Брайан Форбс - Порочные игры Страница 29

«Семейные развлечения» (20 минут)

«Визит дядюшки» (25 минут)

«Сосунки» (15 минут)

«Нянюшки» (45 минут)

«Бой-скауты и домовые» (20 минут)

«Питер Пэн» (20 минут)

«Вид сзади» (18 минут)

«Алиса в стране наслаждений» (40 минут)

«Братишки и сестренки» (30 минут)

«Учись ласкать грудь» (20 минут)

«Поездка на Дальний Восток» (40 минут)

«Папочка лучше знает» (35 минут)

«Послушные девочки» (30 минут)

«После выбора уточните: VHS, Бета или 8 мм; укажите членский номер. Качество может быть разным, но подлинность содержания гарантируем».

Я долго смотрел на экран, и постепенно до меня дошло, на что же именно я смотрю. Названия предлагаемых видеофильмов говорили сами за себя. Отвратительно! Я был потрясен. Наконец-то я нашел вход в лабиринт.

Глава 17

ПРОШЛОЕ

Я все понял, как только стал следить за ними. Раньше я просто предпочитал ничего не замечать.

В те времена, когда в полную силу действовал контроль обмена валюты, введенный при Гарольде Вильсоне после денежной реформы[48], послушные граждане, желавшие потратить свои сбережения (которые и без того уже были обложены и переобложены налогами), должны были соблюдать строгие правила и проходить через унизительные процедуры, с отчетливым оруэлловским привкусом. Англичане не ходят на баррикады. Вот и тогда они смиренно проводили свои «комплексные» отпуска в недостроенных отелях, а на пляжах на них свысока глядели богатые немцы, заполонившие все фешенебельные курорты.

Генри придумал, как обойти эту проблему, и решил, что мы должны отдыхать втроем.

— Пусть это чертово правительство не думает, что я стану проводить свой честно заработанный отпуск в какой-то говенной маленькой гостинице с общим сортиром, — заявил он. — Я никогда так не жил и не собираюсь.

— Что же ты намерен делать? — спросил я. — Выдолбить отверстия в подошвах и набить их франками?

— Какая наивность! Нет, всем назло, мы будем спокойно жить в шикарном «Резиданс дю Кап».

— Интересно, как это у нас получится?

— Софи, не мешало бы тебе завести друга, который хоть немного разбирается в жизни. В «гестапо» на этой стороне пролива мы ведем себя как честные, законопослушные граждане. В наших паспортах отмечено, что мы едем с легальными суммами, которые нам разрешили наши сквалыги правители. Мы ведем себя как образцовые «пролы».[49] Но как только попадаем туда, находим необходимые средства. Кое-кто из нас, Мартин, умеет жить в этом мире. Ничего удивительного, что твои романы читают только старушки, записавшиеся в абонемент Хэрродсовской библиотеки. Если позволишь, я пополню твое образование.

После этого он, как-то странно ухмыляясь и глядя в сторону Софи, изложил план, согласно которому любой человек, если он умный, может обойти установленные правила. По работе в Сити он знает одного французского банкира, который готов устроить его на взаимной основе.

— Он обеспечит нас необходимыми средствами там, а я оплачиваю ему гостиницу в Лондоне во время его приездов. И все шито-крыто!

— Ух, отлично! — воскликнула Софи. — Ты умница, Генри.

— Да, это верно.

— Но ты же знаешь, — попробовал я возразить, — они очень следят за валютными махинациями.

— Не хочешь, так и скажи. Можешь оставаться на помойке, а мы будем жить в свое удовольствие на «plage prive».[50]

— Ну не будь ребенком, — сказала Софи. Впервые она открыто приняла сторону Генри.

Я нехотя согласился. Мы поехали и остановились в «Резиданс дю Кап» — приятном отеле среднего класса неподалеку от знаменитого и сверхшикарного «Эден-Рока». Я дулся еще несколько дней, сам не знаю зачем, вдобавок умудрился обгореть, потому что не пользовался защитным кремом. В результате мне пришлось отсиживаться в отеле, а Генри и Софи резвились на пляже. Оглядываясь назад, я думаю, что именно тогда начал терять ее. Она была полна жизни, молодости; ее скупые бикини кому угодно могли вскружить голову. Чем чаще они развлекались вдвоем, тем больше я отходил в тень. Не иначе как демон самоуничтожения толкает нас на всякие глупости, которые мы совершаем в любви!

— Угадай, кого мы сегодня встретили? — сказал как-то Генри.

— Кого же?

— Виктора и Еву.

Я не сразу вспомнил, кто это такие.

