Вильям Кобб - Клуб Мертвых Страница 27

Как я уже вам сказал, картина имела громадный успех.

Однажды я отправился на выставку рано утром, когда еще там обыкновенно никого не бывало, и вдруг я заметил, что перед картиной кто-то стоит…

Я тихонько подошел и едва не вскрикнул…

Перед живописной Венерой стояла Венера живая! Да, это была Изабелла, моя любовница!…

Слегка наклонясь вперед, широко раскрыв глаза, она смотрела на картину с невыразимой гордостью.

Она не заметила, как я подошел, и я услышал, как она прошептала:

— Да, я хороша! Хороша, как королева!

— Что ты тут делаешь? — спросил я.

Она взглянула на меня, и ее глаза сверкнули.

Я испугался. В ее взгляде была какая-то угроза, почти ненависть…

— Изабелла! — сказал я, хватая ее за руки.

Она медленно освободилась, не говоря ни слова, и вдруг будто ей в голову пришла какая-то странная мысль, она громко рассмеялась и убежала.

Прежде чем я пришел в себя, она уже исчезла. Странное и тяжелое предчувствие овладело мной. Я бросился к себе в мастерскую. Изабелла не возвращалась…

«Это каприз», — думал я, стараясь успокоить себя.

Время шло, ее все не было.

В полдень ко мне явился англичанин, лорд С.

— Сударь, — сказал он, — что вы хотите за вашу картину?

— Я не продаю ее! — отвечал я резко.

Лорд С. опустил руку в карман и вынул бумажник.

— Сударь, — продолжал он, — я богат, очень богат, назначьте сами цену, я согласен заранее.

— Извините меня, но, к сожалению, я не могу принять ваше предложение. Артист благодарит вас, но человек может сказать только то, что я уже сказал: я не продаю эту картину.

— Почему?

— Ваша любезность, — сказал я тогда, — имеет право на разъяснение с моей стороны. Я отказываюсь продать картину не для того, чтобы добиться от вас более выгодных условий путем, недостойным артиста, уважающего себя. Личный интерес или, лучше сказать, глубокое чувство обязывает меня сохранить эту картину.

При этих словах я заметил, что мой собеседник слегка побледнел.

— Две тысячи гиней, — сказал он.

— Сударь, эта настойчивость…

— Четыре тысячи…

— Еще раз повторяю вам, я отказываюсь…

— В таком случае, — резко сказал он, — я вас убью!

Услыша эту безумную угрозу, я подумал, что передо мной сумасшедший.

— Извините, сударь, — сказал я, улыбаясь, — как ни хороша, быть может, моя картина, она не стоит, все же, человеческой жизни.

Лорд С. взглянул мне прямо в лицо.

— Мне нужна эта картина или ваша жизнь!

— Но тогда объяснитесь, так как я начинаю думать, что вы сошли с ума!

— Я не сумасшедший, — возразил лорд С., — но мое решение непоколебимо. Я не имею права сказать более, но я еще раз предлагаю вам десять тысяч гиней, которые, если не ошибаюсь, составят двести шестьдесят тысяч франков. Я вам даю срок до завтра… В полдень я приду за ответом.

— Но, сударь, я не изменю моего решения… совершенно бесполезна…

— В таком случае я вас убью.

Сказав это, он исчез.

Оставшись один, я спрашивал себя, смеяться мне или опасаться смешной настойчивости этого любителя. Я не боялся его угроз, но меня сильно занимал вопрос: почему он так упрямо желал иметь мою картину?

А Изабелла не возвращалась. Мое беспокойство все более и более усиливалось.

Я ничего еще не знал, но чувствовал какой-то невольный страх. Эта женщина до такой степени овладела мной, что без нее я не мог жить.

Чтобы заглушить беспокойство, я хотел взяться за работу, но кисти выпадали у меня из рук. Невольно имя Изабеллы и лорда С. поминутно смешивались у меня в голове, как будто между ними должна была существовать какая-то тайная связь.

В эту минуту вошел привратник и подал мне письмо… Может быть, от нее? Я схватил письмо и взглянул на адрес. Это был почерк моей матери и на письме стоял штемпель маленького городка, где она осталась… Знаете ли вы, что я сделал?

Я с гневом бросил письмо. А речь шла о моей матери!… Какое мне было до нее дело в эту минуту?…

Я схватил шляпу и выбежал на улицу.

Что я делал, я сам не знаю. Но мне помнится, что я зашел в какую-то таверну и выпил залпом несколько стаканов вина, потом замерзший, полупьяный, в отчаянии, я очутился у себя в мастерской. Я звал Изабеллу и плакал, как ребенок…

Затем силы вдруг оставили меня, и я без чувств упал на пол.

Когда я пришел в себя, был уже день. Я был по-прежнему один…

Вдруг у меня в голове мелькнула мысль.

