Харлан Кобен - Шесть лет Страница 3

Когда я сел и ждал, пока придёт следующий студент, я посмотрел на компьютер справа на столе. На мониторе было главная страница сайта колледжа. Думаю, страничка была типично университетской. Слева — фотографии жизни колледжа, студентов всех цветов кожи, религий, вероисповеданий и полов, которые прилежно хорошо проводили время, общаясь друг с другом, с преподавателями, занимаясь внеучебной деятельностью, ну вы поняли. На баннере наверху страницы был размещён логотип колледжа и наиболее узнаваемые здания, включая престижную часовню Джонсона, крупномасштабную версию часовни, в которой Натали вышла замуж.

В правой стороне экрана были новости колледжа и сейчас, когда Барри Уоткинс, следующий студент согласно списку, вошёл в кабинет и сказал:

— Эй, профессор, как дела?

Я заметил в ленте некролог, который заставил меня призадуматься.

— Привет, Барри, — сказал я, не отводя глаз от экрана. — Присаживайся.

Он уселся, закинув ноги на стол. Он знал, что меня такие вещи не волнуют. Барри приходил каждую неделю. Мы разговаривали обо всём и ни о чём. Его визиты были скорее расслабляющей терапией, нежели чем-то академического толка, но опять же, я абсолютно не против.

Я внимательнее посмотрел на монитор. Меня заставила призадуматься размером с марку фотография умершего. Я на таком расстоянии не узнал его, но он выглядел молодым. В определённом смысле, в этом не было ничего необычного для некролога. Много раз колледж, не имея более свежей фотографии, сканирует фотографию покойника с ежегодного альбома, но в данном случае, даже просто взглянув, я понял, что не в этом дело. Причёска была явно не из, скажем, шестидесятых или семидесятых. Также фотография была не чёрно-белая, какие были в ежегодниках вплоть до 1989 года.

Всё же хоть мы и небольшой колледж, четыре сотни или около того студентов на курсе. Смерть не является чем-то необычным, но, может быть, из-за размера заведения или близких отношений между студентами и членами факультета, я всегда чувствовал какую-то личную причастность к горю, когда умирал кто-то отсюда.

— Эй, профессор?

— Одну секунду, Барри.

Теперь я сам посягнул на время, отведённое ему. Я пользовался таймером-табло с гигантскими красными цифрами, такие вы можете увидеть на баскетбольной игре в любой стране. Один друг подарил мне его, предположив, что, с моим ростом, я должен играть в баскетбол. Я не играл, но полюбил эти часы. Поскольку они были настроены на автоматический отсчёт девяти минут, я видел, что сейчас 8:49.

Я щёлкнул мышкой по маленькой фотографии. И когда она увеличилась, мне едва удалось сдержать вздох.

Покойника звали Тодд Сандерсон.

Я специально не узнавал фамилию Тодда, а на приглашении было сказано лишь: «Бракосочетание Тодда и Натали!» Но, люди, я узнал его лицо. Модная щетина исчезла. Он был свежевыбрит, волосы пострижены «ёжиком». Интересно, это влияние Натали, поскольку она всегда жаловалась, что моя щетина раздражает её кожу. А потом я задался вопросом, почему я думаю о такой глупости.

— Часы тикают, Проф.

— Секунда, Барри. И не называй меня «Проф».

Был написан возраст Тодда — сорок два. Он оказался старше, чем я ожидал. Натали сейчас тридцать четыре, всего лишь на год меньше, чем мне. Я думал, что Тодд приблизительно нашего возраста. Согласно некрологу, Тодд был нападающим в футбольной команде и финалистом стипендии Родса. Впечатляюще. Он с отличием окончил исторический факультет, основал благотворительную организацию под названием «Новое начало», и на последнем курсе был президентом Пси Ю, моего братства.

Тодд был не только выпускником моего колледжа, но мы оба связаны клятвами с одним и тем же братством. Как я мог ничего не знать об этом?

Там было много ещё чего написано, но я прокрутил страницу к последней строке:

Заупокойная служба пройдёт в воскресенье в Пальметта Блафф, Южная Каролина, неподалёку от Саванны, Джорджия. Мистер Сандерсон оставил после себя жену и двух детей.

Двух детей?

— Профессор Фишер?

В голосе Барри было что-то забавное.

— Извини, я просто…

— Не стоит. С вами всё в порядке?

— Да. В порядке.

— Вы уверены? Вы какой-то бледный. — Барри скинул свои сникерсы на пол и положил руки на стол. — Послушайте, я могу прийти в другое время.

— Нет.

