Уоррен Мерфи - Детские игры Страница 3

— Не понял?!

— Диаграмма была у меня всего в одном экземпляре. Я всюду носил ее с собой. Чтобы ее сохранить, я попросил, чтобы ее нанесли от руки на прочную нейлоновую сетку, усиленную стальными нитями. Это все равно что покрышка с металлокордом. А вы порвали ее как бумагу.

— Я пытаюсь понять, что к чему... Что вы знаете о дыхании? — поинтересовался Римо.

— Вчера я видел вас возле бассейна. С этим вашим японцем.

— Он кореец. Никогда не называйте его японцем, — предупредил Римо.

— И я увидел, чем вы занимаетесь. Я засек время.

— Что?! Никто не смог бы понять, что это тренировка.

— Вас выдала диафрагма.

— Каким образом?

— Своей неподвижностью. Я наблюдал, как ваше дыхание замедлялось; потом у вас перестала двигаться диафрагма. И это продолжалось двадцать две минуты пятнадцать секунд. У меня есть секундомер, я всегда засекаю время.

— Не могли бы мы поговорить где-нибудь с глазу на глаз?

— Меня... Как бы это сказать? В общем, меня выставили из номера. Но я не теряю надежды с помощью телепатии сделать так, чтобы кто-нибудь оплатил мой счет.

— Нет-нет, телепатия меня не интересует. Я хочу узнать насчет дыхания, — поспешно сказал Римо.

— Увидев, как вы контролируете дыхание, я понял, что вы сумеете разорвать мою диаграмму...

— Погодите, — прервал его Римо, — не здесь, не в холле. — Он подвел доктора Чарлиза к двери в свой номер. Приоткрыв дверь, он приложил палец к губам.

Хрупкий человек азиатской наружности с жиденькой седой бороденкой и седыми волосками вокруг лысой макушки восседал в зеленовато-желтом кимоно перед телевизором и что-то бормотал. Актеры в программе, которую он смотрел, разговаривали по-английски. Римо провел доктора Чарлиза в соседнюю комнату.

— Не знал, что здесь тоже крутят американские «мыльные оперы», — сказал доктор Чарлиз.

— Их здесь не крутят. Он специально записывает их на видео. Ни одной не пропускает.

— Что он сейчас сказал?

— Он сказал по-корейски, что эти программы — отъявленная чушь.

— Тогда зачем он их смотрит?

— Имея дело с Мастером Синанджу, спрашивать зачем бессмысленно.

— С кем?

— Неважно. Так мы говорили о дыхании...

Доктор Чарлиз пустился в объяснения. На разных уровнях мыслительной деятельности человеческий мозг испускает различные волны. Уровень «альфа» — так называемые альфа-волны — означает спокойствие, творческий потенциал, наличие экстрасенсорных способностей. На более глубоком уровне испускаются так называемые тета-волны, и человек становится способен на необыкновенные поступки. Это — известный факт. Скажем, Римо наверняка приходилось слышать, как женщина приподнимает автомобиль, чтобы помочь выбраться из-под него своему ребенку. Или взять человека, удирающего от опасности: при этом он способен перепрыгнуть через забор такой высоты, что если бы он проделал это на стадионе, ему была бы обеспечена олимпийская медаль. А что вы скажете о счастливчике, упавшем с большой высоты и оставшемся целым и невредимым? Откуда у человека берутся эти сверхъестественные способности?

— Вернемся к дыханию, — предложил Римо. — Какое оно имеет ко всему этому отношение?

— Именно благодаря ему мы выяснили, что люди способны испускать эти волны усилием воли. Все дело в расслабленном процессе дыхания, когда оно замедляется. Так расчищается путь к могуществу.

— Вы тоже так умеете?

— Не столько я, сколько другие — сам видел. Понимаете, я больше не представляю институт. Там сидят ужасные зануды.

— В каком смысле?

— Всякие комиссии, придирки... Они считают, что эту силу можно использовать только для добрых дел, а по-моему, сила есть сила, она — сама по себе цель.

— Наверное, вас поймали на хищениях?

— Нет, произошел несчастный случай. Меня обвинили в смерти одной девочки, а по мне, что значит жизнь одного ребенка, когда я могу спасти все человечество? Я, доктор Аверелл Чарлиз! С вами на пару мы могли бы сколотить целое состояние.

— Так вы говорите, все дело в дыхании?

— Совершенно верно.

Римо слушал. Он узнал об институте, об узколобом руководстве института, о том, что доктор Чарлиз на самом деле никакой не доктор, то есть доктор, но в широком смысле слова. Раз одни люди присуждают звания другим, то и он счел себя вправе присудить это звание достойному человеку — себе.

— Вы тоже можете называть себя доктором, — порадовал он Римо.

— Стало быть, все дело в дыхании, — напомнил тот.

