Хуан Марторель - Маска майя Страница 27

— На что ты намекаешь?

— Он знает имя и фамилию. Видишь ли, Николь, есть один колумбийский мультимиллионер, о котором говорят, что у него только две страсти: одна — деньги, а вторая… искусство майя. Происхождение его состояния мне неизвестно, хотя я предполагаю наркотики, а что до его второго увлечения… Говорят, он способен на все, чтобы заполучить то, что его интересует.

_ Ого! — Николь не знала, что сказать.

— Его зовут Флоренсио Санчес, и мало кто может утверждать, что знает его хорошо. Мне, например, такие люди не известны. Но я слышал истории, которые о нем рассказывают. И некоторые, если говорить честно, оправдывают стремление Ги держать все это в секрете.

— Ты думаешь, что этот человек может…

— Я не знаю, Николь, я не знаю; я тебе говорю, что я его не знаю… по крайней мере, лично. Но чтобы ты имела представление, расскажу тебе вот что. Я был знаком с человеком по имени Грегорио Луна. Его называли Могильщиком.

Он занимался тем, что шерстил Юкатан в поисках древних артефактов майя, которые он потом продавал тому, кто даст наилучшую цену. Он хорошо платил сборщикам сока сапотилового дерева за информацию о любом месте в сельве, которое есть смысл раскопать. Наконец, он был расхитителем могил.

— И?…

— Подожди. Хочу добавить, что я относился к нему с некоторым… уважением, что скрывать. Он был человеком слова, и, если бы он не был вором, из него мог бы получиться великолепный исследователь, поскольку его знания о мире майя просто поражали. Мы заключили негласное соглашение: я покупал у него вещи, представлявшие максимальный интерес… неофициально, конечно. И мне известно, что в некоторых случаях Грегорио прогадывал на своих сделках, потому что он тоже происходил из майя и хотел, чтобы культура его предков стала известна всем.

— Мне нельзя говорить о нем по телевидению?

— Боюсь, что нет. — Хулио Ривера улыбнулся. — Последний раз, когда он пригласил меня, он хотел предложить необычайную глиняную фигурку позднего доклассического периода. Цена, которую он запросил, была слишком высокой, но он сказал, что не может опустить ее, потому что Флоренсио Санчес готов заплатить ему гораздо больше. Когда мы захотели связаться с ним, чтобы дать согласие, у нас это не получилось. Вскоре обнаружили его труп; его убили в собственном доме. А о глиняной фигурке я больше ничего не слышал.

— У тебя нет сомнений насчет того, где она сейчас находится, правда?

— Я не могу утверждать, однако готов поставить несколько песо.

— Но этот человек… Полиция ничего не может сделать?

— Колумбия — сложная страна, ты же знаешь. Обычно случается так, что полиция служит не тому, кому должна служить.

— Спасибо, что рассказал мне об этом, Хулио. — выражение лица Николь стало серьезным. — Мне придется быть очень осторожной с моими комментариями.

— Да, это самое правильное. Честно говоря, я очень боюсь что Флоренсио Санчес уже имеет сведения о нашей экспедиции и о том, что мы ищем. Слишком много людей вовлечено в это, а о Флоренсио говорят, что у него есть уши даже в президентском кабинете.

В этот момент Стан подошел к ним с треногой в руках.

— Николь, в двенадцать записываем. Ты будешь готова?

— А если бы я сказала, что нет? — ответила она и тут же улыбнулась, увидев, как изменилось его лицо. — Не переживай, Стан, иди, готовь съемку, в двенадцать часов я буду с вами. Послушай, Хулио, — она повернулась к археологу, — а как насчет того, чтобы появиться со мной в кадре? Ты мог бы рассказать что-нибудь интересное об Уашактуне. О твоей дружбе с Сильванусом Морли, например, — добавила она.

Мексиканец посмотрел на нее, нахмурив брови, а потом рассмеялся. Николь тоже не могла больше сохранять серьезность.

— Очень рад, но я предпочел бы, чтобы ты меня представила как его реинкарнацию. Хотя по времени и не совпадает, но дело в том, что я такой самовлюбленный тип!.. Если ты этого еще не заметила.

16

Балам чувствовал, что сроднился с телом ягуара почти гак же, как со своей человеческой оболочкой. Со дня обнаружения воинов Наранхо на прогалине сельвы он часто пил жидкость, позволяющую ему принимать облик могучего животного. Страх, пережитый им, когда он в первый раз столкнулся со сверхъестественным, постепенно исчезал, и он уже воспринимал это чудесное перевоплощение как дар богов, которым он мог беспрепятственно пользоваться.

