Александр Юрин - Вечное Солнце Припяти Страница 27

— Ось, тримай. Тримай-тримай, як бачу. — Впихивает в скрюченные пальцы деда. — Допомовжи немає, но продовжить час! Я попереджу своїх. Вони все зроблять!.. Зрозумів?

Дед кивает.

Волков снова застёгивает «Тайвэк». На меня даже не смотрит. Явно предчувствует нелёгкую дискуссию… Хотя мне плевать! Это всё не моё дело. Волков делает так, как считает нужным. Он не дурак, хотя и очень хочется обласкать его именно этим словом… Но если он поступает подобным образом, значит поступить как-то иначе попросту нельзя…

Я заставляю себя думать именно так!

Волков заканчивает облачаться. Закидывает вещмешок за спину.

— Ну всё… Поспішаю я нынче. Виду жуй, бабуся Анюта. Не хворій.

Бабка кивает. Крестит Волкова клюкой. Мне как-то не по себе. Вот он, бог нынешних Полищуков… Он не изображён на иконах, его имя не передаётся от поколения к поколению, его подвиги не упоминаются в приданиях… Он простой сталкер, живущий где-то под Рязанью. У него больная мать в Киеве, которую, скорее всего, уже не спасти… Потому он и занимается контрабандой, чтобы спасти тех немногих, кто не пожелал ютиться на чужбине и добровольно обрёк себя на затворничество в «Зоне»…

А последняя, как известно, просто даёт пристанище и только…

Дед прижимает медицинские дары к груди, будто те ниспосланы ему с небес. Благодарно кивает. Пинком отгоняет неугомонного Дымка. Смотрит слезящимися от мороза глазами то на Волкова, то на меня.

— Як ти в Прип'ять нынче? Тому поспішаєш?

— Да, дед Вано. Товарища обіцяв проводити… — Кивает на меня. — В Копачах заночуємо. Дійти б тільки. Давно по пітьмі не ходив…

— Як знаєш. Я за тебе спокійний… А бабка помолится.

— Вы за себя лучше просите. На мне грехов много уже. Пока не исповедуюсь, нет мне прощения…

Дед дёргается. Мнётся на одном месте. Всё же говорит, что задумал:

— Як, с богом.

Волков кивает. Тут же оглядывается на меня: мол, шевелись!

Я говорю, до свидания…

Только выйдя из Заполья, понимаю, что именно сказал. Неужели я верю, что снова сюда вернусь?..

Мы молча бредём по темноте. Я тщательно всматриваюсь в голубоватую блямбу под ногами, образуемую лучом фонарика. Она скачет по асфальту — это дорога. Я понятия не имею, куда именно она ведёт… Скорее всего, к очередному оплоту уныния… Пустынному, а может населённому такими же еле тлеющими клочками жизни.

Интересно, совместимы ли такие понятия как кладбище и вера?..

А надежда и вера?..

А кладбище и надежда?..

Мне грустно.

Волков сбавляет шаг. Ждёт, пока я его догоню. Говорит в полголоса, освещая фонариком близко подступающие деревья:

— Так ничего и не скажешь?

— На счёт чего?

— На счёт всего.

— Хм… Не знаю. Ты всё правильно сделал. Ей нужно в больницу. С этим не шутят… Нам нужно будет поспешить с возвращением…

— Я не про это.

Я молчу. Я не знаю что сказать. Да, контрабанда, это грубое, уголовно наказуемое преступление, однако… Однако, когда всё именно так… Я не знаю… Не мне рассуждать на счёт правильности или неправильности человеческого поступка, когда тот настолько завуалирован. Тут даже дело ни сколько в манерах и чувствах, сколько в простом восприятии данности. Если вы сможете воспринять её как благой поступок — это хорошо. Если же нет — никто вас не осудит… А вы, в свою очередь, сможете осудить нас… И тоже будете правы.

— Пенициллин?.. А что в этом такого? Ты ведь его не украл…

Он усмехается и светит мне в лицо. Глупо пытаться определить человеческие эмоции именно так. Я просто отворачиваюсь. Он теряет терпение.

— Брось паясничать! Мы ведь оба прекрасно знаем, откуда лекарства и шприцы!

— Ну, знаем. Это что-то меняет? Или ты теперь вынужден закопать меня тут, чтобы избежать огласки и суда?! Или тебя просто похвалить надо?..

Он молчит. Явно не ожидал, что я могу понять и осознать его душевные мотивы. Затем тихо говорит:

— Прости. Погорячился. Просто не ожидал, что ты отреагируешь именно так. Просто…

— Просто нужно смотреть на выхлоп. Точнее, в какую именно сторону он выбрасывается… Если кому-то от него душно, нужно основательно изменить устройство всей жизненной концепции. Хотя бы попытаться заткнуть трубу каким-нибудь дешёвым фильтром… Если же копчение никому не мешает, а даже наоборот несёт, как это ни странно, блага, тогда, я думаю, конструкция движется в нужном направлении…

Волков долго молчит. Смешно раскачивает головой. Потом снова усмехается.

