Джанрико Карофильо - Прошлое — чужая земля Страница 27

Мне потребовался час, чтобы найти гостиницу. Пока искал, зашел в пару баров и выпил еще пару рюмок рома. Когда я лег, отлив невероятное количество жидкости, кровать завертелась вокруг своей оси. А может, это комната вертелась, а постель стояла неподвижно. Я подумал о Галилее. С него началась современная наука. Или с Ньютона? Это очень сложно, говорил я себе, но я должен вспомнить. Черт, я же никогда не пьянею, все так говорят. Кто все? Да и потом, что значит, я должен вспомнить?

А потом вдруг все исчезло.

Глава 23

Меня разбудил звук сильного удара, донесшийся с улицы. Я встал и дотащился до окна. Мне показалось, что рот у меня замурован цементом. Я попробовал произнести какое-нибудь слово — ругательное — просто чтобы убедиться, что не онемел. Поднял жалюзи и высунулся наружу.

Столкнулись два грузовика. Возле них отчаянно жестикулировали двое мужчин. За происходящим с интересом следила группа зрителей на тротуаре. Оба скандалиста были толстыми и высокими, с гигантскими животами, оба одеты в одинаково растянутые хлопчатобумажные майки. Они расхаживали и махали руками в едином ритме, как будто выполняли хореографические упражнения. Вся сцена разворачивалась удивительно синхронно, с какой-то не поддающейся разгадке симметрией.

Потом до меня дошло, что и грузовики одинаковые. Та же модель, те же цвета — белый с фиолетовым, — та же надпись на боках. Они принадлежали одной транспортной компании, а шоферы носили фирменные майки. Я сразу же потерял к ним интерес, повернулся спиной и вернулся в комнату.

Франческо еще не пришел, и я решил не торопиться. Помыться, одеться, спуститься на завтрак, выкурить сигарету. Было девять утра, и за этими занятиями я рассчитывал дотянуть до десяти. Если Франческо так и не появится, придумаю, что делать дальше.

Он не появился, и я начал беспокоиться. Эйфории вчерашнего вечера как не бывало. Сейчас, в ресторане этой убогой гостиницы, ее сменила тревога, если не паника. Может, собрать свои вещи и сбежать?

Потом я взял себя в руки, попросил у портье карту города и, оставив Франческо записку, вышел.

Стояла ужасная жара. Город в то раскаленное утро не имел ничего общего с тем сюрреалистическим, волшебным местом, по которому мы гуляли накануне вечером. Магазины не работали, редкие прохожие изнывали от жары. Во всем присутствовала какая-то разлагающая безнадежность.

В то утро Валенсия показалась мне красивой, но немолодой женщиной, с которой просыпаешься после ночи любви. Накануне вечером она принарядилась, накрасилась и надушилась. Но сейчас она только что пробудилась: у нее сонные глаза и слишком длинные, на твой взгляд, волосы. По квартире она ходит в старой футболке, и ты мечтаешь об одном — оказаться где-нибудь подальше отсюда. Возможно, и она мечтает о том же.

Я шатался по улицам, непонятно почему преисполненный решимости. С каждым часом становилось все жарче, но я только ускорял шаг. Слонялся по городу без смысла и цели. Я не дал себе труда ознакомиться с картой и не имел ни малейшего представления, куда и зачем иду.

Я миновал старые, облупившиеся здания и оказался в большом парке. Пожилая синьора объяснила мне, хотя я ее ни о чем не спрашивал, что мы находимся в пересохшем русле реки Турии, воды которой несколько лет назад отвели в новое русло, а на месте старого разбили этот парк.

Странные воспоминания остались у меня об этом дне, проведенном в Валенсии под палящим солнцем. Беззвучные, как старое кино — немое, но с неестественно яркими красками.

Я гулял несколько часов подряд, потом остановился съесть тапас и выпить пива в баре с выставленными на улицу столиками под старыми выцветшими зонтами. Потом еще долго шагал, разыскивая свою гостиницу.

Когда наконец я ее нашел, то простил ей все ее убожество ради кондиционера. Он кряхтел, но работал. Снаружи столбик термометра поднялся до сорока градусов.

Вместо того чтобы протянуть мне ключ, портье объявил, что другой кабальеро вернулся и находится в комнате. Я почувствовал себя спасенным.

Мне пришлось трижды постучать в дверь, прежде чем Франческо, пробормотав что-то неразборчивое, открыл дверь. Он стоял в одних трусах и черной майке.

Снова усевшись на кровать, он молча просидел пару минут, полуприкрыв глаза, как будто искал что-то на полу. Потом постепенно начал приходить в себя. Выглядел он так, словно два дня путешествовал в товарном вагоне. Наконец, тряхнув головой, он посмотрел на меня.