Когда он рассказал Белому Нетопырю о том, что видел и как след привел его от прогалины к городу, шаман стал таким же обеспокоенным, как и он, хотя его слова были, как всегда, полны здравого смысла.

— Не стоит тревожить лишний раз нашего короля из-за таких пустяков, а кроме того, возможно, все, чего мы добьемся, — это вспугнем людей, желающих оставаться незамеченными. Воспользуемся тем преимуществом, что они не знают о нашей осведомленности, и останемся начеку. Благодаря богам мы сможем присматривать за прогалиной с большим успехом, чем кто бы то ни было. Мы будем делать это по очереди. Но, мой дорогой сын, — спокойно сказал он, — мы должны быть бдительны и здесь, в том месте, которое волнует меня больше всего, — в нашем городе Караколе. Твой рассказ навел меня на мысль, что существует заговор, в который вовлечены немногие.

_ Если бы я прошел там несколькими мгновениями раньше, я узнал бы, кто они. Ты кого-нибудь подозреваешь?

— Ответ прост, Балам. Тех, кто желает зла нашему городу или просто стремится захватить власть. Положение нашего короля очень уверенное: этого Человека любят, но он, возможно, рассчитывает на поддержку тех, кто планирует переворот, чтобы сбросить его. Мы должны смотреть вовне: в сторону Тикаля или в сторону Наранхо.

— А жрецы Тлалока, учитель?

— Это вполне вероятно, сын мой, однако сами по себе они мало что могут сделать без поддержки извне. Я сомневаюсь, что они являются участниками заговора, но я бы осмелился утверждать, что их используют. — Некоторое время Белый Нетопырь хранил молчание, словно взвешивая свои следующие слова. — И они, несомненно, рассчитывают на кого-то из нашего города, — продолжил он, — человека, представляющего чуждые нам интересы.

— Ты имеешь в виду Черного Света? — Балам произнес его имя тихо, словно испуганно.

— Да, именно, но пусть боги освободят меня от подозрений, не имеющих под собой оснований! — Халач виник нежно улыбнулся своему ученику. — Не забывай также о принцессе Никте, мой дорогой сын, не забывай о ней также.

Эта фраза запала глубоко в душу молодому Баламу. Тогда он не осмелился оспаривать слова учителя, хотя ему и хотелось произнести пылкую речь в защиту девушки. Усомниться в ней казалось невозможным. Ее сердце не знало предательства или притворства, добавил бы он, а затем заключил бы, что она — самая прекрасная девушка из всех, созданных богами. Кроме того, Синяя Цапля, которая все видела и все знала, почувствовала бы, если бы та что-то скрывала, разве нет? Она ведь не зря проводила с принцессой большую часть времени.

Все это он хотел сказать, но промолчал. Промолчал из уважения к учителю, а также потому, что слова, произнесенные с жаром, рождены мятущейся душой и не имеют цены.

И теперь, пока он шел по следу Никте через сельву, тень сомнения поселилась в нем. После полудня, когда жара перестала быть гнетущей, он увидел, как девушка в сопровождении одной из своих служанок пошла по дороге, ведущей из города по направлению к тайной прогалине. Он заметил ее случайно, когда сам направлялся к большой пирамиде в поисках некоторых трав, которые ему поручил собрать Белый Нетопырь.

Вспоминая с болью слова учителя, он поспешно вернулся в свои комнаты и выпил волшебную жидкость. По счастью, одно из окон выходило в сторону джунглей, и огромная кошка смогла незаметно выпрыгнуть из него и затеряться в сельве.

След Никте нельзя было перепутать ни с чем, и Балам мог уловить его среди тысячи прочих запахов. Это был аромат воды, в которой она купалась: туда подливали эссенцию из белых цветков эскисучиля31; кроме того, это был запах ее кожи, молодой и чистой, и ее волос, благоухающих ароматическими смолами.

Эти запахи человеческое обоняние различало слабо, хотя и воспринимало их с удовольствием, но ягуар был вполне в состоянии узнавать их и точно определять.

Вскоре он с облегчением заметил, что след, по которому он шел, свернул с дороги, ведущей по направлению к прогалине, и тогда он стал упрекать себя за то, что мог засомневаться в принцессе хоть на миг.

Тропа, по которой шла Никте со своей служанкой, вела к Белой лагуне, подземному водоему возникшему под известковой скалой. Немногие животные приходили сюда на водопой, поскольку берега тут были очень обрывистыми. Известняк сверкал необычайной белизной, что создавало яркий контраст с темными оттенками окружающей растительности.