Эрик Ластбадер - Возвращение в темноте Страница 27

Она махнула рукой.

— Впрочем, он и не скрывал этого. Меня это даже возбуждало... да и кто, оказавшись на моем месте, стал бы отказываться? Он был так внимателен и щедр, что мне показалось, что моя мечта сбывается! Он нанял мне учителей по дикции, манерам, иностранным языкам — Бог ты мой! Он даже нанял знаменитого преподавателя вокала, который работал с оперными дивами из «Метрополитен-опера»! Я брала частные уроки балетного танца, тенниса, верховой езды, поло, судовождения... Когда он решил, что я уже достаточно подготовлена для выхода в свет, мы отправились в Англию участвовать в охоте на лис. Потом мы играли в поло в Аргентине, ходили на яхте в Ньюпорте. Я была ослеплена всем этим и не видела вокруг себя ничего и никого.

Она крепко сжала руку Кроукера, словно он был спасателем, а она тонула в море.

— Вот когда наступила расплата! Дональд погиб, сейчас дочь на грани смерти... Последние иллюзии насчет достоинств Дональда исчезли, у меня больше нет добрых воспоминаний... Правда смотрит мне в глаза, словно смерть с косой в руке.

Протянув руку, Мэтти положила ладонь Кроукеру на голову, словно благословляя его, и взъерошила ему волосы, как делала, когда они были детьми.

— Ладно. — Ее глубокое и красивое колоратурное сопрано заполнило комнату. — Наконец-то я поняла, отчего мы так сердились друг на друга все это время.

Она поднялась и, взяв Кроукера за подбородок, расцеловала его в обе щеки.

— Теперь, когда все сказано, мы навсегда забудем об этом, потому что обрели друг друга после многих лет разлуки.

Потом Мэтти стала нетерпеливо убирать со стола. По тому, как ловко она это делала, он понял, что она уже привыкла обслуживать себя и дочь.

Подойдя к сестре, Кроукер повернул ее к себе лицом и крепко обнял. Он чувствовал, как сильно билось у нее сердце, и ему стало невыразимо больно за нее и за себя... Наконец, он выпустил ее из объятий, и она, снова принимаясь за посуду, сказала:

— Лью, а что еще сказала тебе Рейчел, когда пришла в сознание?

— Она очень сердита.

Натянув на руки желтые резиновые перчатки, Мэтти усердно мыла посуду.

— Разве не все подростки в мире сердятся на своих родителей? — спросила она, словно стараясь убедить себя в этом. Она глянула на Кроукера через плечо и спросила: — Ты уже настолько постарел, что не помнишь себя в ее возрасте?

— Да, но не все подростки балуются наркотиками, — возразил он. — К тому же не у всех есть тайны...

Мэтти встревоженно обернулась.

— Что еще за тайны?

— Не знаю, — признался он. — Честно говоря, я надеялся, что ты мне об этом расскажешь. Рейчел не стала рассказывать сама.

Мэтти снова принялась греметь посудой, но от глаз Кроукера не укрылось, что она встревожилась.

Кроукер стал помогать ей вытирать посуду.

— Скажи, ты не заметила каких-либо перемен с Рейчел за последние, скажем, три-четыре месяца?

Она отрицательно покачала головой.

— Ничего серьезного. После смерти Дональда полгода назад она стала замкнутой и неразговорчивой, словно что-то в ней сломалось. Возможно, с его гибелью рухнула надежда, что когда-нибудь он снова вернется в семью.

— Ты говорила с ней об этом?

— Много раз. Но я совершенно не понимаю, в каком мире она живет. Как я ни старалась, я не могла понять все эти рок-ансамбли, изрыгающие шум и грохот вместо музыки.

Покончив с тарелками, она принялась за кастрюлю.

— Если быть честной до конца, Рейчел вполне устраивает то, что я не понимаю всего этого. Любую попытку с моей стороны как-то понять ее мир она воспринимает как вторжение.

— Мэтти, судя по количеству принимаемых ею наркотиков, тут дело серьезное. Неужели ты ничего не можешь припомнить?

— Надеюсь, ты понимаешь, что развод не привел к улучшению наших с Рейчел отношений, но это, пожалуй, все, что я могу сказать. Полгода назад она проходила ежегодную школьную диспансеризацию у доктора Стански, и все было в полном порядке.

Она нахмурилась.

— Между прочим, Стански ничего не говорил мне о том, что она принимает наркотики.

— Ну, это неудивительно, — сказал Кроукер. — Опытные наркоманы отлично умеют обманывать врачей. Ты уверена, что не замечала за ней ничего подозрительного? Может, она совершала какие-то эксцентрические поступки, стала хуже учиться в школе, врала, таскала деньги из твоего кошелька или что-нибудь еще в том же роде?

— Нет, совершенно ничего такого не было. В школе она всегда училась отлично. Что же касается прочего, я воспитала ее так, что ей и в голову такое не может прийти!

— Но наркотики сильно меняют людей, Мэтти. — Он помолчал, но, не дождавшись никакой реакции, продолжил: — Можно мне осмотреть ее комнату?

Вместо ответа на свой вопрос он услышал:

— Как жаль, что мы с ней так ни разу и не поговорили обстоятельно...

— Ты знаешь кого-нибудь по имени Гидеон?