— Здорово ты это, про выхлоп… Надо будет записать и выучить на досуге. Если вдруг решусь писать мемуары, обязательно приведу её, как цитату единственного человека, который всё же меня понял… Точнее не полез сразу же с кулаками, в попытке «размутить».

— Единственный? А как же Василий?

— Не думаю, что он с этой своей гиперреактивностью, способен докопаться до сущих глубин… Знаешь, ты странный человек.

— Странный?

— Да. У тебя какая-то аура… не такая. Не подумай, я не хочу посмеяться или обидеть… И на комплимент тоже не рассчитывай. Но просто, такое ощущение, что ты можешь приспосабливаться к любым ситуациям. Это очевидно… Не знаю только, как это у тебя получается, особенно если учесть, что ты писака… Прости, само как-то вырвалось. Я, если честно, представлял писателей как-то иначе…

— Иначе?.. Этакими бородатыми педантами в очках?

— Вроде того… Ты уж не бери близко к сердцу. Я просто в виду собственной неосведомлённости.

Теперь пришла моя очередь усмехаться.

— Знаешь, Волков, просто в детстве у меня было очень много друзей. И богатое воображение. Порой мне даже кажется, что я сам «подогнал» всё своё детство именно под себя. Вернее сделал его таким, каким хотел видеть… Чтобы потом было что вспомнить… Понять, к чему следует стремиться… И, думается, тогда это у меня получилось… Жаль только, что детство так стремительно растворилось в действительности!.. К сожалению, я так и не успел приспособить на свой лад то, что творится сейчас… Ребёнок в своих фантазиях и впрямь может изменить что угодно… а вот взрослый, лишь приспособить… Я вовсе не понял не тебя… Я просто приспособился к твоей жизненной позиции… и к тому, что царит здесь… Вот и всё.

Волков кивает. Потом всё же оправдывается:

— Просто лекарства легче достать в России… Тут кризис.

Июль 1985 года. Украинская ССР. Чернобыльский район. Припять.

«Сегодня пятница, 26 июля… Впереди последние выходные, перед отъездом. В понедельник я уезжаю в санаторий на Чёрное море. Кажется, впервые в жизни я этого не хочу… Не могу вспомнить свои прошлогодние эмоции, но у меня всё равно такие ощущения, что я испытывала радость… Радость, которой сейчас нет… Хотя я и понимаю, что мне необходима передышка. В первую очередь, от кошмаров! Если они будут приходить с такой же регулярностью и дальше, я точно сойду с ума…

Мне кажется, что наш город обречён… Я понимаю, что плохо так писать… А ещё хуже — думать!.. Но как-то иначе я просто не могу. У меня нет сил жить со всем этим и дальше… Особенно видеть сны, в которых я гуляю по заброшенной Припяти и становлюсь свидетельницей гибели пионеров!

Зачем они мне всё это показывают? Может и впрямь хотят напугать и заставить бежать?..

Мне не даёт покоя эта странная фраза: «Не он…» — что я услышала в одном из кошмаров от мёртвого мальчишки. Кого он имел в виду? Фон Шмидта?.. Нового врача?.. Может прежнего… который разбился?..

У меня в голове творится что-то непонятное! Мысли скачут друг через друга, отчего я снова утрачиваю способность нормально мыслить! Я не хочу снова становиться рассеянной! Я не хочу снова слышать смех в свой адрес!.. Хотя мне кажется, что именно этого хотят они… Чтобы я снова стала растением и перестала им мешать…

Но ведь я ничего не делаю! Просто пишу! Каким образом это может навредить?!

С другой стороны, если кто-нибудь прочтёт этот дневник, то всё поймёт… Хотя, скорее, посчитает меня умалишённой…

Да, так и будет. В этом не может быть сомнений! Ведь я всего лишь рассеянный ребёнок!..

Я попыталась «открыться» Славику… Предложила почитать мои записи. Он повёл себя, как благородный рыцарь. Сказал, что чужие дневники читать нехорошо. Это всё равно, что копаться в чужих мозгах. И ещё заявил, что это может плохо закончится… В плане нашей с ним дружбы…

Я ему так благодарна!

Славик, мне кажется… Мне кажется… Нет! Я уверена! Я уверена, что что-то к тебе испытываю! Когда я тебя вижу, лапка в моей груди сжимается и начинает медленно скользить вниз… Я покрываюсь мурашками… Мне щекотно там, внизу живота… Я не знаю что это… Но мне нравится испытывать подобные чувства!..*

Пометка. Я не уверена… Но, скорее всего, оставлю. В этом нет ничего такого…

Славик предложил просто рассказать ему, что именно меня тревожит… Я не знала с чего начать… Рассказала, какой я была раньше… Что мне посоветовал делать погибший доктор… Как это сразу подействовало… И что затем породило… Ещё я упоминала про сны, в которых наш светлый город погружается во мрак!..