Джеймс Паттерсон - Лондонские мосты Страница 27

Эта самая модель только что участвовала в гонках серии «Ролекс».

— Тебе всегда нравились машины, — сказал Илья.

— Я рос далеко от Москвы и никогда даже не мечтал о собственной, все равно какой. Сейчас их у меня столько, что и не сосчитать. Хочу, чтобы ты прокатился со мной. Давай, дружище, садись.

Илья Фролов покачал головой и протестующе вскинул руки:

— Нет-нет, я не любитель подобных удовольствий. Шум, скорость — это не по мне.

— Я настаиваю, — твердо сказал Волк и указал на пассажирское сиденье. — Садись, она не кусается. Эту поездку ты не забудешь.

Илья принужденно рассмеялся и тут же закашлялся:

— Чего я и боюсь.

— Потом я хочу обсудить с тобой следующие шаги. Деньги совсем близко, мы вот-вот их получим. Враг слабеет с каждым днем, и у меня есть план. Ты будешь богачом, Илья.

Волк сел за руль, который в этой модели находился справа, и щелкнул тумблером — приборная панель осветилась, мотор взревел, машина задрожала. Заметив, как побледнел его спутник, Волк весело рассмеялся. Он любил Илью. По-своему.

— Мы с тобой сидим прямо на двигателе. Он нагревается почти до ста тридцати градусов, поэтому и приходится надевать защитные костюмы. А от шума надеваем шлем. Возьми, Илья. Последнее предупреждение.

Машина сорвалась с места.

Волк жил именно ради этого — восторга скорости, ощущения послушной его воле мощи лучших в мире гоночных автомобилей. В такие моменты он полностью концентрировался на управлении — все остальное отступало, теряло значение. Гонка по трассе становилась для него реализацией силы и власти — грохочущий двигатель, вибрация, перегрузка.

Боже, какая прекрасная, совершенная машина! Тот, кто создал ее, определенно был гением.

Пройдя несколько кругов, Волк сбросил скорость и свернул с трассы. Выбравшись из машины, он сорвал шлем, тряхнул волосами и воскликнул:

— Великолепно! Боже, ради этого стоит жить. Лучше, чем секс! Я объезжал и женщин, и машины — и предпочитаю второе!

Он перевел взгляд на бледного, дрожащего Илью. Бедняга.

— Извини, друг, — мягко сказал Волк. — Боюсь, следующего заезда тебе не пережить. К тому же ты знаешь, что произошло в Париже. Прощай.

Он застрелил старого приятеля прямо на трассе. Потом убрал пистолет и пошел прочь. Не оглядываясь. Мертвые его не интересовали.

Глава 71

В тот же день Волк посетил расположенную в пятидесяти километрах к юго-востоку от испытательной трассы ферму. Прибыв туда первым, он прошел в темную, как склеп, кухню. Артуру Никитину было приказано прийти одному, и он никогда не нарушал приказов. Когда-то Никитин тоже работал на КГБ и всегда отличался исполнительностью верного солдата. В последнее время ему приходилось заниматься продажей оружия.

Услышав шаги Артура, Волк шагнул к двери:

— Не включай свет. Заходи.

Никитин открыл дверь и без колебаний переступил порог. Высокий, плотного сложения, с густой светло-русой бородой, настоящий русский медведь, он внешне походил на Волка.

— Возьми стул и садись. Пожалуйста. Ты мой гость.

Никитин послушно сел, не выказав ни малейших признаков страха. Он вообще не боялся смерти.

— Ты всегда хорошо выполнял мои поручения. Я хочу предложить тебе еще одно. Это будет наша последняя работа вместе. Сделаешь ее и можешь уходить на покой и заниматься чем душе угодно. Заслужил. Ну как, заманчиво?

— Очень заманчиво. Я сделаю все, что прикажешь.

— Париж для меня особенное место, — продолжал Волк. — В прошлой жизни я провел там два года. И вот теперь я вернулся. Это не совпадение, Артур. Мне нужна твоя помощь. Более того, мне нужна твоя преданность. Я могу рассчитывать на тебя?

Никитин улыбнулся:

— Полностью. Мне все равно не нравятся французы. Да и кому они нравятся? Я выполню твой приказ с удовольствием. Мне по вкусу грязная работа.

Волк нашел нужного человека. Оставалось только дать ему нужную деталь пазла.

Глава 72

Через два дня после подрыва лондонского моста я улетел в Вашингтон. Перелет был долгий, и я заставил себя заняться делом: постарался предугадать следующие шаги Волка. Что он будет делать? Что сможет сделать? Станет ли наносить удары по остальным городам? Продолжит ли свою тактику, пока не получит деньги? И какое значение имеют для него мосты?

Ясно было только одно: Волк не исчезнет, не уйдет в тень, не остановится на полпути.

