Чарльз Эппинг - Trust: Опека Страница 3

— Нет, не у меня… к счастью. — Аладар вспомнил женщину, которую высадили пограничники на станции Хедьешхалом. — Слава Богу, Каталина предвидела подобное и выслала наши ценности раньше. Все доставили?

Тоблер кивнул.

— Три чемодана. Верно?

Теперь утвердительно кивнул Аладар.

— Они сейчас внизу, во временном хранилище, в подвале. Ждут, чтобы вы решили, куда их поместить.

— Чудесно.

— Однако там они не могут оставаться долго. Нам необходимо арендовать для вас сейф, как только мы закончим дела здесь.

— Прекрасно. — Аладар начал рыскать по карманам. — Где-то тут у меня были ключи…

— Не беспокойтесь. — Тоблер положил руку Аладару на плечо. — Этим займемся позже, мы же договаривались сперва открыть новые счета. Так что давайте по порядку.

Лифт тряхнуло, и он остановился. Они оказались в большой, обшитой деревянными панелями комнате. Консьерж проводил их к кожаным креслам в дальнем углу помещения. Свет вливался сюда через длинный ряд окон, смотрящих во внутренний дворик. Аладар про себя отметил, что на фасаде здания, выходящем на улицу, окон вообще не было. Осмотрительность обязывает.

После того как они устроились в креслах, Тоблер достал две сигары и предложил одну Аладару.

— Как поживает госпожа Коган? — спросил он.

— Не очень хорошо. После аншлюса венгерские фашисты сделали жизнь людей с еврейскими фамилиями весьма непростой. Особенно они стали лютовать, когда наци подошли близко.

— Не забывайте, они уже у нас на пороге. — Тоблер дал Аладару прикурить.

— Да, но вас защищает политика нейтралитета.

— По-видимому. — Тоблер закурил сигару и откинулся назад. — А как дети? Если не ошибаюсь, Магда и Иштван?

— Не ошибаетесь. — Аладар сделал несколько коротких затяжек. — Сейчас Иштван уже почти с меня ростом. Он собирается поступать в университет, если его примут.

Он откинулся назад и посмотрел в окно.

— А Магда свежа и беспечна, какими могут быть лишь десятилетние дети. Она так наивна! У нее и мысли нет о том, что нас ждет.

Из боковой двери появился официант с серебряным подносом, на котором стояли два стакана воды и две чашечки кофе. Он молча поставил их перед Аладаром и Тоблером, потом вышел и плотно закрыл за собой дверь.

— Я напуган. — Аладар сделал глоток воды. — Я боюсь, что скоро Венгрия окажется во власти Третьего рейха. Это случится, так или иначе. Поэтому я и приехал сюда. Мы намерены удостовериться, что наши деньги и ценности в безопасности. Мы хотели бы все деньги перевести на новый счет, на такой, о котором никто бы не знал. Ни секретари, ни бухгалтеры в Будапеште — никто. — Коган подался вперед. — Только я и Каталина. И вы, разумеется.

— И банк, — добавил Тоблер.

— Да, конечно, — кивнул Аладар. — Я хочу, чтобы это был секретный счет. Чтобы никто не знал, куда переведены деньги.

— Дельная мысль. — Тоблер сделал паузу. — Но банку все равно необходимо знать ваше имя и адрес.

— Не вижу проблемы. Швейцарские банкиры обязаны по закону держать всю информацию о счетах в тайне, не так ли?

— Так. — Тоблер внимательно огляделся. — Обязаны, но по швейцарским законам.

— А какие здесь еще могут действовать законы?

— Просто… — Тоблер начал просматривать бумаги. — Я хочу сказать, если Швейцарию когда-либо оккупируют…

— Но как такое возможно? Швейцария сохраняет нейтралитет, она столетиями придерживалась нейтралитета. — Аладар изумленно смотрел на Тоблера. — После Первой мировой Швейцария осталась цела и невредима. Почему теперь будет по-другому?

Тоблер оторвал взгляд от бумаг.

— Кто знает, на что способны Гитлер и его сторонники?

— Но швейцарцы никогда не позволят Германии оккупировать свою страну. В конце концов, Швейцария — это не Австрия.

Тоблер кивнул в знак согласия.

— Мы уже заминировали все горные перевалы. И договорились о сотрудничестве с обеими сторонами, которые могут принять участие в войне. Это и значит сохранять нейтралитет. Но все-таки, — он взглянул Аладару в глаза, — никогда не знаешь, чего ждать от нацистов. Они же мечтают о тысячелетнем рейхе, не забывайте. Немецком рейхе. — Тоблер помолчал. — А сейчас они уже в Австрии. Кто будет следующим? Западная Чехия? А потом? Сколько еще осталось немецкоязычных стран?

