Роберт Стоун - Перейти грань Страница 30

Было слышно, как девочка взбежала наверх. Через некоторое время Стрикланд встал.

— А вот и мама, — сообщил он Херси. — Ему было видно, как к дому подъехала Энн. Она вышла из машины и открывала боковые ворота, что вели к гаражу с задней стороны дома. Поставив машину, она направилась к парадному входу. Стрикланд вышел к ней навстречу.

Она была в плотно облегающих бриджах цвета ржавчины, черных сапогах, спортивной рубашке с короткими рукавами и дорожной шляпе. В руках Энн держала пару желтовато-коричневых перчаток. Вид у нее был потрясающий.

— Как вы попали сюда? — удивилась она.

— М-Мэгги впустила нас. Вас это шокирует?

— Не думаю. Но мы не ждали вас.

— Я говорил вчера с вашим мужем, — объяснил Стрикланд. — Он, наверное, забыл вас предупредить.

Энн поджала губы и передернула плечами. Стрикланд старался вспомнить их разговор в аэровокзале. "Интересно, что я сообщил ей о себе, — пытался вспомнить Стрикланд, — в самый последний момент встречи?" Сейчас, стоя перед ней на лужайке, он не думал о ста двадцатипятифунтовом торте, в котором всего поровну. Его медленно пронзала боль желания, от которой становилось трудно дышать.

— Что он делает? — спросила Энн, кивнув в сторону Херси, который прошел на задний двор и смотрел поверх крыш города в сторону Зунда.

— Он готовится к съемке. Знаете, выверяет перспективу.

Она смотрела туда, где стоял Херси, а Стрикланд глазел на нее. Обернувшись к нему, она поправила ленту, которой были схвачены ее волосы на затылке, и по этому жесту он понял, что она ощутила его состояние.

— Оуэн должен вернуться в середине дня. Если вы сможете подождать до этого времени, я приготовлю вам ленч, — предложила она.

— Весьма признателен. Мы подождем, нам есть чем заняться. А ленч мы захватили с собой.

Когда она направилась к двери, он окликнул ее:

— Вы не будете переодеваться, не так ли?

Она не поняла его вопроса.

— Вы останетесь в этом наряде, да? Нам хотелось бы заснять вас именно такой. Это кое-что говорит о вашей жизни.

Она задержалась на секунду возле двери, словно раздумывая, слегка улыбнулась, тряхнула головой:

— Очень жаль, но думаю, что я переоденусь. Извините.

— Все в порядке. — Стрикланд проследил, как она скрылась в доме, и прошел к тому месту, откуда Херси обозревал окрестности.

— У нее великолепное тело, — объявил Херси. — Следует ли нам подчеркнуть это?

— Она большая сладкая стерва, — произнес Стрикланд. — Давай подчеркнем это.

— Эй, — воскликнул Херси, — сдается мне, босс, что вы втюрились.

Поднявшись наверх, Энн обнаружила, что Мэгги, включив видеозапись рок-концерта, пытается писать письмо.

— Он странный малый, не так ли?

— Этот человек ужасно противный, — скривила рот Мэгги, когда Энн вошла к ней, и, схватившись рукой за живот, изобразила приступ тошноты.

— Он задавал тебе вопросы?

— Что-то в этом духе. Он спрашивал, где я учусь. И я рассказывала ему о доме и прочем.

Энн стояла, сложив на груди руки и прислонившись к косяку двери в комнату дочери.

— В этом нет ничего необычного. Но сам он странный человек, тебе не показалось?

— Он неотесаный. И отталкивающий.

— Интересно, почему они выбрали его? — проговорила Энн. — И что думает по этому поводу твой отец?

В спальне ее притянуло к себе зеркало. Откровенный взгляд Стрикланда не остался незамеченным. Подбоченившись, она рассматривала свой профиль. Бриджи обтягивали ее так, что могли лопнуть. От конной прогулки оставалось ощущение скованности и усталости. Подчинившись прихоти, она взяла лошадь и проехалась по маршруту в северной части округа Фэрфилд, который помнила еще со школьных лет. Там она научилась держаться в седле.

