Саския Норт - Побег из Амстердама Страница 27

— Мам, смотри, шоколадный пудинг! А вот мини-«твиксы»! Ма-ам, ну посмотри!

Я не смотрела. Мое внимание было приковано к ключам, к огромной связке, на которой висел маленький оранжевый буй. Анс взяла ключи со стола, подошла к картине на стене и открыла ее. Повесила связку ключей на крючок, рядом с другими ключами, каждый с буем своего цвета, в шкафчик для ключей, который был замаскирован картиной.

— Забавный шкафчик, — сказала я и стала рассматривать картинку: безвкусно, наивно нарисованная крестьянская ферма, две большие двери конюшни, перед которыми на скамеечке сидят крестьянин с крестьянкой. Двери конюшни открывались при помощи маленькой деревянной кнопочки. Только Анс могла повесить такую старомодную вещь, да еще и пользоваться ей.

— Это Мартин привез из Швейцарии. Увидел его там в пансионе, где он останавливался, и он ему показался таким забавным, что он спросил, нельзя ли его купить. Оказалось, что это сделала сама хозяйка пансиона вместе со своим мужем.

— Надо же, какая прелесть. А зачем Мартин ездил в Швейцарию?

— Катался на горных лыжах. Вот, держи. Иди, отдохни в своей комнате. Я займусь детьми.

Она протянула мне кружку теплого, пахнущего мочой чая.

— Отвар папоротника. Хорошо успокаивает и снимает депрессию.

— Прекрасно, — я отхлебнула горячего безвкусного чая. Теперь я знала, где она хранит ключи, и это придавало мне почти эйфорический подъем. В конторе Мартина я найду ответы на свои вопросы, в этом я была уверена.

Рини первая увидела пламя. Я сидела у нее на кухне и попивала вино, как вдруг она закричала, что мой дом горит. Мы выбежали на улицу, крича от ужаса. Пламя вырывалось из моей кухни, и я закричала: «Дети, мои дети спят наверху!» Я хотела войти в дом, подняться наверх, но была совершенно парализована. Я оглянулась, Рини исчезла, а я стояла и смотрела на свой горящий дом совершенно одна. Я хотела заплакать, но слезы не шли. Горе было слишком большим, страх слишком сильным. Я чувствовала страшную боль в животе, как при родах, как будто мои дети, которые вышли из меня, опять залезали ко мне внутрь. Я опустила глаза и увидела, что действительно беременна, мой живот был как большой, тугой мяч. Моя мать вдруг оказалась рядом со мной и с презрением смотрела на меня. «Вот тебе, — сказала она. — Это тебе наказание. Ты не можешь хотеть одного ребенка и не хотеть другого!»

Она пошла дальше, я хотела ее догнать, но не могла и двинуться с места.

Младенец выскользнул из меня, я ничего не почувствовала, он упал на землю и заплакал. Я подняла глаза и не увидела никакого пожара. Мейрел и Вольф вышли из дома и радостно побежали к своему новорожденному братику. Мейрел схватила его и осыпала поцелуями.

Потом я проснулась. Я вспотела, во рту было липко и сухо. Глубокая печаль, которая мучила меня во сне, камнем лежала на сердце. Как будто я была глубоко под водой. Медленная пульсация крови доносилась издалека, как шум моря. Я опять соскользнула назад, в свой кошмар, я знала, что это сон, но не могла проснуться.

Кто-то потряс меня за плечо. Погладил мой лоб.

— Эй, — сказала Анс нежно. — Как ты?

Я потрясла головой, и мозги застучали по черепной коробке. Я попыталась встать, но мышцы были как ватные.

— Ты уж лучше полежи, — сказала она и укрыла меня колючим шерстяным одеялом.

Я лежала на диване. Пахло камином. Должно быть, уже поздний вечер, потому что детей слышно не было. В комнате мягко звучало пианино. Я как будто возвращалась издалека. Я закрыла глаза и слушала лаконичные звуки пианино, которые придавали комнате атмосферу зала ритуальных услуг.

Казалось, что я умерла. Жизнь вытекала из меня, с каждым днем я становилась все более пустой и слабой. Что же со мной происходит?

Я попросила у Анс воды, она принесла мне попить, и потом еще. Я пила так, как будто от этого зависела моя жизнь, а Анс сидела, сложив руки на коленях, и смотрела на меня, как на ребенка с синдромом Дауна.

— Что со мной? — спросила я ее, и она ответила, что буря в моей голове сама собой уляжется, когда я немного отдохну. То, что я ни с того ни с сего засыпаю и чувствую себя, как будто я разбита параличом, происходит, по ее мнению, из-за лекарств. Я не могла вспомнить, что я принимала лекарства.

— Я хочу выйти на улицу.

Эта идея Анс не понравилась. Она считала, что у меня слишком нестабильное состояние, чтобы идти одной.

