Игорь Резун - Свидание на Аламуте Страница 27

— Крестоносцы — это полиция. На эмблеме спецподразделений Иль-де-Франс — крест! Антуан — это Неро. Все ясно. Я умоляла его отказаться от штурма. Он его начал…

— Тэк-с! Хорошо. Чума — это то, что мы видели…

— На средневековых гравюрах чума изображалась в виде адского огня, идущего из земли, — тихо подсказал Шкипер. — Андрей Юрьич, читай дальше. Глава четвертая, стих сорок пять…

Никого не останется, чтобы требовать.Великий Мендозус получит свою империю.Он заставит переменить приказ.Пьемонт, Пикардия, Париж, Тоскана — наихудшие.

При последних словах Лунь Ву хрипло вскрикнула. И тонкой рукой обхватила макушку бритой головы.

Полковник наблюдал за ней прищуренным, колючим взглядом.

— Savez-vous quelque chose, madame?[17]

— Oui… oui, c’est ca! O, merde![18]

Она объяснила: спецподразделения МВД имеют позывные по именам европейских городов и провинций. Отряд, затребованный Неро, носил позывной «Пьемонт» и был усилен спецотрядом «Париж-12».

— А Мендозус?

— По-латински — извращенный, порочный… — пробормотала Лис. — Похоже, это…

— C’est Aristide Nereaut. Il est gay[19], — отрывисто бросила китаянка, отреагировав на латинское слово.

Ее последнее слово тоже поняли. Майбах, до того угрюмо молчавший, крякнул:

— Ага. В общем, свою империю он получил! Вилла захвачена… А он давал приказ о прекращении операции?

Лунь Ву кивнула. Это был странный диалог — из всех присутствующих иностранцев только полковник, Майбах и Лис понимали по-французски. Но значение сказанного удивительным образом, минуя лингвистические перегородки, проникало в каждую голову.

— Когда люди уже начали гореть, он дал приказал отходить. Я слышала его на полицейской волне. Следующее читайте!

Теперь прочел Майбах, придвинувший книгу к себе:

Мендозус достигнет скоро своего высокого царства,Оставив немного позади Норларис.Бледный, красный, мужчина в междуцарствии,Пугливый юноша и варварский (берберский) террор.

Окончив чтение, он воскликнул:

— О, черт возьми! Берберский террор — это мусульманская угроза! Тогда их называли берберами…

— Ладно! — перебил его Заратустров, уже изжевавший зубами пластиковый мундштук. — Это понятно. Меня интересует Норларис… и тот факт, что его оставили позади! Немного позади… Ну-ка, давайте карту!

Зашелестела расстеленная на столике карта города. Кончиком незажженной сигариллы Заратустров начал водить по ней — от района Малакоф, уже очерченного жирной линией красного маркера.

Тем временем всезнающая Лис подсказала:

— Норларис — анаграмма слова Лотарингия. Где тут Лотарингия? Надо ее искать.

Все сразу посмотрели на китаянку, вытянувшуюся, как истукан, на краешке сидения, сплетя голые гибкие ступни замысловатым узлом. Та поняла, наморщила белый лоб и что-то произнесла, а издатель с нехорошей ухмылкой перевел:

— Наша милая Лунь Ву говорит, что областью, принадлежащей нынче тринадцатому и четырнадцатому округу… это справа от кладбища Монпарнас… вот, на карте… владели в шестнадцатом веке Гизы, выходцы из Лотарингии. Эта земля принадлежала им.

— Где?!

— Вот тут. Если следовать от Малакоф вверх, в сторону Ванва… Это шестой округ. Сад Люксембург.

— А почему именно туда? — вдруг спросила Лис.

— Merde! В самом деле… Если правее — то это к Итальянской площади, если левее… — пробормотал Заратустров, рассыпая по карте сигарные крошки и сердито стряхивая их. — Давайте следующий катрен! Что там — АХ18. Странный номер…

— «А» — это буква замены! — резко возразил издатель. — У нас в издательстве мы так обложки обозначаем… Черт, ерунду какую несу! Но подумайте, может, это так?

Тем временем Шкипер уже нашел восемнадцатый стих десятой главы и прочел:

Лотарингский дом уступит Вандомскому.Высокого поставят вниз, а низкого — наверх.Сын мамоны будет избран в Риме,И двое великих потерпят поражение.

Снова тишина сковала фургончик; в этой тишине Лис шепотом переводила китаянке. Та согласно кивала, а потом торопливо забормотала. Все в ожидании посмотрели на Лис.

— Она говорит, — медленно произнесла девушка, — что вряд ли все это относится к месту… Высокий — это Неро. А низкий — это его командир спецназа Калабри. Он… он, как она говорит, назначен сейчас руководителем операции. Вместо Неро.