Я отвернулся от монитора. Это может подождать. Муж Натали умер молодым. Это печально, да, даже трагично, но не имеет ко мне никакого отношения. Нет причин отменять работу и приносить неудобство студентам. Меня сбило с толку не только то, что Тодд умер, но и то, что он закончил мою альма-матер. Думаю, это немного странноватое совпадение, но вообще-то не из ряда вон выходящие открытие.

Может быть, Натали просто нравятся мужчины из Лэнфорда.

— Так в чём дело? — спросил я Барри.

— Вы знаете профессора Бирнера?

— Конечно.

— Он полный мудак.

Так и есть, но я бы так не стал говорить.

— Это и есть проблема?

Я не увидел в некрологе причину смерти. Частенько на кампусе и не знали о ней. Я ещё раз посмотрю позже. Если её не будет там, то, может быть, я найду полный некролог где-нибудь в сети.

И опять же, почему я хочу узнать больше подробностей? Что это изменит?

Лучше держаться подальше от этого.

В любом случае это подождёт, пока не закончатся приёмные часы. Я закончил с Барри и продолжил приём. Я пытался выкинуть некролог из головы и сфокусироваться на остальных студентах. Я был не в форме, но студенты не обращали внимания. Студенты не могут даже представить, что у преподавателей есть личная жизнь, так же, как и не могут представить, что их родители занимаются сексом. С одной стороны, это было прекрасно. С другой, я постоянно напоминаю им смотреть не только на себя. Человеческая природа такова, что мы все думаем, что мы абсолютно уникальны, в то время, как все остальные несколько проще. Конечно же, это неправда. У нас у всех есть свои собственные мечты и надежды, желания, страсти и душевные страдания. И мы все сходим с ума по-своему.

Мой мозг словно отправился в свободное плавание. Я смотрел, как часы медленно тащатся вперёд, как будто я был самым скучающим студентом на самом скучном занятии. Когда пробило пять часов, я снова вернулся к монитору. Я открыл полный некролог Тодда Сандерсона.

Нет, причины смерти не было.

Любопытно. Временами встречались намеки на пожертвования. Там говорилось, что вместо цветов лучше внести пожертвование в Американское онкологическое общество или куда-нибудь в том же духе. Но причина смерти не была указана. И также не было упоминания, чем занимался Тодд, но опять же, ну и что с этого?

Дверь моего кабинета открылась, и вошёл Бенедикт Эдвардс, профессор факультета гуманитарных наук и мой ближайший друг. Он не затруднился постучать, но и не должен был. Мы часто встречались по пятницам, в пять часов, и шли в бар, где я студентом работал вышибалой. Тогда он был новым, блестящим, современным и модным. А теперь он был старым и разбитым и таким же современным и модным, как видеокассета.

Бенедикт был физиологически моей противоположностью. Худой, узкокостный афроамериканец. Его глаза увеличивали гигантские очки, как у человека-муравья, которые были похожи на защитные очки факультета химии. Апполо Крид[1] вдохновился бы его большими усами и чересчур пышным афро. У него были тонкие пальцы женщины-пианистки, ноги, которым бы позавидовала балерина, и принять его за дровосека мог бы разве слепой.

Несмотря на это, или, может быть, благодаря этому, Бенедикт был самым настоящим «гулякой» и снял больше женщин, чем репер с радио-хитом.

— Что случилось? — спросил Бенедикт.

Я пропустил «Ничего» или «Откуда ты знаешь, что что-то случилось?» и перешёл сразу к «Ты когда-нибудь слышал о парне по имени Тодд Сандерсон?»

— Не думаю. Кто он?

— Наш выпускник. Некролог о нём на сайте.

Я повернул экран к нему. Бенедикт поправил выпученные очки.

— Не узнаю его. Почему тебя это заинтересовало?

— Помнишь Натали?

Тень легла на его лицо.

— Я не слышал, чтобы ты произносил её имя уже…

— Ага, ага. В любом случае, это её, или был её, муж.

— Парень, ради которого она тебя бросила?

— Да.

— И сейчас он мёртв.

— Очевидно.

— Так, — сказал Бенедикт, изогнув бровь, — она снова одна.

— Уязвимая.

— Я волнуюсь. Ты мой лучший друг-помощник на двойном свидании. Я, конечно, могу легко завести разговор с любой женщиной, но зато ты хорошо выглядишь. Я не хочу терять тебя.

— Уязвимая, — повторил я снова.

— Ты собираешься позвонить ей?

— Кому?

— Кондолизе Райс. Как ты думаешь, кому? Натали.

— Ага, конечно. И сказать что-нибудь типа: «Эй, парень, из-за которого ты меня бросила, умер. Не хочешь сходить в кино?»