— Я не пойду далеко, только глотну свежего воздуха. Я целый день сижу в помещении.

Я вдруг почувствовала, что больше ни минуты не могу находиться в доме, бренчанье пианино отдавалось у меня в голове, как будто кто-то у меня над ухом хлопал двумя крышками от кастрюли. Анс предложила пройтись вместе, но я не хотела, чтобы дети оставались одни. Я должна была подумать, а она мне в этом помочь не могла.

Глава 30

Я шаталась на ветру на ватных ногах, пытаясь зажечь сигарету. Мысли были липкими, они словно склеивались, переплывали друг в друга и снова исчезали. Я на какой-то момент перестала понимать, почему оказалась в темноте на улице и что сегодня произошло. Потом сделала глубокий вдох и дотронулась до раны. Пронзившая меня боль показалась почти приятной. Значит, я еще могла чувствовать.

На парковке мой заляпанный грязью белый «гольф» ютился рядом с черной блестящей машиной Анс. Моя маленькая смелая незаменимая лошадка — последнее земное имущество. Завтра я его вымою, теперь у меня есть на это время. Натру воском потускневший лак, подчищу и закрашу ржавчину, отскоблю птичий помет со стекол. Потом надо будет выкинуть все банки из-под колы, грязные носки и засохшие хлебные корки, вычистить пылесосом песок и крошки, и мой верный «гольф» засияет не хуже своего соседа.

Я любила мою машину, хоть это и была старая, ворчливая развалюха с дурной привычкой глохнуть в самый неподходящий момент.

Дверь оказалась открытой. Наверное, я забыла ее запереть. Я села за руль и вдохнула пыльный влажный запах. Потом включила радио и достала диск «Ред Хот Чилли Пепперс», который всегда торчал в кармашке на дверце. Было так холодно, что у меня заныли пальцы, когда я вдавила диск в плеер. На дисплее вспыхнули зеленые цифры. Время. 03.30. Было почти утро. Неужели я так долго проспала на диване? Я стала шарить в кармане, пытаясь найти мобильный и проверить, не врут ли часы, но, видимо, оставила его в доме. Черт! Который был час, когда мне стало нехорошо и я прилегла на диван? Не позднее половины шестого вечера, это точно. Получается, что я отключилась почти на десять часов.

Когда я вернулась, Анс еще не спала. Тоже странно. Она что, просидела возле меня на диване до половины четвертого? Я вцепилась зубами в ладонь. Значит, я потерялась во времени. Я уже не жила в этом мире, я попала в сумеречную зону. Впервые я стала сомневаться в себе. А вдруг они и в самом деле правы, и я чокнулась?

Почти задыхаясь, я помчалась в дом. Повесила куртку и прошла в комнату, где все еще читала Анс.

— Который час?

— Поздно. Очень поздно. Надо ложиться. — Анс отложила книжку, потянулась и вытянула ноги.

— Который час? — я запыхалась, хоть и пробежала совсем чуть-чуть.

Анс поднялась.

— Половина четвертого, не меньше. Ты так долго спала…

— А ты почему не спишь?

— Милая, я боялась тебя оставить. Виктор сказал, чтобы я была поблизости. Надо посмотреть, как действуют лекарства. Вдруг ты станешь слишком сонной или начнешь беспокоиться. Пойдем, я отведу тебя наверх.

Она положила руки мне на талию и настойчиво подтолкнула к лестнице. Я вырвалась из ее хватки и огрызнулась:

— Я сама найду дорогу!

Анс улыбнулась своей улыбкой медсестры из семейки Адамсов:

— Как скажешь. Если обещаешь принять лекарства. Они на тумбочке.

Я пошла на лестнице и на полпути поняла, что у меня больше нет сил даже еще на одну ступеньку. Я вдруг так устала, что могла уснуть прямо здесь, уронив голову на ковровую дорожку.

Анс потянула меня за руку.

— Ну вставай, мы уже почти пришли. И сразу ляжешь спать.

Она подняла меня, положила мою правую руку себе на плечи, и мы вместе поковыляли дальше. Анс говорила со мной, как с малышом, которого учат ходить. Наверху она прислонила меня к стене, открыла дверь и включила свет.

— Ну вот и пришли. Раздевайся, а я принесу тебе воды.

Это была не та комната, где я спала раньше. И детей здесь не было. Я не видела их с половины шестого. Мой взгляд упал на шкаф, где на плечиках была аккуратно развешана моя одежда. На полках лежали аккуратно сложенные футболки, трусики и носки, пахнущие лавандовой отдушкой. Анс меня переселила. Или я переселила себя сама. Я ничего уже не помнила. Я не помнила, какой сегодня день, какой месяц и что сегодня произошло. Я посмотрела на свою руку и увидела кровь. На ладони у большого пальца отпечатались зубы. Я сама себя укусила.