Анри Лёвенбрюк - Соборы пустоты Страница 3

— Вот как. Потрясающе. Но сейчас я не у дел, — буркнул он, притворившись, что снова уткнулся в свой роман.

— Потому-то я и здесь.

— Вы мне мешаете.

— Ваш очередной больничный истекает через две недели, Маккензи. По возвращении вам придется войти в состав ЦУВБ.[4] До меня также дошли слухи, что вашу группу по борьбе с изуверскими сектами собираются упразднить, и вам предстоит присоединиться к какому-то другому отделу. Бог знает к какому. Между нами говоря, я прекрасно понимаю ваши колебания. В новой спецслужбе на прежних сотрудников госбеза смотрят косо…

Ари не сдержал ехидного смешка.

— Ушам своим не верю! — бросил он. — Европейская спецслужба лебезит передо мной! Я так понимаю, хотите подкинуть мне работенку?

Бельгиец пропустил колкость мимо ушей.

— После терактов в Мадриде[5] Европейский союз принял решение создать в Брюсселе спецслужбу, достойную этого названия. Наши возможности и полномочия непрерывно возрастают, равно как и наша численность… Как раз сейчас мы набираем сотрудников, и не стану скрывать, нам может понадобиться аналитик вашего уровня.

— Аналитик моего уровня? — хмыкнул Ари. — Вы хотите сказать, алкаш и самодур, не признающий дисциплины и с самой паршивой репутацией во всех разведслужбах, а то и во всей французской полиции? Да вы сама проницательность… Настоящий охотник за головами![6] Не обижайтесь, но, как говаривал Гручо Маркс, я ни за что не вступлю в клуб, который допускает в свои ряды типов моего уровня.

— Нам известен ваш послужной список, Маккензи. Ваше участие в девяносто втором году в миссии по демилитаризации в составе СООНО,[7] многочисленные сводки, которые вы подготовили для службы безопасности в рамках борьбы с изуверскими сектами, а также ваша роль в раскрытии дела с тетрадями Виллара из Онкура…[8]

— Да-да, хватит, я знаком со своей биографией, благодарю вас…

— Вы прекрасный аналитик и отличный практик — в наше время это редкость, как и ваши познания об эзотерических кругах. Да, ваши методы далеки от общепринятых, но нам в первую очередь важен результат…

— Но не мне. Единственное, что важно для меня, — это процесс получения односолодового виски в Шотландии. Но вы-то бельгиец и, конечно, ни черта не смыслите в Шотландии.

— Признаюсь, я гораздо лучше разбираюсь в пиве. Ладно, будет попусту трепать языком.

Голос и выражение лица Вламинка вдруг изменились, он отбросил официальный, почти протокольный тон, которым говорил прежде, и заговорил с Ари доверительно, дружески:

— Вы обожаете свою работу, Маккензи. Вы любите ее суть, но по горло сыты формой — структурой, на которую вам приходится вкалывать. А с тех пор как службы госбеза и контрразведки слились, стало еще хуже. Мы же предлагаем вам гораздо более гибкие условия. В ССЦ вы будете подчиняться только одному человеку: заместителю генерального секретаря Совета ЕС. Никаких посредников. Больше никакой запутанной иерархии и бюрократии.

— Ну и отстой эта ваша спецслужба, как я погляжу!

Бельгиец устало вздохнул:

— Маккензи, я знаю, почему вы отсиживаетесь в этом баре, глуша один бокал виски за другим.

— Да ну?

— Я читал заключение психоаналитика.

— Да здравствует профессиональная тайна!

— Только одно поможет вам выйти из депрессии — работа. Другого лекарства от ваших страданий не существует…

Самодовольство собеседника уже всерьез раздражало Ари.

— Моих страданий? Да что вы о них знаете?

— Куда больше, чем вы думаете…

— Неужели? Черт! Мне попался просто супершпион!

— Я знаю, что вы расстались с Долорес Азийане, продавщицей из книжного, которую вы зовете Лолой. Вы прожили вместе несколько месяцев после истории с тетрадями Виллара из Онкура. И мне известно, что вы переехали из квартала Бастилии сюда, в Абесс, только чтобы быть подальше от нее. Еще я знаю, почему она вас бросила, — вы так и не решились связать себя серьезными обязательствами: жениться, завести детишек, ну и прочая канитель… Вы легавый, Ари. Прежде всего легавый. Поверьте, я отлично знаю, что вы переживаете. Есть только одно средство: работа.