— Возможно, вы правы. — Аладар выпрямился в кресле. Вспомнился ночной сон о немецком солдате, о том, как он потерял семью на корабле. — Но куда еще я мог бы вложить семейные ценности и деньги? Я не могу везти их назад в Будапешт или Вену. Амстердам же или Лондон еще больше уязвимы для нападения нацистов, согласны?

Тоблер положил руку Аладару на плечо.

— Мне неловко, что я напугал вас. Уверен, все будет в порядке. — Тоблер собрался встать. — Пойду посмотрю, отчего задерживается банкир, который должен с нами встретиться.

— Нет, постойте! — Аладар усадил собеседника на место. — Неужели нет способа застраховаться от того, чтобы наши деньги никогда не попали в руки Гитлера?

Тоблер глубоко вздохнул.

— Некоторые мои клиенты предпочли альтернативу — клиенты с еврейскими фамилиями, я имею в виду.

— Какую же?

— Многие из них открыли опекунские счета, или счета на доверенное лицо. Это такие же счета в швейцарском банке, но разница вот в чем… — Тоблер понизил голос. — Счет открывается на другое имя — нееврейское. В этом случае, если Гитлер решит захватить Швейцарию…

Аладар ждал, когда Тоблер закончит фразу. Но тот молчал.

— Но если фашисты таки захватят Швейцарию, что помешает им заставить банки раскрыть все счета евреев, как, например, они сделали это в Австрии?

— А банки не будут знать. — Тоблер наклонился ближе к Аладару. — Идея опекунского счета состоит в том, что банки не знают, кому на самом деле принадлежат счета. Они даже не знают, что эти счета на доверенных лиц.

— Но… — Аладар бросил взгляд на консьержа в другом конце комнаты. Тот тихо сидел за своим столом и читал газету. — Но если я открою опекунский счет и никто в банке не будет об этом знать… если никому не сказать, что это я настоящий владелец счета… как я смогу в случае необходимости получить свои деньги назад?

Тоблер глубоко затянулся сигарой.

— Именно поэтому вам следует выбрать кого-то, кому вы доверяете. Кого-то с нееврейской фамилией, конечно.

— Но фамилия отца Каталины мало похожа на еврейскую. Почему бы не открыть счет на имя Блауэра?

— Вы думаете, немцы не знают, что Блауэр — еврей? Блауэры ведут и вели дела в Германии еще до Первой мировой. Не может быть, чтобы нацистам не было известно, арийская это фамилия или нет.

Тоблер еще раз затянулся сигарой, потом аккуратно положил ее на серебряную пепельницу.

— И кстати, совсем не обязательно доверенным лицом выбирать меня. Можете назначить любого: адвоката, банкира, кого хотите. Если у вас есть кто-то, на кого вы можете положиться больше, чем на меня…

— Правду сказать, в Швейцарии я никому не доверяю больше, чем вам. Вы знаете, что я пообещал господину Блауэру и впредь пользоваться вашими услугами и услугами вашего отца в том, что касается управления денежными делами здесь в Швейцарии. Дело в том… — Аладар отбросил с глаз длинную прядь волос. — Я просто не знаю.

— Ладно. — Тоблер встал. — Тогда давайте откроем обычный счет, как вы и просили. — Было похоже, что он разозлился. — Но помните: хотя я и управляю вашими швейцарскими счетами, в банке за них кто-то номинально должен отвечать, а это значит, он будет знать имя и адрес владельца счета.

— Но если мы откроем опекунский счет, будут знать о вас.

Тоблер кивнул в знак согласия.

— Предполагается, что из вежливости необходимо ставить банк в известность каждый раз, когда открывается опекунский счет. Но никто этого не требует. В законе об этом не сказано. Вы должны принять решение, господин Коган, но только до того, как мы встретимся с банкиром.

Тоблер бросил быстрый взгляд на массивную деревянную дверь в дальнем конце комнаты.

— Вы не можете передумать, после того как мы назовем банкиру имя настоящего владельца счета. Просто скажите мне, как вы хотите поступить.

Аладар медленно повертел головой.

— Не знаю. Непросто принять подобное решение.

— Если хотите, мы можем сперва положить ваши вещи в сейф внизу. У вас будет время подумать.

— Видите ли… как я могу отдать все свои деньги, деньги семьи моей жены, в чужие руки? — Аладар уставился на замысловатый узор восточного ковра у себя под ногами. — Не знаю, что и делать.

— Тогда я пойду и выясню, нельзя ли отложить нашу встречу с банкиром.

Тоблер ушел, Аладар же продолжал рассматривать узор ковра.