Уильям Монтальбано - Базилика Страница 29

Я решил не ходить в ватиканскую полицию, но позвонил Галли. Богомолец-неудачник.

— Да, Паоло, как мы и предполагали, в своей стране отец Певеч — праведник и героическая фигура. Mio Dio![66] Мне не нужен герой, мне нужен злодей. Кардинал Дюпре снова звонил сегодня утром…

— Что ты ему сказал?

Кардинал был желчным французом, отвечавшим в правительстве за полицию Ватикана.

— Следствие ведется, улики изучаются, информация анализируется, а гипотезы проверяются.

— Он тебе поверил?

— Нет, конечно. Все кардиналы знают, когда им врут.

В общежитии колледжа святого Дамиана, направляясь в бар для сотрудников, чтобы выпить дежурную утреннюю чашку эспрессо, я неожиданно столкнулся с семинаристом, которого просил сделать распечатки файлов с дискет Карузо. Это был коренастый паренек из Наталя,[67] обладавший прекрасной памятью; по словам его преподавателей, он подавал большие надежды и в будущем обещал стать светилом теологии.

— Здесь масса всего, и большая часть материалов продублирована на разных дисках. Мне нужно еще два дня, и я отдам вам остальное, брат Пол.

— Интересные материалы?

Он покраснел.

— Ты ведь читаешь их, да?

Конечно, он читает их.

— Я хочу, чтобы ты прочитал распечатки. Расскажешь мне, о чем там.

Краска схлынула с его лица.

— Странное сочетание, словно за одним компьютером работали двое, но совершенно точно, что все написано одним человеком. Формулировки…

— Что с содержанием?

— О, в основном это эссе и наброски речей, посвященных проблемам церкви. В этом-то вся трудность. На нескольких дискетах в материалах высказываются идеи весьма пуританские, бескомпромиссные, старомодные. Но в большинстве файлов материалы, содержащие новые и смелые идеи. Они призывают к переменам и буквально переворачивают некоторые важные современные учения с ног на голову. Очень смело.

То же, что и раньше: Карузо работал на два фронта. Почему? Если я это пойму, тогда, возможно, узнаю, у кого был мотив убить его. Я старательно думал над этим, не нашел ответа и решил поразмышлять на игровой площадке.

С баскетбольным мячом он всегда двигался вправо, поэтому я прикрывал его именно с этой стороны. Я вел его хорошо, но новый игрок заблокировал меня, и он проскользнул мимо к корзине.

— Быстрей! — заорал я. Лютер плавно скользнул по площадке и после прохода, нога в ногу, в последнюю секунду отбил мяч, когда тот, описывая дугу, уже летел в корзину.

Лютер оставался с моим игроком, но удачно подобранный мяч предоставил Лютеру еще один шанс. На этот раз он совершил проход через середину площадки, высоко прыгнув в зоне у кольца — одно из его любимых движений. И снова Лютер возник перед ним, легко прыгнув словно пантера, возвращая мяч обратно на землю. Мяч отскочил в аут. Пока товарищ по команде возвращал мяч, бомбардир с раскрасневшимся лицом, в футболке, которую можно было выжимать, в гневе обратился к Лютеру:

— Проклятье, отец Лютер, я же — папа!

Лютер улыбнулся.

— Если будете держать мяч далеко от себя, то дьявол заберет его у вас, когда захочет, Ваше святейшество.

Треди рассмеялся. Мне он сказал:

— Приводи еще парней вроде этого, Пол, и я попробую себя в очередном виде спорта.

Мы играли по старинке, трое на трое, днем, под открытым небом, на очень закрытой площадке, существование которой — не самая большая тайна Ватикана.

Не знаю, часто ли Треди играет, но я получаю приглашения поиграть в воскресенье днем раз в две недели. Игроки сменяли друг друга, но чаще всего я играл в защите у папы, а наши команды состояли из свободных от службы швейцарских гвардейцев, педантичных и скучных как на площадке, так и за ее пределами.

В этот раз все было по-другому: приглашение поступило не от иссушенного и строгого японца, личного секретаря Треди. В трубке я услышал незнакомый молодой голос, который представился отцом Диего.

— Его святейшество приглашает вас, гм, постучать мячом, — сказал он на хорошем английском, в котором угадывался испанский акцент.

— С удовольствием. Мы знакомы, святой отец?

— Нет. Я Диего Альтамирано, новый помощник Его святейшества.

Ага. Все ясно. Тот самый специалист в «искусстве боя», который может уничтожить целый полк щелчком четок. Я спросил:

— Вы тоже будете играть, святой отец?

