Андреас Эшбах - Один триллион долларов Страница 27

Когда он вернулся в салон, ее не было, она отсутствовала довольно долго, а когда снова появилась, вид у нее был немного жалкий. Но Джон последовал совету Эдуардо и не стал задумываться.

Министр финансов тоже присутствовал на празднике.

– Кстати, если вы будете подыскивать инвестиционные возможности для вашего состояния, – сказал он шутливо-заговорщицким тоном, поднимая свой бокал, – то могу вам рекомендовать наш государственный заем.

Джон понятия не имел, что такое государственный заем. Наверное, это было сказано ради светской болтовни.

– Я подумаю об этом, – пообещал он и чокнулся с министром.

Увидев Альберто, он спросил его, что это такое.

– Государственный заем означает, что вы даете государству взаймы, – объяснил тот, держа в каждой руке по бокалу. – Деньги, которые вам вернут в оговоренный срок с оговоренным процентом. Довольно скучное, но малорискованное вложение, если, конечно, вы покупаете облигации займа не какой-нибудь банановой республики.

– Это что, государство берет взаймы у частных лиц? – растерянно прошептал Джон.

– Если экономика страны требует дополнительного привлечения какой-то суммы долларов, государство выпускает на эту сумму облигации. И их может купить каждый, кто хочет. Покупают и банки, и частные лица, да. – С этими словами он оставил его, направляясь дальше к светловолосой красавице, которая, как все женщины на этом празднике, казалась неземного происхождения – в своей прежней жизни Джон не встречал таких никогда.

Он снова столкнулся с министром финансов у стола с закусками, и тот, накладывая на свою тарелку ломтики лосося и паштет из трюфелей, снова завел разговор о своем государственном займе.

– Не знаю, – помедлив, ответил Джон. – Надежные ли это инвестиции? Ведь вы же государство. Если вы решите не возвращать деньги, я перед вами беззащитен.

– Ну что вы! – Он посерьезнел и выпрямился во весь рост. – Министр финансов скорее сократит пенсию собственной матери, чем не выполнит свои долговые обязательства. Приобрести дурную славу ненадежного должника – это все равно что не заплатить за квартиру… Никакое правительство в мире не может себе такое позволить.

Пред внутренним взором Джона мгновенно возник расплывчатый образ мисс Пирсон, их квартирной хозяйки, – как она стояла в дверях и переругивалась с Марвином, если они не справлялись со своими долговыми обязательствами. Когда же это было? Всего несколько недель назад. Или сто тысяч лет назад? Однако он понял, что имел в виду министр. Правительству, которое не платит по долгам, трудно будет получить новые кредиты. Логично.

– Я… эм-м… – он попытался улыбнуться: – У меня пока не было времени продумать… инвестиционную стратегию. Но я помню о вашем предложении.

Он беседовал о погоде с лауреатом Нобелевской премии, с банкиром – об избрании Жака Ширака президентом Франции, а с оперной сопрано-певицей – о конфликте в Боснии-Герцеговине. Он брал визитные карточки, которые ему совали, обещал обдумать инвестиционные предложения и в какой-то момент сменил шампанское на сельтерскую воду, потому что ему уже становилось плохо.

– И каково чувствовать себя триллионером? – спросила женщина с непокорными рыжими кудрями. Ее такое же рыжее платье вблизи оказалось неслыханно прозрачным.

– Чувствуешь себя так, – язык у Джона ворочался уже с трудом, – будто все женщины мира лежат у твоих ног.

– Да неужели? – воскликнула та, возмущенно взмахнув ресницами.

Это оказался самый эффективный ответ за весь этот вечер. На сей раз удалиться поспешила она.

Уже светало, когда Джон закрыл за собой дверь спальни и привалился к ней спиной, чтобы насладиться внезапной тишиной и покоем. Кроме того, он уже нетвердо стоял на ногах.

Самый богатый в мире человек? Он чувствовал себя скорее самым усталым в мире человеком. От свежезастеленной и приглашающе раскрытой постели исходил несказанный соблазн.

Он открыл дверцу платяного шкафа с зеркалом внутри и внимательно посмотрел на себя пьяным взором. Не такая уж плохая штука, этот фрак. К лицу ему. Просто требует привычки. Как и то, что он триллионер.

Привык ли он к шампанскому – дело другое. Он смутно припоминал, что с кем-то пил на брудершафт, но не помнил с кем. С Эдуардо – точно. Тот потом ухаживал за женщиной в рыжем прозрачном платье, а после куда-то исчез. Женщина в рыжем платье – тоже.

