Юлий Дубов - Большая пайка (Часть первая) Страница 28

– Значит, наживаемся на людском горе, – констатировал он. – Пока люди маются от нелетной погоды, угоняем машины. Ну народ! Что будете говорить – мол, покататься решили? Откуда валюта?

Сергей терпеливо повторил историю с машиной и объяснил, что наличие валюты у иностранца – вещь совершенно естественная. Капитан долго проверял документы, потом связался по рации с постом ГАИ в Домодедово и наконец убедился в полной невиновности задержанных.

– Бывает, – сказал он. – Ты скажи своему итальянцу, чтобы не жаловался. Зато он теперь знает, как работает московская милиция. Расскажет там у себя, в Италии. Эй, сержант! Сними наручники.

– Послушайте, капитан, – попросил Терьян, потирая кисти рук, – а нельзя все-таки хоть что-нибудь сделать, чтобы меня больше не тормозили? Мне его в Шереметьево везти, у него самолет в четыре. А мы все никак до Москвы доехать не можем.

– Да это не проблема, – рассеянно сказал капитан, наблюдая, как сержант возится с наручниками Леонарди. – Чего ты ковыряешься?

– Заело что-то, – удрученно ответил сержант, вытирая пот со лба. – Ключ проворачивается.

– What are they talking about? – поинтересовался Леонарди, явно находящийся на последнем рубеже сознания.

– They have some problem with taking off your handcuffs, – пояснил Сергей, вдруг представив себе, что наручники с Леонарди снять так и не удастся и ему придется лететь в Цюрих в железных браслетах. – Be patient, please.1

Леонарди слабо кивнул и откинулся на спинку сиденья, выставив из машины скованные руки, над которыми продолжал колдовать сержант.

– Ни хрена не выйдет, – подвел он печальный итог минут через десять. – Придется ехать в отделение.

Когда Сергей, следуя по пятам за милицейской машиной, уже подъезжал к отделению, Леонарди вдруг сказал:

– Sergei, you remember I spoke about all this perestroika and economic growth stuff the other day? Just forget it. What happened today clearly shows that what you have now is complete collapse. You are finished! Never again this country will become civilized. Collapse – that what it is now.

Сергей расхохотался.

– Tommaso, I do not want to be apologetical, but here you are absolutely wrong. What you call collapse is just a trivial event of our everyday life. We are so accustomed to all these local catastrophes that we cannot consider them any other way than just a routine. You know what is our greatest advantage before you foreigners? If we ever have a real collapse we would never recognize it as a disaster but deal with it as with a minor trouble. This is why we survive when other people may go to despair.2

Томмазо красноречиво пожал плечами, давая понять, что на такие идиотские высказывания не считает нужным реагировать.

Пока в отделении с Томмазо снимали наручники, Сергей позвонил в "Инфокар". Ему потребовалось некоторое время, чтобы объяснить разъяренному Платону, почему Леонарди, вместо того, чтобы уже два часа беседовать с Платоном, сидит в отделении в наручниках. Наконец Платон принял решение.

– Выезжаю, – мрачно сказал он. – Ты мне все планы поломал. Я сам повезу Томмазо в Шереметьево. А ты отдыхай.

Сергей дождался приезда Платона, попрощался с Леонарди и поехал домой.

За последующие две недели его останавливали еще раз десять. Потом перестали.

Собачий рай

Год, прошедший после разрыва с Ликой, Терьян прожил плохо. Он продолжал ходить на работу в институт, но делал это как бы по инерции, практически ничем не занимаясь и не замечая происходящих вокруг него изменений. А изменилось многое. Времена семинаров, конференций, бурных защит, вечерних посиделок с обсуждением самых последних результатов канули в прошлое. Казалось, что наука в одночасье перестала быть не просто нужной, но даже интересной. В те редкие дни, когда Сергей появлялся на службе, он машинально пролистывал накопившиеся журналы и ксерокопии статей, не отдавая себе отчета в том, что каждый раз их становится все меньше и меньше. Терьян встречал ссылки на свои работы в известных западных изданиях, но это его больше не радовало. Скорее по привычке он выписывал наиболее интересные формулировки теорем для того, чтобы впоследствии более детально разобраться с техникой доказательств, однако это "впоследствии" так и не наступало. Обычно Сергей предпочитал оставаться дома, все дольше и дольше залеживаясь по утрам в постели. Вернее, не в постели, а на диване, потому что овладевшее им безразличие ко всему на свете не позволяло Сергею заниматься даже самыми обычными необходимыми делами. Когда лежать надоедало, он вставал, шаркая ногами тащился на кухню, открывал и съедал банку консервов, запивал ее водой из-под крана, а затем снова возвращался на диван. На улице он появлялся, только если нужно было ехать на службу, и на обратной дороге пополнял запас продовольствия и сигарет. Первые месяцы его тревожили телефонные звонки – спрашивали, главным образом, Лику. Во время одного из выходов в окружающий мир Терьян купил себе автоответчик китайского производства – кооперативные ларьки с разнообразным барахлом уже заполонили всю Москву. Записав на автоответчик приветствие "Говорите, я слушаю", Сергей поставил аппарат рядом с диваном и слушал входящие звонки, не снимая трубку. Сначала звонки были частыми, но со временем они стали раздаваться все реже. Потом было несколько дней бурной телефонной активности, когда Платон бросил Сергея на обслуживание Леонарди, а сразу после этого звонки практически сошли на нет.