Она подождала, пока Лунь Ву закончит, и с печальным торжеством произнесла:

— А Калабри может проводить облавы только… в прилегающих кварталах. Но они уже покинули эти места. Вопрос в одном — куда может выводить подземный ход? Эта шифровка предназначалась тем, кто должен был подобрать группу обитателей виллы и переправить дальше.

— Что ж, — вздохнул Майбах, — осталось два последних катрена — I I I 2 и AA + 2. Начнем со второго стиха третьей главы.

Воины сражаются в небе долгое время.В середине города упало дерево.Священная ветвь обрублена, меч, пылающая головня в лицо.Тогда падет монарх Адрии.

Заратустров зашевелился обеспокоенно. Выкинул в угол фургончика, мимо урны, искромсанную сигариллу. Что-то его мучало, какая-то догадка. Он забормотал:

— Дерево… в центре города? Воины в небе… Лунь Ву, ваш выход, черт подери. Ни черта не понятно.

Китаянка вскочила, опершись худющими руками о скрипнувший столик, потом длинным тонким пальцем начала водить по карте, что-то поясняя по-французски.

— Дерево, — сонно переводила Лис, — это метро. Они называют его линии «деревьями»… наверно, как у нас говорят, «ветка метро»… Речь, видимо, идет о какой-то старой заброшенной линии, ведущей в центр города. Подземный ход уходит в нее от виллы. Они не смогли бы прокопать слишком далеко. Да, но куда все-таки эта линия ведет?

Внезапно ее перебил издатель. Он молча кусал ногти, обнажив золотые запонки в манжетах. Стуча ногтем в зеленое пятно на карте, он горячо возразил:

— Ребята, главное, главное! Монарх Адрии — это же римский император Адриан, с которым сравнивали Генриха Четвертого… Генриха Четвертого! Король Наваррский… удар мечом Равальяка на улице Медников четырнадцатого мая тысяча шестьсот десятого года… Тогда все понятно с последней строчкой: плюс два — это тысяча шестьсот двенадцатый год.

Все замолчали. Мимо фургончика, завывая сиренами, пронеслись два реанимобиля. Над поредевшей дымной шапкой, грохоча, кружились полицейские вертолеты…

— В тысяча шестьсот двенадцатом году Мария Медичи, не желая жить после смерти мужа в Лувре, приобрела особняк герцога Люксембурского, на месте которого Соломон де Брос выстроил для нее дворец. Это же прямой намек на Люксембургский сад!

Полковник поднялся первым. Выпрыгивая из машины, он потянул за руку китаянку:

— Мадам Ву, давайте за руль! Срочно туда…

И, пока женщина перебиралась за руль «ситроена», Заратустров хмуро прибавил:

— Остается понять, что такое «головня в лицо». Хотя я, кажется, уже догадываюсь.

С грохотом закрылась дверь. Фургон рванул вперед, и Лис повалилась на колени Майбаха.

Через десять минут гонки через кричащие сигналами перекрестки автомобиль ворвался на дорожки Люксембургского сада — с рю д’Ассе. Деревья застучали по крыше фургончика. А через несколько секунд он вылетел на зеленый газон. Это было одно из глухих мест, расположенное далеко от флигелей дворца. Тут не оккупировали траву парочки, тут было сыро и тихо. На полянке темнела черная лысина — раскрошенная земля, выжженная трава, небольшой провал. И сидел около нее странный человек, молодой, почти голый, в свисающих и обожженных лохмотьях; сидел, укрыв коротко стриженную голову в ладони.

Полковник выскочил первым, бросился к нему; следом высыпали из фургона остальные. Заратустров, стоя на коленях около этого человека, уже отлеплял его ладони от лица и бормотал растерянно:

— Андрюша, Андрюшка… Как? Ты отбил, отбил, да?

Медный поскользнулся на мокрой траве — он вдруг узнал это лицо, искромсанное зловещими шрамами сгоревшей кожи, багрово-красное, словно сваренное в кипятке, на котором среди отвратительных бугров пересаженной и плохо прижившейся кожи выделялись только жгучие глаза. Узнал не сразу, но подсказала интуиция — это тот самый парень, который метался рядом с упавшей на траву девчонкой в сквере у Оперного театра; это тот самый спутник Невесты Старца и одновременно — загадочный мотоциклист; это тот, кто горел в перевернутом «уазике»…

Парня подняли и увели в микроавтобус. Полковник, забрав у француженки мобильный телефон, разговаривал с каким-то врачом, часто повторяя: «Глаза… Все очень серьезно, поймите!» Лунь Ву, склонившись над ямой, исследовала ее; белые узкие ступни стали черными от пепла сгоревшей травы. Медный тупо смотрел на все это и соображал, какая же шаровая молния разорвалась здесь, уничтожив каждую травинку под кончик, оставив только маслянистый прах. В небе над тихим Парижем плыли облака…