В полдень! Да, этот англичанин хотел прийти в полдень! Он требовал или мою картину, или жизнь… О! Конечно, он не станет меня убивать, а, вероятно, предложит дуэль, которая, благодаря моей неопытности, разумеется, кончится моей смертью. И я с восторгом думал о смерти! Да! Она, по крайней мере, положит конец моим страданиям!

В тот миг, когда часы начали бить полдень, дверь моей мастерской вдруг распахнулась.

Я выпрямился и, взглянув на вошедшего, вскрикнул от изумления.

В комнату вошла Изабелла!

Я хотел броситься к ней, но какая-то сила пригвоздила меня к месту! Во взгляде Изабеллы я уловил то же самое выражение, которое лишь мелькнуло в нем накануне, а теперь было преобладающим.

Я бессознательно сделал ей знак подойти.

Она подошла. Казалось, что ее прелестное лицо превратилось в мраморную маску.

Победив свое изумление, я наконец произнес ее имя, но мой голос был прерван рыданиями.

На красных чувственных губах Изабеллы мелькнула насмешливая улыбка.

— Марсиаль, — сказала она, — нам надо переговорить… Угодно вам выслушать меня? Скажите мне, почему вы отказались продать вашу картину лорду С.?

— Как? Ты это знаешь?

— Да, знаю. Но отвечайте же мне!

Я был так глуп, что, ни о чем еще не догадываясь, верил в ее любовь. Больше того, мне казалось, что мои слова тронут ее и разобьют ледяную кору, за которой скрывалась моя прежняя Изабелла…

— Разве ты не поняла этого? — спросил я. — Разве в этой картине не заключается все мое счастье? Как! Отдать в чужие руки часть моего сердца? Продать твою красоту, мою любовь, мое будущее! Никогда!… Не может быть, чтобы ты не поняла этого!

— Я хочу, чтобы вы приняли предложение лорда С.! — отвечала она.

— Ты с ума сошла!… — закричал я. — Ты не можешь желать этого! Или, может быть, ты жаждешь богатства? Погоди, я буду работать! Ты увидишь, что я на пути к славе! Мои картины дадут мне много золота, которое все будет твоим! Скажи мне, ты хочешь этого?

Она нетерпеливо пожала плечами и жестко сказала мне:

— Сударь, я вас не люблю и никогда не любила… Я пришла к вам потому, что почувствовала в вас силу, которая, если ее подогреть страстью, создаст гениальное творение. Я была моделью, и я знала, что эта модель пробудит в вашей душе все страсти которые дают произведению истинную жизнь!

Стон вырвался у меня из груди и я упал в кресло, с ужасом глядя на Изабеллу.

Она продолжала:

— Я отдалась вам, и вы, веря в мою любовь, воплотили в этой картине весь талант, данный вам природой. Я хотела этого и достигла своей цели. Что это была за цель? Я вам сейчас скажу! Я принадлежу к числу женщин, ненавидящих пошлые страсти, в которых вы, наивные, думаете найти счастье!… Я хочу богатства, славы, хочу быть царицей! Я хочу добиться могущества… У меня нет сердца… Я не знаю даже, что это такое. Что же касается любви, то я знаю себя и не боюсь ее плена. Почему я такая? Потому, что моя мать умерла с горя, когда ее оставил человек, которому она отдала всю свою молодость! В этот день я поняла жизнь. Не думайте, что с подражаю драматическим героиням, мечтающим только о мщении… Я не хочу мстить за мою мать… Ее смерть была предостережением. Я помню его, вот и все!

Она говорила без гнева, без горечи, ровным голосом, и каждое слово этой ужасной исповеди падало на мой мозг точно капля раскаленного свинца…

Но в то же время я любовался ею!

— Вы умны, — продолжала она по-прежнему спокойно, вы меня понимаете, не так ли?… Я пожелала, чтобы моя красота поразила всех, чтобы ею восхищались! Мне не хотелось медленно подниматься шаг за шагом по ступеням лестницы к заветной вершине. Это не для меня… Я сделала из вас художника… Я вас потрясла любовью, которая убила вас… Свеча погасла, и теперь я говорю вам: «Я вас не люблю». Я свободна, и лорд С., который приходил вчера и который меня сейчас ждет мой любовник!

— Я убью тебя!

Я бросился к ней, сжав кулаки.

Она спокойно сложила руки на груди. Она знала, что я не убью ее. Мои руки опустились, и слезы отчаяния брызнули из глаз. Я выслушал ее оскорбительное признание и не раздавил ее, как гадину!

Между тем она снова заговорила.

— Вы понимаете, что лорд С. не может оставить в ваших руках картину, афиширующую узы, связывающие меня с вами. Вот почему мне нужен этот портрет, и я хочу, чтобы вы согласились сегодня на то, от чего отказались вчера!