Мы еще находились в воздухе, когда пришло сообщение от Рона Бернса. Шеф требовал, чтобы я сразу по прибытии в Вашингтон отправился в штаб-квартиру ФБР.

Однако туда я не поехал, а вместо этого поспешил домой, без колебаний нарушив распоряжение начальника. К чему спешить, если Волк все равно никуда не денется.

Дети уже вернулись в город вместе с тетей Тайей. Мы провели вечер вместе в доме на Пятой улице, том самом, где родилась Нана. Утром детям предстояло вернуться в Мэриленд, а мы с Наной решили остаться. Похоже, у нас с ней было больше общего, чем я соглашался признавать.

Около одиннадцати в дверь постучали. Я играл на пианино и совсем не хотел отвлекаться, но все же поднялся. На крыльце стоял Рон Бернс с двумя агентами. Приказав им вернуться в машину, директор ФБР без приглашения вошел в дом.

— Мне нужно с тобой поговорить. Все изменилось.

Он опустился на стул, и мне пришлось сесть рядом. Начальство приезжает не для того, чтобы слушать музыку. Начальство любит, чтобы слушали его.

Бернс начал с Томаса Уэйра.

— Сейчас у нас уже нет никаких сомнений, что после выезда Волка из России между ним и Уэйром существовали какие-то отношения. Возможно, Том знал, кто такой Волк на самом деле. Сейчас мы это проверяем. ЦРУ работает в том же направлении. Но конечно, разгрызть орешек не так-то легко.

— Тем не менее все работают сообща, — нахмурившись, сказал я. — Как мило.

Бернс хмуро посмотрел на меня:

— Понимаю, тебе пришлось нелегко. Работа пока не дает нужного результата. Ты хочешь быть в гуще событий. И конечно, не желаешь расставаться с семьей.

Я не стал возражать — Бернс правильно все изложил.

— Продолжайте, директор. Я слушаю.

— Во Франции что-то случилось, Алекс. Что-то такое, что имело отношение к ним обоим, Волку и Уэйру. Случилось, по-видимому, очень давно. Была допущена очень серьезная ошибка.

— Какая ошибка? — спросил я. Неужели мы подошли к тому, чтобы получить ответы на некоторые вопросы? — Перестаньте ходить вокруг да около. Честно говоря, я все чаще подумываю о другой работе. Хотите знать почему?

— Поверь, Алекс, мы и сами пока ничего не знаем наверняка. Мы лишь приближаемся к ответу. За последние часы много чего произошло. Волк снова вышел на связь.

Я тяжело вздохнул, однако промолчал, потому что обещал выслушать.

— Ты сам говорил, что он желает ударить по нам побольнее, сломать нас, если на то хватит сил. Так вот, Волк говорит, что сил у него достаточно. Сказал, что правила меняются и что меняет их он сам. Волк — вот единственный человек, который знает все ответы. А ты — единственный, кто способен подобрать к нему ключик.

Пришлось остановить Рона:

— Послушайте, что вы пытаетесь мне сказать? Говорите прямо. Либо я знаю все, либо выхожу из игры.

— Волк дал нам девяносто шесть часов. Он также сообщил, что меняет цели. Лондон и Вашингтон остаются, но два других города теперь — Тель-Авив и Париж. Никаких объяснений. Требует четыре миллиарда и настаивает на освобождении политических заключенных. Вот так.

— И все? — спросил я. — Четыре города под угрозой уничтожения? Четыре миллиарда выкупа? И свободу паре сотен убийц?

Бернс покачал головой:

— Нет, это не все. На сей раз он дает информацию в прессу. Паника охватит весь мир. Но особенно четыре названных города: Лондон, Париж, Тель-Авив и Вашингтон. Волк вышел на публику.

Глава 73

Вот так и получилось, что воскресным утром, позавтракав с Наной, я вылетел в Париж. Рон Бернс отправлял меня во Францию. Возражения не принимаются. Точка.

Депрессия и усталость взяли свое, так что большую часть полета я проспал. Потом прочитал досье ЦРУ на некоего агента КГБ, жившего в Париже одиннадцать лет назад и, возможно, работавшего с Томасом Уэйром. Предположительно, этим агентом был Волк. Именно там и тогда произошло то, что Бернс назвал «большой ошибкой».

Даже и не знаю, какого приема я ожидал от французов, особенно в свете последних проблем в отношениях между нашими странами, но в общем все прошло довольно гладко. Вскоре выяснилось, что командный центр в Париже работает даже лучше аналогичных центров в Лондоне и Вашингтоне. Причина такого положения вещей лежала, как говорится, на поверхности — инфраструктура в Париже проще, а сама организация значительно меньше. Как сказал один чиновник, «здесь легче обмениваться информацией, потому что нужная папка всегда находится или в соседнем кабинете, или в комнате прямо по коридору».