Как-то в конце лета телефон, молчавший более недели, неожиданно проснулся к жизни. Сергей перевернулся на спину, пошарил рукой в поисках сигареты, закурил и снова, в тысячный раз, стал изучать причудливый узор из трещин на почерневшем от дыма потолке комнаты. Минут через десять он, не глядя и не поворачиваясь, покрутил регулятор автоответчика. Раздался голос Сысоева:

– Сережка, привет! Поздравляю тебя с днем рождения, желаю всяческого благополучия и всего такого. Куда пропал? Прочтешь запись – позвони. Может, я к тебе заскочу вечерком, поздравить лично.

Терьян сел и обвел комнату глазами, словно бы впервые за этот год увидев ее по-настоящему. Пыль, накопившаяся за месяцы растительного существования, густым слоем покрывала мебель. Пол рядом с диваном был уставлен немытыми чашками и стаканами – Сергей уже давно пил только воду из крана, а мыть посуду ему было противно. В коридоре валялись два полиэтиленовых мешка с грязным постельным бельем, которые он еще полгода назад хотел сдать в прачечную, да так и не собрался. На письменном столе лежала стопа вытащенных из ящика, но так и не прочитанных газет и журналов, на которой стояли две забитые окурками ракушки, используемые в качестве пепельниц.

Сергей прошел в спальню и немного постоял там, оглядываясь по сторонам. За прошедший год он заходил сюда только раз или два, когда перетаскивал в другую комнату свои нехитрые пожитки – костюм, рубашки, белье... И каждый раз болезненно долго задерживал дыхание, потому что даже совершенно нереальная вероятность снова почувствовать запахи Лики – аромат ее тела, волос, духов – казалась ему невыносимой. Злополучный плюшевый медведь продолжал сидеть на шкафу. Терьян поднял голову: медведь смотрел на него своими пластмассовыми глазками – ну что, брат, досталось тебе, даже про собственный день рождения забыл бы, если бы Сысоев не напомнил, так и будем вместе подыхать в этой берлоге, мне-то что, я плюшевый, а ты на своем диване окочуриться не боишься? среди окурков и позеленевших от плесени чашек? а приедет Витька вечером – ты его напугать хочешь?

Не первый раз ему звонили друзья или просто хорошие знакомые, грозясь нагрянуть вечером в гости. Обычно Терьян оставался на диване, считая про себя вечерние звонки во входную дверь, пока они не прекращались. Сегодня можно было бы поступить точно так же, но что-то подсказывало Сергею, что этого не произойдет. День рождения... В прошлые времена, давным-давно, Таня устраивала ему дни рождения с размахом, насколько позволяла зарплата младшего научного сотрудника, обремененного семьей, – приходили Платон с женой, Витька, Леня Донских, Танины подружки. Витька читал стихи, все танцевали, было весело... Последнюю бутылку, по заведенной Платоном традиции, обязательно распивали во дворе, в детской песочнице, прямо из горлышка. А сейчас Сергей валяется на диване в грязном тренировочном костюме, среди окурков, пыли и мусора, и даже не вспоминает, что когда-то в этот день с самого утра в доме не смолкали телефонные звонки, пахло вкусной едой, был слышен писк дочек, а на столе красовался огромный букет его любимых астр. Витька вот вспомнил, а он – нет.

Было одиннадцать утра. Сергей прошел по квартире, прикидывая про себя, что можно успеть сделать до вечера, пересчитал деньги в бумажнике и в ящике на кухне, принял душ и побежал по магазинам.

Бутылки джина и вермута, которые Виктор принес в подарок, Терьян принял с благодарностью. Из выпивки ему удалось раздобыть только приторно-сладкий "Спотыкач". С едой дело обстояло лучше, потому что рынки реагировали на изменение экономической ситуации повышением цен, а не исчезновением продуктов.

– Ты чем сейчас занимаешься? – спросил Виктор, стараясь не слишком рассматривать косметически прибранную Терьяном квартиру.