Она обернулась:

— Наверное, кто-то из ее друзей. Я знаю, что она какое-то время встречалась с неким Гидеоном, но никогда не приводила его в дом и ничего о нем не рассказывала.

— И ты позволяла им встречаться, ничего не зная об этом парне?

— Лью, в свои пятнадцать лет Рейчи вполне могла бы сойти за двадцатилетнюю. Она уже взрослая.

Заметив оторопь на лице брата, она воскликнула:

— А что, по-твоему, я должна была делать? Надеть на нее ошейник с поводком? Не могу же я стеречь ее каждый вечер, как цепная собака, она и так не испытывает ко мне большой любви. Несколько дней назад она даже заявила, что ненавидит меня...

— А отца она тоже ненавидит?

Мэтти вздохнула:

— Для меня ее отношение к отцу — самая большая загадка. Сам Дональд никогда не проявлял особой заботы о своей дочери, а после развода и вовсе забыл о ней. Однако Рейчел, похоже, ничуть не была расстроена этим. Когда в доме звонил телефон, она первой бежала снять трубку, надеясь услышать его голос. И хотя он упорно отказывался поддерживать какие бы то ни было отношения со своей прежней семьей, она не теряла надежды. Меня это просто бесило!

В ее голосе вдруг прозвучали какие-то странные нотки, и Кроукер, настроившийся на душевное состояние сестры, не мог не заметить диссонанса.

— Мэтти, что ты хотела еще сказать?

— Ничего.

— Ну же, чего ты боишься, — мягко произнес Кроукер. — Нужно спасать Рейчи...

Она замотала головой.

— Не думай, что умеешь читать чужие мысли. Просто я... — Она глубоко вздохнула. — Ну, понимаешь, мне иногда казалось, что между Рейчел и Дональдом идет какая-то странная игра. — Она засмеялась, пытаясь скрыть смущение. — Вот дура-то!

— Вовсе не дура, — спокойно сказал Кроукер. — Объясни, что ты имеешь в виду под словом «игра».

Мэтти мыла посуду со свойственной ей педантичностью, проявлявшейся во всем, что она делала. Неудивительно, что все эти бесчисленные уроки, которые она брала по настоянию Дональда, принесли ей громадную пользу и сильно изменили ее к лучшему. Еще в школе, а потом в рекламном агентстве она проявляла недюжинные способности.

— Понимаешь, пока Рейчел росла, между ней и Дональдом никогда не было близких, теплых отношений.

— Ты имеешь в виду совместную жизнь с Дональдом еще до развода?

— Ну да, — кивнула Мэтти. — Казалось, между ними всегда стояла какая-то невидимая преграда, причем они словно играли друг с другом. Когда Рейчел пыталась сблизиться с отцом, он тут же отдалялся от нее, и наоборот. Так они доводили друг друга чуть ли не до белого каления.

— А потом? Что было потом?

— Не знаю. — Глаза Мэтти затуманились печальными воспоминаниями. — Все вдруг лопнуло как мыльный пузырь... Дональд ушел от нас.

— Они виделись после развода?

— Не знаю, по крайней мере ни он, ни она никогда не говорили мне об этом, — озадаченно проговорила Мэтти.

— Мэтти, — как можно мягче произнес Кроукер. — Я вынужден задать тебе еще один вопрос. Дональд был жесток с Рейчел?

— Нет, совсем нет, — без тени сомнения ответила Мэтти. — Ты же знаешь меня, Лью. Я бы никогда не допустила этого. Но такая проблема никогда не возникала. Дональд не из тех, кто применяет физическую силу, чтобы добиться желаемого. У него было множество иных, порой весьма изощренных способов повлиять на человека.

Какое-то время она молчала, погруженная в свои воспоминания. Закончив мыть посуду, она стянула с рук резиновые перчатки и мягким жестом положила руку на плечо брата. В ее глазах заблестели слезы.

— Иди посмотри на ее комнату, прибежище греха...

Кроукер нашел комнату Рейчел в самом конце коридора, устланного толстым ковром. Это оказалась обычная спальня подростка. Стены, выкрашенные в белый цвет. Темная, почти траурная полоска бордюра. На стенах — постеры: Курт Кобейн, покойный лидер «Нирваны», еще какие-то группы.

Кровать была застелена черно-белым клетчатым пледом в стиле пятидесятых годов. Присев на краешек кровати, Кроукер огляделся. Он хотел увидеть эту комнату глазами Рейчел. Каждое утро, просыпаясь, она видела вокруг себя именно эту обстановку. По своему собственному опыту Кроукер знал, что людям нравится просыпаться в окружении любимых вещей. Он посмотрел на портрет Кобейна, потом посмотрел в окно, потом — на фотографию на комоде. Черно-белая фотография молодой женщины экстравагантной наружности. Она была одета в прозрачный виниловый дождевик и прижимала к груди белую пушистую кошку. Кроме дождевика, на женщине не было ничего, только широкий черный кожаный пояс с заклепками. Кроукер встал и подошел поближе. Это была не фотография, а просто вырезка из журнала. Молодая женщина была фотомоделью. Повернув рамочку тыльной стороной, Кроукер открыл замочки, удерживавшие багет. Но на обратной стороне вырезки он обнаружил только рекламу джинсов «Буффало», ни названия журнала, ни даты выпуска.