Белизна бабочки немного пострадала. Он расстегнул запонки, снял фрак, кое-как распутал и вытянул бабочку из-под воротника рубашки. Расстегивая пуговицы жилетки, он услышал, как скрипнули садовые ворота.

В такое-то время? Он подошел к окну. В этой стороне двора располагалось небольшое строение, похожее на мастерскую или бывший сарай с отдельным въездом с улицы. На дороге припарковался фургончик, из него выгружал коробки мужчина из домашнего персонала Вакки. Из дома вышла женщина помочь ему. В окнах горел свет.

Джон расстегнул рубашку. На груди тоже были винные пятна, и он бросил рубашку в корзину для грязного белья.

Как странно, что в такое время кто-то уже работал! Видимо, с такой дозой алкоголя в крови нельзя размышлять на подобные темы. Джон направился к кровати и отдался несказанному соблазну.

Контейнеры всех цветов, издали похожие на детские кубики, вблизи оказались помятыми и поцарапанными железяками. Грузовой кран, целыми днями справлявший свою тяжелую работу, ночи напролет ржавел. Рельсы, разбитые дороги, древний пирс, выступающий в Гудзон.

Сьюзен Винтер приехала на четверть часа раньше. Она любовалась игрой света и тени между небоскребами Манхэттена и раздумывала, что будет делать с восемьюстами тысячами долларов годового дохода. Когда пробило семь часов, она оглянулась и мимоходом спросила себя, где тут поблизости может быть ресторан, о котором он говорил.

Мужчина появился – точно так же, как в первый раз, когда она согласилась зарабатывать деньги незаконными делами. На нем был тот же темный плащ, что и всегда, и двигался он так же скованно, как тогда у Рокфеллеровского центра, будто его мучил ревматизм, да и лицо его за это время красивее не стало.

Но теперь она уже знала его имя.

– Хэлло, Рэнди! – небрежно бросила Сьюзен. – Жаль, что вам пришлось сюда выбираться. Ведь вас разыскивают по всему миру. Кстати, сегодня я условилась о встрече с вашим хозяином.

– Я знаю, – сказал Рэндольф Бликер с отвратительной улыбкой. – Он дал мне поручение, касающееся вас.

До Сьюзен внезапно, как удар грома, дошло, что она одна и совершенно беззащитна. С анализом собственных дел у нее всегда было плоховато. Она смотрела на Бликера и чувствовала, как ее глаза расширяются от ужаса.

На сей раз конверта с деньгами при нем не оказалось.

9

Когда они встретились на другой день, солнце стояло уже высоко. Джованна накрыла небольшой завтрак в библиотеке, одном из немногих помещений, не затронутом вчерашней вечеринкой и потому не приведенном в плачевное состояние. По всему нижнему этажу сновали люди из пати-сервиса, приводя все в порядок. Через открытые окна слышались шумы и голоса, сопровождавшие разборку каруселей и павильонов на праздничной площади.

– Приятное дело – быть богатым, – сказал Джон.

– Несомненно. – Альберто устало помешивал свой эспрессо. Его брат Грегорио с красными глазами выглядел таким же мрачным и невыспавшимся. Лицо Эдуардо опухло, будто он вообще не спал. Он сидел, молча опрокидывая чашку за чашкой.

И лишь патрон выглядел цветущим. Он, как обычно, рано ушел спать и с утра уже успел совершить прогулку.

– Но моя задача теперь, – продолжал Джон, разглядывая густую черную жидкость в своей чашке, – раздать деньги бедным, не так ли?

Мгновенно установилась тишина. Как будто он ляпнул постыдную глупость.

Джон поднял голову и широко раскрыл глаза.

– Так я понял. Или не так? Деньги предназначены не для меня, я должен как-то применить их. Устранить нужду. Бедность. Что-то вроде этого.

Патрон закрыл глаза, медленно вздохнул и снова открыл их.

– Это ваши деньги, Джон, – сказал он. – Они принадлежат вам. Без каких-либо условий.

– Вы можете делать с ними что хотите, – добавил Альберто.

– Но разве в завещании нет такой оговорки? Ведь я должен при помощи этих денег вернуть человечеству будущее?

– Это не оговорка, – поправил Кристофоро Вакки. – Это пророчество. Вы не должны – вы сделаете это. Разница, как между землей и небом.

– То есть я действительно могу взять себе все, если захочу?

– Вы полностью вольны распоряжаться ими. Можете их взять и хоть раздать бедным, если захотите.

– При этом спрашивается, – вставил Грегорио с кисловатой миной старшего преподавателя, – кого следует считать бедным?