— Как все прошло? — спросил я.

— Наша Анджелика — маленькая проказница. Настоящая акробатка в постели. Может, на днях и тебе устроит цирк.

Его слова меня неприятно резанули, но я не успел понять почему. Он уже разработал план действий на ближайшие дни. Вечером мы забираем Анджелику с работы и едем к морю, на юг. Доберемся на рассвете — это лучшее время суток. Искупаемся, пока на пляже никого нет, а потом двинем в пансион к ее друзьям. У них и ресторан есть, и там мы переночуем — у Анджелики завтра выходной.

Программа мне понравилась, хоть Франческо и не интересовало мое мнение. Он просто сообщил мне о своем решении. Как всегда.

— Не забудь взять карты.

Бросив последнюю реплику, он повернулся ко мне спиной и улегся поудобнее, собираясь снова заснуть.

Я не стал требовать объяснений.

Глава 24

Мы выехали из Валенсии в четыре утра. По улицам все еще гулял народ. Забрали Анджелику в баре, заехали к ней домой за вещами и тронулись в путь.

Я сел за руль, Анджелика — рядом со мной, а Франческо сзади.

Выехать в столь ранний час — значит отправиться навстречу первозданной красоте вселенной. Мы покидали город на исходе ночи, когда ее поклонники расходятся по домам. Дул прохладный ветер, мы опустили стекла и выключили кондиционер. Еще не рассвело, и, тихонько переговариваясь, мы поджидали первых лучей восходящего солнца.

Мне было хорошо. Я проспал до вечера и встал, когда уже стемнело.

Плохое настроение растворилось во мраке ночи. Энергия била во мне ключом, я жаждал новых приключений. И Франческо было хорошо. Прежде чем уйти из номера, он выкинул кое-что странное.

— Ты мне друг? — спросил он уже в дверях. Я медлил с ответом, думая, что он шутит.

— Ты мне друг? — повторил он, и в его тоне я уловил что-то необычное, что-то серьезное, почти отчаянное.

— Что за дурацкий вопрос? Конечно, я тебе друг!

Он кивнул в знак согласия головой и несколько секунд не спускал с меня глаз. А потом обнял. С силой прижал к себе, а я безвольно застыл в его объятиях, не зная, что предпринять.

— А теперь нам пора, дружище. Ты взял карты?

Я их взял, и мы, два невинных шалуна, отправились встречать ночь, день и все, что попадется по пути. Все остальное не имело значения — и будь что будет.

Когда мы приехали в Алтею, солнце еще не взошло и воздух был прозрачен и неподвижен, как во сне. Единственной посетительницей пляжа оказалась старушка в шортах и майке, вокруг которой носилась большая лохматая дворняга. Маленькие волны лениво плескали в берег.

Не произнося ни слова, мы разделись. Редко когда я чувствовал себя настолько в своей тарелке, как в то утро на диком пляже в Испании. Мы медленно вошли в воду, остро воспринимая происходящее как некое таинство, после которого станет возможно всё. Мы поплыли вперед в нескольких метрах друг от друга, и вдруг вселенная окрасилась в красный цвет и засияла.

Солнце поднялось из моря, и я почувствовал, как слезы на моем лице смешались с каплями морской воды.

После завтрака мы расположились на полотенцах поближе к воде. На пляж потянулся народ.

— Что же ты карты не достаешь?

Я вытащил колоду из сумки, а Франческо тем временем обратился к Анджелике.

— Джорджо отличный иллюзионист, — проговорил он с абсолютно серьезным выражением лица. Это уже была игра. Он издевался над нами обоими — над каждым по-своему. Я прекрасно это понимал, но все-таки его слова наполнили меня гордостью.

— Давай покажи ей, на что ты способен.

Я не возражал. Не стал объяснять, кто был моим учителем. Я показал ей кое-что, и, черт возьми, у меня здорово получилось! Анджелика смотрела на меня, нахмурив лоб и с каждой минутой все больше изумляясь.

Франческо попросил меня показать ей фокус «три карты». Не говоря ни слова, я вынул из колоды даму червей и две черные десятки.

— Дама выигрывает, десятка проигрывает. — Я показал ей карты и аккуратно разложил их на постеленном на песке полотенце. Сердце у меня забилось учащенно, чего раньше со мной не бывало.

— Где дама?

Анджелика перевернула карту и обнаружила, что это десятка пик.

— Повтори. — Она посмотрела на меня снизу вверх. В голосе ее звучала нотка притворной серьезности, а глаза смеялись, как у ребенка.