Роберт Маккаммон - Мистер Слотер Страница 27

— Пришел к вам? Как?

— Вот как сказано. В один прекрасный день вошел в нашу деревню с Джеймсом. Со стороны Бельведера, кажется, он сказал. Это такой торговый пост. Для меня хорошо, что он пришел. Его прислал Бог.

— Правда? — Что-то в тоне священника пробудило у Мэтью любопытство, впрочем, его любопытство вообще нетрудно было пробудить. — А как же это могло получиться?

Бертон, открыв глаза, уставился в пляшущее и шипящее пламя. Что он там видел — можно только гадать.

— Его послал мне Бог, чтобы я сдержал свое слово. — Он перевел дыхание, и ему ответил далекий раскат грома. — Мне скоро умирать, — продолжал он, — я чувствую, как приближается мое время. Я дремал в кресле, когда вы постучали в дверь, а… те, кто здесь жил до того, перед смертью… говорили мне, что слышат стук в дверь, и что бояться его не надо. Вот я и подумал… и я не знал сам, сплю я или бодрствую, когда пошел вам открывать. Но Бог послал мне Тома, чтобы я мог выполнить обещанное другим — тем, кто умер. Ухаживать за их могилами, пока не уйду сам из этой жизни. И Том тоже дал мне обещание. Он останется со мной, пока я не умру, и моя могила будет последней на этом кладбище. Так решилась судьба деревни Новое Единство, джентльмены. Всего за шесть месяцев с апреля по октябрь, год тому назад.

— А что случилось? — спросил Слотер. — О чем это вы говорите?

— Горячка, — тихо ответил священник. — Она косила мужчин, женщин и детей без разбора. Целыми семьями. И мою жену тоже. А я остался, чтобы, с помощью Божией и Тома, присматривать за местом последнего покоя этих людей. Они так старались построить здесь город, все старались, себя не жалея. И они заслуживают, чтобы их помнили. Вы согласны?

— Это вы так думаете, — сказал Слотер гулким голосом, которого Мэтью от него еще не слышал. — Богу на нас наплевать. Чего же тогда нам стараться?

От такого грубого заявления преподобный вздрогнул. Ответил он после паузы, и интонации его были окрашены жалостью:

— Сэр, ваше мнение выдает холод и черствость вашей души.

— Я заработал на них право.

Фраза повисла в воздухе. В камине треснуло полено, плюнув искрами, очередной порыв дождя хлестнул по крыше.

— Но вы спрашивали о Томе. — С медленной величественностью возраста хозяин дома водрузил ноги на подставку. — Он мне сказал, что пес пристал к нему на дороге, и Том его назвал в память об отце. Ну, вы понимаете. Я думаю, он был очень привязан к отцу.

— А что случилось с его родными?

— Мать умерла, когда он был еще маленьким. Младшие брат и сестра тоже умерли. Отец его был фермером. Его лягнула в грудь лошадь, и он вскоре покинул наш мир.

— М-да, — задумчиво протянул Мэтью. Конечно же, он думал о своей биографии. Мать его умерла от заражения крови, когда ему было всего три года. Отец был трудягой-пахарем в колонии Массачусетс и получил лошадиным копытом по голове, когда Мэтью было шесть. Мальчик был предоставлен милости этого мира, который нечасто бывает милостив. Но сейчас преподобный Бертон при свете дрожащего пламени напомнил Мэтью его наставника в приюте в Нью-Йорке. Директор Стаунтон отнесся к Мэтью по-человечески, ввел его в высокий мир книг, направлял его образование твердой, но уважительной рукой, и фактически именно он превратил грязного уличного мальчишку в молодого человека, чей ум никогда не давал себе покоя, ища решение той или иной загадки. Стаунтон покинул приют на шестьдесят шестом году жизни, почувствовав призвание ехать на западную границу и нести индейским племенам Спасение Господне, и на смену ему пришел мерзавец Эбен Осли. Но это дело прошлое, а сейчас Мэтью заинтересовал тот факт, что и у него, и у Тома отцы погибли по капризу рока, воспользовавшегося как средством лошадиным копытом.

— Насколько я понимаю, в колониях у Тома родственников не осталось, — продолжал Бертон. — Я думаю, он продал лошадь и отправился в путь. Примерно через год он появился здесь, если я прав.

— Насчет правоты, священник, — вмешался Слотер. — Похоже, у нас с вами один размер обуви. Если у вас найдется для меня запасная пара ботинок, это будет правое дело?

— К сожалению, сэр, у меня ее нет.

— А! — Мэтью увидел, как едва заметно улыбнулся Слотер, и красный отсвет огня мелькнул у него в глазах. — Что ж, очень жаль.

