

Меня, мол, постольку-поскольку занимает. Постольку-поскольку одноклассник есть человек занимательной профессии, а женщины существа любопытные. Кто им еще расскажет, если не одноклассник?! Что-нибудь такое не служебно-секретное, а типа просветительной лекции.

И Вика не пошел навстречу, не проникся, а именно прочел просветительную лекцию: «Значит, насчет рэкетиров. Раньше их можно было привлечь только по девяносто пятой или сто сорок восьмой Кодекса. Но не привлекали…». Чуть раскачиваясь в такт на кухонном табурете, спиной опираясь на холодильник, аккуратно прихлебывая кофе.

Хоть бы спросил, почему я только ему налила, а себе нет! Хоть бы спросил, где я, по нынешним временам кофе достаю. И себе не налила потому, что джезва маленькая, сувенирная, всего на одну чашку. Но это не от этого. Просто всего ничего осталось: горсточка зерен на дне банки. Что за напасть: раньше кофе был- денег не было, а деньги появились – кофе днем с огнем не сыщешь. Завтра пойду искать, глазки строить. А он хоть бы спросил!

И спрашиваю.

– Еще сварить?

Не дай бог, скажет «да»!

– Да. Спасибо.

Я не успеваю очередной раз на него разозлиться, так как испуг опережает – да, пугаюсь и теряюсь: после «Да. Спасибо» Вика встает и… не прощаясь уходит. Замок входной двери щелкает, закрывшись за ним. Ушел…

Сижу, как дура на чайнике!

Куда же ты?! Куда же ты?!

Почему Вике проигрываю? Потому что вынуждена первой затевать разговор, спрашивать. Он ни разу не задал ни одного вопроса, чтобы представилась возможность хотя бы его проигнорировать. Или перебить, отсечь в беседе: «Ой, хватит, достаточно!». Хилый, но все же выигрыш.

Жизнь – борьба. Жизнь женщины – борьба с унижениями. Просящий – заведомо в униженном состоянии. Просящий, спрашивающий. Заведомо!

Можно, правда, по-разному спрашивать. Например, как садисты в ОПОПе. Тогда наоборот. Но тут дело в том, что задавая вопрос, они знают ответ, то есть владеют ответом, который единственно верный с их точки зрения. Они только проверку ведут. Показывают кошку: кто это? Кошка, говоришь. Пра- авильно! А скажешь: собака? Бровью не поведут, отметочку между собой тебе выставят и дальше спрашивают. Если вопрос звучит экзаменующе, а не удивленно, всегда выигрывает экзаменатор.

В исполкоме вот тоже. На комиссии…

… сначала промурыжили сорок минут в зале с лепниной и позолотой. Оказывается, зала – только подступ в святая святых, где слуги народа решают судьбы народа.

– Товарищи индивидуалы! Не расходитесь и не шумите. Сейчас кооперативщиков освободят, и сразу вы. Не расходитесь и не шумите!

Разойдешься тут, пошумишь! С тобой как с равным власти будут говорить! Но именно «как». Непринужденно, демократично, в духе времени – ан ей, власти, решать: быть тебе или не быть… индивидуалом. Выдать тебе патент или погодить. Нам просить, им спрашивать почему просим.

Зверякина очередную папку открывает, называет меня. Иду будто первый раз на каблуках. К тому времени, что нас запустили в зеркальноковровую святая-святых, уже трех зарубили: двух фотографов и одну «фриволите».

С фотографами в нашем районе вопрос уже решен. С избытком…

– Ваше «фриволите» еще не на должном художественном уровне. Мы же о наших жителях обязаны думать, о покупателях ваших. Вкус воспитывать…

А Зверякина вообще бы всех зарубила – по глазам читается. Дал же бог фамилию секретарю исполкома! Еще на стадии оформления кипы предварительных бумажек она всех и каждого изводила. И все и каждый предвосхищали: вот пробьемся на комиссию исполкома, там заодно вмажем по Зверякиной при всей власти! Вот ей будет-то!.. И я предвосхищала…

Головой-то я эту жуть с ружьем понимаю: сидит на ста сорока и если думает пересесть, то в той же системе. А тут идут и идут нэпманы новоявленные, деньги лопатой собрались грести! Вот она сейчас все бросит и займется вашей лопатой, как же! Не-ет, мы у нее набегаемся, насидимся, настоимся, напсихуемся, напереписываемся… Головой-то Зверякину понимаю, но потому душой не выношу! И предвосхищала.

А пока дожидалась своей очереди, поняла, что Зверякина пусть и винтик, но в машине. И машина дорожит каждым винтиком, а сейчас она, машина, вкупе со Зверякиной будет решать. Про меня… Моя очередь.

Строгокостюмные, сверлящеглазые. Человек двадцать. А во главе – Сам.

Вопрос о квалификации.

Химик с дипломом и со стажем. Семь лет.

Вопрос о месте работы.

Лаборатория полимеров. Внушительно.

Вопрос о сырье.