Ари отпил виски, не сводя глаз с бельгийца. Вот бы, не сходя с места, врезать агенту левой и приложить его головой об стол, но Ари привязался к этому бару, и ему не хотелось, чтобы его раз и навсегда выставили отсюда.

— Только не рассказывайте мне, Маккензи, что вы скорее займете формальную должность в управлении безопасности, чем пойдете в европейские спецслужбы, где у вас будет больше полномочий и свободы. Чем таким вы обязаны этим французским службам?

Аналитик допил виски, сунул в рот сигарету, взял книгу и поднялся:

— Месье, ваше предложение меня не интересует. Большое спасибо и до свидания. А, чуть не забыл: идите к чертовой бабушке.

Агент удержал Ари, схватив его за руку:

— Постойте, Маккензи. Мы не случайно выбрали именно вас.

Ари поднял глаза к потолку и опустил плечи, всем видом демонстрируя полное безразличие. Но бельгиец продолжал:

— Министерство внутренних дел Франции так и не позволило вам завершить расследование дела о тетрадях Виллара из Онкура. Осталось много неясного, но дело объявили государственной тайной. Мы же предлагаем вам довести его до конца. Неужели вас не мучит охотничий азарт?

06

Париж, 21 марта 1417 года

Меня зовут Николя Фламель, и всю жизнь я был книготорговцем и общественным писарем.

Быть может, любезный читатель, ты уже наслышан обо мне, ибо чего только про меня не рассказывают! Моя жизнь, не успев подойти к концу, уже превратилась в диковинную легенду, которую люди шепотом передают друг другу на улицах Парижа.

Так ты не знаешь? Тогда позволь в немногих словах поведать тебе историю, которую обо мне сложили.

Все началось весенней ночью 1358 года. Мне едва исполнилось двадцать лет, у меня лавчонка у северной стены церкви Святого Иакова Ла-Бушри, прямо посреди Писарской улицы. За лавку я плачу королевской казне два парижских соля, еще два жертвую церкви Святого Иакова. Жители большого города обращаются ко мне, чтобы я переписал или составил для них документы, завещания и всяческие письма. Словом, самая обычная жизнь. Но в ту ночь мне приснился необычный сон.

Во сне мне явился ангел с роскошной, переплетенной в тисненую кожу книгой в руках. На первой странице манускрипта, каким он мне представляется, стоит посвящение: «Авраам, еврей, князь, священник, левит, астролог и философ, приветствует еврейский народ, божьим гневом рассеянный среди галлов».

Ангел, окруженный божественным сиянием, обращается ко мне со следующими словами: «Фламелъ! Взгляни на эту непостижимую для тебя книгу: для многих она так и останется недоступной, но ты однажды увидишь в ней то, чего не дано увидеть никому другому». Ослепленный, я протянул руки, чтобы взять книгу, но в тот же миг ангел исчез, и лишь золотая пыль кружилась в том месте, где он стоял мгновение назад.

Смущенный этим сном, я все же вернулся к своей повседневной работе, но через несколько дней случайно нашел в соседней лавке точно такую книгу с тем же примечательным обращением Авраама Еврея. На кожаном переплете вытиснены те же письмена и аллегории, что привиделись мне во сне: три соединенные в пожатии руки — одна из них черная, бык в окружении двух ангелов, простертых перед крестом, и повсюду — еврейские, арабские и греческие буквы.

Приобретя за два флорина этот драгоценный манускрипт, повествующий о трансмутации металлов, именуемой алхимией, я неотступно стремлюсь проникнуть в его тайный смысл. Вот уже двадцать один год, как я тщетно пытаюсь расшифровать тексты и рисунки. Встречаюсь с величайшими алхимиками города Парижа, но ни один из них не направил меня на верный путь. Напротив, все они лишь путают меня своими невнятными толкованиями.

Утомленный, я наконец решился искать наставника, посвященного в тайны каббалы. Так как евреи по известным всем причинам изгнаны из Франции, мне пришлось тайно отправиться в Испанию. А поскольку всякое общение с евреями находится под запретом, я избрал предлогом паломничество в Компостелу, объявив во всеуслышание, что хочу поклониться могиле апостола Иакова Старшего в крипте Сантьягского собора.

Я предпочел не брать с собой весь манускрипт, опасаясь, что меня схватят, поэтому вынул первые семь страниц и зашил их в одежду. И вот, миновав плодородные красноземы Лангедока, я пересек Пиренеи вместе с богомольцами, с ракушкой святого Иакова,[9] посохом, котомкой, в широкополой шляпе.