— Ну, ты не мог их забыть. Близнецы! Мы однажды с ними обедали.

— А, эти…

— Они зафрахтовали яхту и пригласили нас совершить с ними небольшой круиз.

— А мы хотим совершить с ними круиз?

— Конечно, хотим! Правда, Софи? Я согласился не раздумывая.

— Это клево! — сказала Софи. В том году она часто употребляла подобные словечки. — Видел бы ты эти каюты! Входишь на палубу — прямо хоть туфли снимай, — добавила она, желая ошеломить меня.

— Так вы уже там были?

— Да. Они сошли на берег, заметили нас и пригласили на ленч. А ты почему разворчался?

— И когда вы договорились встретиться?

— Сегодня вечером.

— Ну, раз вы согласились, у меня, похоже, нет выбора? — Я понимал, что веду себя как обиженный ребенок, но никак не мог разделить их радости и от этого еще больше сердился.

Пока Генри ходил рассчитываться и объясняться по поводу нашего скорого отъезда из отеля, мы с Софи собирали вещи.

— Насколько я помню, в первый раз ты не была в восторге от этих близнецов.

— Да, но теперь они производят более приятное впечатление, а я давно хотела покататься на яхте, особенно на такой.

Яхта стояла на якоре у Антиб, и нас взяли на нее в Риве. Генри и Софи не преувеличивали: на воде покачивалась сверкающая под солнцем белая яхта итальянской конструкции, очень похожая на стрелу. На ней было двадцать спальных мест, десять человек экипажа и навигационное оборудование по последнему слову техники. В движение она приводилась мерседесовскими дизелями, как мне сразу объявили, развивала скорость до двадцати восьми узлов и могла проплыть три тысячи миль, во что верилось с трудом. Ощущение нереальности усилилось, когда нам показали наши апартаменты. Никогда не видел столько безвкусной роскоши: светильники в каютах золотые, ванны мраморные, мебель дорогая, но тоже безвкусная, словно ее подбирали по каталогу «китча». До чего же глубокая пропасть лежит между богачами и всеми остальными людьми, подумал я. Поражало вовсе не то, какими деньгами они ворочают, а как бездарно их тратят. И если сама яхта была подлинным произведением искусства, то убранство ее буквально резало глаз своей пошлостью.

— Ты рад, что мы здесь? — спросила Софи, пощупав кровать. — Вот так я хотела бы жить всю жизнь.

Оставив наши (довольно-таки паршивые) чемоданы, мы вышли на главную палубу, где остальные гости уже приступили к шампанскому и икре. Странная здесь собралась компания — от очень старых до очень молодых, в большинстве своем иностранцы, хотя почти все хорошо говорили по-английски. Среди них — крикливо одетый женоподобный итальянский модельер со своей манекенщицей — яркой женщиной из Колумбии, бывшей женой ливанского торговца оружием, на которой, казалось, был надет чуть ли не весь каталог Картье, толстый малопривлекательный израильский кинопродюсер, усиленно рекламировавший свою односложно изъяснявшуюся подругу, и «сирена» американского экрана 50-х годов, с лицом, похожим на маску из-за обилия косметики. Единственным англичанином, кроме нас, был бочкообразный член парламента, преисполненный важности. Он сменил два или три второстепенных министерских поста, после чего наконец получил титул пэра за полную некомпетентность. Родители близнецов отсутствовали: мамочка, как нам объяснили, отдыхала в фешенебельной американской здравнице, а папочка отправился в Саудовскую Аравию по делам, о существе которых можно было только догадываться, учитывая размеры яхты и ее стоимость.

Ева и Виктор поздоровались с нами очень приветливо. Меня забавляла новизна ситуации, и настроение постепенно улучшилось. Генри, конечно, чувствовал себя в своей стихии и всячески демонстрировал это. Громко разговаривал, громко смеялся, но среди общего веселья никто этого не замечал. До обеда яхта стояла на якоре. За столом Генри посадили между Евой и Софи, моими соседками оказались хорошенькая манекенщица и соломенная вдова, которая ничего не ела, одну за другой курила русские сигары и то и дело подкрашивала губы из огромного тюбика, отчего позолоченные кончики ее сигарет были в помаде.

— Как вы думаете, почему эти люди из года в год отправляются в одно и то же путешествие? — спросила она меня, проигнорировав хрустальную пепельницу и гася очередной окурок в тарелке. — Ведь это скучно, вы не находите? Потом приходится отдыхать от такого отдыха. Вот вы, например?

— А я и не езжу.

— И правильно делаете.

— Я имел в виду, что это мое первое путешествие.