— Его святейшество полагает, что, вероятно, буду… но, если честно, я не особенно хорошо играю в баскетбол… А вы думаете, что я должен играть? Надеюсь, вы не против того, что я вас об этом расспрашиваю, я же новичок.

— Если он пригласил вас поиграть, значит, хочет, чтобы вы играли. Пожалуйста, передайте, что я принимаю его предложение, и раз теперь у него есть вы в качестве новобранца, я тоже приведу с собой подкрепление.

На ленивом разогреве Треди поиграл немного с Лютером, я — с Диего. То, что я увидел, мне понравилось. Латиноамериканец, черноволосый, коренастый, метр восемьдесят, атлетического сложения, от природы наделенный выразительными мускулами и отличным здоровьем. Прямо фотомодель, если бы не шрам на щеке и сан священнослужителя. Он говорил, что не очень хорошо играет в баскетбол, видимо, имея в виду, что отказался от предложения играть за профессионалов и решил пойти в семинарию. У него был хороший глазомер, мягкие руки, а ноги были словно пружины. Обычно мы с Треди задавали тон среди швейцарских гвардейцев. В тот день мы остались на вторых ролях. Лютер был первоклассным игроком и выше Диего, однако старше и медлительнее. Он одинаково играл и правой, и левой рукой.

— У меня аудиенция. Выигрывает тот, кто сейчас забьет, — сказал Треди.

Лютер блокировал папу. Швейцарский гвардеец из команды Лютера, защитник, из-за линии бросил мяч в игру Альтамирано. Отличный бросок из-за спины Треди. Он пригнулся, находясь лицом к Лютеру, сделал обманное движение и побежал влево. Влево! С каких это пор влево? Застигнутый врасплох Лютер так и не смог его догнать. Треди подпрыгнул и отличным броском практически положил мяч в корзину.

— Ну и дела, — крякнул Лютер.

— Каждый сам за себя, — сказал папа.

Этим вечером мы с Лютером угощали Диего ужином. Диего, как выяснилось, был сиротой родом из Латинской Америки. Его воспитали священники после гибели родителей в автокатастрофе.

— Я с нетерпением ждал того дня, когда стану одним из них, — сказал он.

Знакомая история: новобранцы не спешили, но по всему миру церковь до сих пор неизменно собирала урожай из молодых людей, как монахинь, так и священников, поставляемый ее же питомцами. Естественно, вернувшись домой, его епископ решил, что Диего рожден для большего. В Риме Диего жил уже около двух лет, изучал теологию, чтобы получить ученую степень. А потом в отделе кадров Ватикана включили компьютер, который указал на него, как на самого подходящего священника на должность охранника, и Диего неожиданно для себя стал постоянным спутником папы римского.

— Я несколько смущен. Я понимаю, что должен защищать Его святейшество, — сказал Диего, — но никто не объяснил мне, от чего или от кого. Это нелегко.

— Никому не доверяй, — с отеческой уверенностью произнес Лютер, находясь под сильным воздействием притягательного «Бароло».[68]

Диего встревожился.

— Лютер имел в виду, что надо держать ухо востро. Проверять всех и все, что покажется тебе хоть немного подозрительным, и не беспокоиться о том, кого ты при этом потревожишь, — сказал я, и это не было шуткой.

Хорошо говорить. Мне самому следовало бы воспользоваться этим советом спустя два вечера, когда, поужинав у Лютера, я возвращался в одиночестве, не подозревая, что мое жестокое и двуликое прошлое воскресло и вот-вот обрушится на меня.

Согласен, мне следовало быть внимательней. Хочу только добавить, что стояла одна из тех мягких римских лунных ночей, когда начинает казаться, что над миром царит покой, и еще — что я уже не такой молодой и быстрый, как когда-то. Это случилось, когда я пересекал Кампидоглио, площадь перед ратушей, которую спроектировал для Рима Микеланджело. Было поздно, большая площадь, вокруг которой расположились археологический музей и старый дворец, где заключались гражданские браки, была безлюдной, и лишь влюбленная парочка медленно прогуливалась в сторону римского форума.

Я обогнул бронзовую копию статуи Марка Аврелия, что возвышалась над площадью и была развернута к длинной и широкой каменной лестнице, круто спускавшейся к улице внизу.

Я его не видел.

Позже я понял, что он, вероятно, шел за мной от дома Лютера и, догадавшись о моем маршруте, незаметно обогнал меня. У начала лестницы росли кусты, там он, должно быть, и ждал, поскольку краем глаза я успел заметить момент нападения, когда я подходил к лестнице.