Мэтью было все равно, как это было сказано. Он прикидывал, сколько времени займет у него взять пистолет и направить на Слотера, если понадобится. Но насколько быстр может быть Слотер, закованный в железо? Скорее бы вернулся Грейтхауз. Вот Грейтхауз с ним справится даже без пистолета. Интересно, чует ли Слотер запах страха от человека — как лошадь за секунду до того, как ударить?

В камине стрельнуло, и когда Мэтью вздрогнул едва ли на долю дюйма, он услышал, как тихонько засмеялся Слотер, будто над одному ему понятной шуткой.

Глава одиннадцатая

За стенами хижины сгущались сумерки, дождь хлестал вовсю, гремел гром, прорезала небеса молния. Обычная, можно сказать, ночь в Нью-Джерси.

Но в самой хижине потрескивал огонь, излучающий веселящее тепло, разливалось от свечей дружелюбное сияние, как в хорошей таверне, а восхитительный запах кроличьего жаркого, булькающего в чугунном котелке, заставил бы Салли Алмонд выпрашивать рецепт. Том действительно оказался истинным даром Божиим, по крайней мере в умении готовить. Несколько грибов, дикий лук, морковь и картошка пошли в котел с кусками крольчатины. Пущенная по кругу фляжка Грейтхауза с бренди (закованным в цепи и четвероногим не предлагали) на миг вернула в Новое Единство капельку уюта.

На стол поставили деревянные миски, разложили по ним жаркое большим деревянным половником. В отдельную миску Том отложил порцию поменьше для Джеймса — Мэтью обратил внимание, что пес от мальчика практически не отходит. К столу подвинули еще два стула от камина, и Слотер по этому поводу поинтересовался:

— Я полагаю, что буду есть с собакой?

— Будь доволен, что тебе вообще есть дают.

Грейтхауз поставил миску для пленника на пол. Шляпа и плащ гиганта висели на стенном крюке, сам он стоял с закатанными рукавами рубашки.

Проповедник с большим достоинством ему ответил:

— Смею ли вам напомнить, мистер Грейтхауз, что мы у меня в доме? За все время, что я здесь живу, ни разу ни одного гостя не заставляли есть на полу. Я был бы вам весьма признателен, если бы на мое гостеприимство не легло подобное пятно позора — во славное имя Христа.

— Я полагаю, он должен…

— Он может сесть на скамейку для ног, — сухо перебил Бертон. — Вы поможете ему подняться, или придется старому человеку это сделать?

Грейтхауз посмотрел на Мэтью в поисках поддержки, но Мэтью мог только пожать плечами: было ясно, что преподобный Бертон в своей человечности непоколебим — даже по отношению к тем, кого к человечеству можно отнести с оговорками. И все же Мэтью заметил, что Грейтхауз сдержал ругательство, стиснув зубы, когда поставил миску арестанта на стол и затем наклонился, чтобы помочь Слотеру подняться.

Когда Мэтью подвинул ему скамейку, Слотер сказал Бертону:

— Сэр, я весьма признателен вам за вашу доброту, но позволю себе попросить еще об одной христианской милости. В этих цепях сидеть за вашим добрым столом — пытка для моей спины, и не сочтете ли вы приемлемым, если…

— Нет. — Грейтхауз ухватил его за шиворот. — Как-нибудь перебьешься.

— Одну секунду. Мистер Слотер! Позвольте спросить вас: если с вас снимут цепи, клянетесь ли вы держать себя как джентльмен и не причинять неприятностей?

— Сэр! — Лицо Грейтхауза стало наливаться кровью. — Он наш арестант, вам это ясно? Он — убийца! Снимать с него цепи — бессмысленно!

— Я поклянусь во всем, что вы захотите, — заявил Слотер. — Это правда, пастор, что я много грешил, но правда и то, что против меня грешили не менее.

Бертон кивнул. Том помог ему опуститься на стул во главе стола.

— Снимите цепи, — велел проповедник. — Никто да не будет сидеть за моим столом в цепях.

— Да во имя Гос…

Грейтхауз сумел удержаться от богохульства, лишь прикусив язык.

— Именно во имя Его, — ответил Бертон. Наклонив голову, он прислушался: — Слышите, как льет дождь?

Грейтхауз достал из кармана рубашки ключ.

— Мэтью, принеси-ка пистолет.

Мэтью подчинился и держал его наготове, пока Грейтхауз отпирал сперва ножные, потом ручные оковы. Когда цепи упали, Слотер выпрямился во весь рост так, что захрустел позвоночник.

— А-ах! — Он потянулся, подняв руки к потолку. Мэтью почему-то показалось, что арестант стал выше на пару дюймов, чем был в больнице. — Ничто так не пробуждает в человеке голод, как освобождение из оков. Я у вас в долгу, пастор.

Он уселся на скамейку, стоящую между стульями Мэтью и Грейтхауза, напротив Тома.