Ближе к вечеру в гостиной раздался щелчок выключаемого телевизора. Римо кивнул доктору Чарлизу, приглашая его следовать за собой.

Когда они вошли в гостиную, старый азиат повернулся к ним лицом.

— Папочка, — молвил Римо, — я хочу познакомить тебя с интересным человеком. Секреты Синанджу ему неведомы, его не натаскивал учитель. Своей премудрости он набрался в американском городе Хьюстоне, штат Техас, от белых людей.

Чиун спокойным взором окинул гостя с лакированной шевелюрой и широченной улыбкой, как у члена «Ротариклуба». Потом он отвернулся, словно гость заинтересовал его не больше апельсиновой корки.

— Доктор Чарлиз, позвольте представить вам Чиуна, последнего Мастера Синанджу.

— Рад с вами познакомиться, сэр, — пропел доктор Чарлиз и протянул корейцу свою пухлую ладонь.

Чиун и ухом не повел. Доктор Чарлиз в растерянности посмотрел на Римо.

— У него своеобразная манера здороваться, — пояснил Римо.

Эта своеобразная манера, судя по всему, состояла в том, чтобы сидеть, отвернувшись, пока Римо пересказывал ему услышанное от доктора Чарлиза.

— Все дело в дыхании, — говорил Римо. — Никакой мистики, все вполне обыденно. Просто добрая старая американская наука. Фокусы белых людей.

Чиун усмехнулся.

— Мне предлагается поверить, будто внушающее ужас могущество Дома Синанджу уместилось в пилюлю? Что века дисциплины и мудрости можно втиснуть в лабораторную пробирку?

— Никаких пробирок, — заверил его Римо. — Все дело в дыхании.

— Говоря о дыхании, мы подразумеваем приближение к целому, дарующему силу, — молвил Чиун. — Когда о дыхании рассуждает этот человек, то он подразумевает вульгарное пыхтение.

— Я так не думаю, папочка. По-моему, они вполне могли на что-то наткнуться. Хотя бы по чистой случайности.

— Я так рад знакомству с вами, сэр! Меня зовут Чарлиз. Доктор Аверелл Чарлиз — только никакой связи с Авереллом Гарриманом, миллионером. А вы — мистер Чиун?

Чиун задумчиво разглядывал голубое мексиканское небо за окном.

— Он не любит обсуждать такие вещи с чужими, особенно с иностранцами.

— Я не иностранец, — возразил доктор Чарлиз, — а такой же американец, как и вы.

Римо расслышал, как Чиун бормочет по-корейски, что белизну можно вытравить из головы, но не из души.

— Теперь можете говорить. Он слушает, — сказал Римо.

Доктор Чарлиз принялся рисовать на салфетках, обнаруженных им под ненужной постояльцам номера пепельницей, свои диаграммы мыслительного процесса.

«Дыхание...» — размышлял Римо. Прошло уж больше десяти лет с тех пор, как он впервые услыхал эту странную команду. Больше десяти лет с тех пор, как он перестал использовать свое тело и мозг лишь наполовину, а то и меньше, как это делают остальные люди.

То, что казалось другим выдающимися свершениями, подвигами силы и скорости, на самом деле не требовало от него усилий. Это было так же просто, как щелкнуть выключателем. Недаром Чиун говорил, что усилие требуется при неверных действиях. Правильные действия даются легко.

Римо познал науку правильности, беря уроки Синанджу — учения, получившего свое название по имени селения на западном берегу Корейского полуострова, откуда происходили все Мастера Синанджу. Мастера эти переходили от царя к царю, от императора к императору, с эпохи фараонов до века Медичи ставя свое искусство на службу правителям мира, задерживаясь при каждом дворе на одно, максимум на два поколения. Это были убийцы, работавшие за еду, ибо в их родной корейской деревушке урожаи были скудны, а рыба совсем не ловилась. Каждый такой Мастер не правил деревней, а просто кормил ее, так как, не будь его, люди поумирали бы с голоду.

На протяжении веков за ними наблюдали, пытались им подражать. Но подражатели, как выразился Чиун, видели только кимоно, а не человека, одетого в него. Они видели удары — когда удары были достаточно медленными, чтобы их мог засечь человеческий глаз. Из этих ударов, пинков и прочих медленных, доступных человеческому взгляду движений родилось искусство каратэ, ниндзя, тайквандо и прочие так называемые боевые искусства.

Однако все это — не более чем лучи. Источник света, само солнце — это Синанджу.

В скитаниях, обычных для Мастеров Синанджу, теперешний Мастер, именуемый Чиуном, повстречал американцев, сказавших ему: «Возьми этого человека и обучи своей премудрости». Случилось это более десяти лет тому назад. Обучение началось с техники удара, а потом дошло до самой сути, дыхания, — это слово потому и взволновало Римо, что он, уроженец Запада, всегда пытался объяснить самому себе, что такое Синанджу, в западных терминах — и всякий раз неудачно.