Неликвиды! Неликвиды! (Ничего с прилавков не исчезнет, если Красилину комиссия соизволит утвердить и дать добро на патент!)

Вопрос о пункте сбыта.

Есть договоренность, уже есть.

На Некрасовском?

Спаси и сохрани, конечно нет! Что же я, не знаю… В вестибюле метро. На «Удельной».

Лоток?

Да, самодельный… (Пока толклись два месяца по коридорам власти, сотоварищи настрого внушали: «Про место сразу надо говорить, что уже есть. Они, исполкомовцы, по закону обязаны сами предоставить, если нет, а у них самих нет. Так что если не сказать, то – зарубят без вариантов!»). Самодельный, но очень хороший! Товарищ по работе сделал, он специалист! (Петюня меньше всего специалист в строительстве лотков, даже меньше, чем химик. Но ДЛЯ МЕНЯ действительно расстарался. Подозреваю, даже не сам, а в кооперативе заказал. Но уверил, что сам. Бедняжка, с его-то зарплатой…).

– Ну-у, Галина… – зырк в бумагу перед собой, – Андреевна! С лотком можно было так и не торопиться. Вдруг мы вас сегодня не утвердим? – и смотрит Сам, гад, отец родной, с той самой, как они обожают говорить, с лукавинкой. – Вы, например, уверены, что ваша продукция будет пользоваться успехом? Не обанкротитесь? А то подумайте еще, и мы подумаем. Мы ведь о каждом жителе нашего района должны думать. Опытные химики району нужны, а вот нужны ли… хм!., «дурилки»… И вообще, что это такое? Виза отдела культуры есть? – не у меня спрашивает, у своих. – Есть. Хм!

Под увесистым «хм!» Варвара качает осуждающе своим «Каре» и что-то такое записывает. Словно не она визу, то есть резолюцию отдела культуры, ставила. И прыскала, охала-ахала, когда я ей «крантик» продемонстрировала, а потом от широты души подарила, чтоб ты подавилась! (Как раз я его, «крантик», освоила, а «шлепа», «цокотуха» и прочие – давно готовы!).

– Так что это такое? Что это? – Сам вопрос задал, но без удивления. Не было удивления. Превосходство экзаменатора было, да.

Все, подумала тогда, зарубили!.. И – была не была!

Мое счастье – я в третьей десятке итдэшников шла. Власти подустали, и потом какой-то важный футбол должен был начаться, сборная – не сборная, не знаю, мне до лампочки. А Самому – нет, по-видимому. И остальным тоже. Там почти сплошные мужики, кроме Варвары и Зверякиной. И чем ближе к семи, тем они чаще на телевизор взгляды кидали – пока не включенный, «Радуга» цветная (хорошо живут слуги народа!). А я так стояла, что спиной его загораживала. И – была не была!

Плюп!

– Как бы вам объяснить… – отчаянно наглею. Все одно пропадать! И вроде в порыве делаю шаг от телевизора к ним, к столу поближе.

– Что это?!!

И поняла: выиграла!

Теперь и удивление было в вопросе, и такое… остолбенение. Не только у Самого, но у всех. Еще бы! Они в телевизор смотрят, а сбоку у «Радуги» (никелированной, хромированной, полированной) торчит… кран! Нормальный водопроводный кран. Медный, с вентилем, допотопный. И капля с носика свисает, дрожит, сейчас сорвется.

– Что это?!!

А еще говорят: женщины барахольщицы! Да мужики сто очков вперед дадут! Дети и дети, дай им только игрушку. Тот же футбол. И вот… «крантик».

Даже Сам встал к телевизору, пальцем «крантик» тронул, отдернул руку, снова тронул.

И тут Варвара не выдержала, зарылась в платочек и хрюкнула тайком.

И Самого взорвало здоровым мужским гоготом.

И остальные повскакали, сгрудились – «дурилку» общупали, «да-а уж!» изрекли, как после хорошего анекдота.

Отличные, в принципе, ребята, с чувством юмора, ура!

И сразу загорелись, дрожь нетерпеливая, ощущаемая: а мне, а мне!

Всего-то игрушка, «дурилка» – пластмассовый водопроводный кран на присоске, как у мыльницы. Куда прилепишь – плюп! – там и торчит, была бы поверхность достаточно гладкая. И от настоящего неотличим (моя забота – химика, формовщика, красильщика – чтобы стал неотличим). И капля из носика висящая – тоже пластмассовая (тут уж я самый-самый молодец – у «фирменного» крантика, который Красилин привез и с которого я свою модель слизала, никакой капли не было, не додумались буржуи).

То-то! Глядите у меня! И чтоб если вопрос, то с удивлением! «Что это?!!». Она и есть, «дурилка»! Нате, радуйтесь!

Радуются! Выиграла. Отличные, в принципе, ребята! Почему-то ребята сразу становятся отличными, если у них выигрываешь. И милость к падшим призывал. Правильно призывал! Таким образом вопрос, будет ли моя продукция пользоваться успехом, отпал сам собой. И вопрос «утвердят, не утвердят» тоже отпал. Словом, все отпали.