Сама себе она не понравилась. Вялая, слегка отяжелевшая от дневного сидения за столом и вечернего потребления вина. Присев на кровать, она вступила в борьбу с сапогами, никак не хотевшими сниматься. Когда же ей наконец удалось с ними справиться, она повалилась на бок в полном изнеможении. Не раздеваясь, она подтянула колени к подбородку и провалилась в сон.

Позднее, выйдя из душа, она услышала голос Оуэна, доносившийся снизу из кухни. Одевалась она тщательно и долго, словно не желая покидать тихий полумрак своей спальни ради мужского общества внизу. "В то же время, — думала она, — на интервью следует поприсутствовать". Оуэн был красноречив, но порой слишком прямолинеен и совсем нерасчетлив. "Будет лучше, — решила Энн, — если я окажусь там, когда дело примет нежелательный оборот, а такое вполне может случиться".

Прежде чем спуститься, она снова взглянула в зеркало. На этот раз она предпочла брюки, делавшие ее по-девичьи стройной, белую блузу и ожерелье из жемчуга — целомудренный и неподкупный наряд. В последний момент она решила поднять волосы и надеть висячие серьги, которые придавали ей несколько театральный вид и бросали вызов Стрикланду со всеми его камерами. В голове мелькнула мысль, что теперь ей часто придется появляться на публике. Иногда ей даже удавалось получать от этого удовольствие. В любом случае она была настроена терпеливо сносить все и быть на высоте задуманного Оуэном предприятия.

Она обнаружила их в гостиной среди нагромождения припасов, заготовленных для плавания. Ее муж сидел в кресле у окна, залитый светом. Стрикланд развалился на диване у противоположной стены. Свет шел от софита, спрятанного за ширмой. Прием был известен ей еще с тех времен, когда она позировала подростком. Завидев ее, Стрикланд тут же встал.

— Эй, идите сюда.

— Увольте, я не хочу появляться в вашем фильме, — запротестовала она.

Стрикланд умоляюще воздел руки кверху, а затем безвольно уронил их.

— Вы не хотите сниматься в фильме? Тогда мы не поняли друг друга.

— Я только хотела сказать, что, уж если вы снимаете Оуэна, вы должны сосредоточиться на нем.

— Я приветствую ваши мотивы. Но позвольте мне самому беспокоиться о том, что я снимаю. Мне бы хотелось, чтобы здесь вы были вместе.

Слегка покраснев, она села рядом с мужем. В этот момент Оуэн подмигнул ей.

— Не позволяйте ей командовать, Рон, — предупредил он Стрикланда.

— У вас невозможная жена, — заметил Стрикланд. — Она даже не захотела остаться в той одежде, о которой я просил ее.

— О Боже, — вздохнул Оуэн, — вы собираетесь диктовать, как нам одеваться для съемок?

— Конечно, — был ответ.

Он снимал Брауна уже около часа, пытаясь ухватить суть. Это он проделывал с каждым своим персонажем и любил говорить, что все они были для него одинаковы. Браун держался абсолютно уверенно, что, разумеется, оказывало ему огромную услугу при продаже яхт провинциальным дилетантам. Но вот насколько это соответствовало его внутренней устойчивости — еще надо было разобраться. "Очевидно, — думал Стрикланд, — Браун всегда чувствовал себя самым остроумным и самым красноречивым в любом окружении. В этом нет ничего странного, если учесть, в каких кругах Браун проводит свое время".

Эти размышления помогли ему кое-что «откопать» в Брауне и побудить того высказаться. Браун формулировал:

— Мне кажется, что большинству из нас так и не удается узнать за всю жизнь, из чего мы сделаны. Эта страна нас слишком балует. В наше время человек может прожить всю жизнь, ни разу не испытав себя на прочность. А это стыдно.

И еще:

— Море — это крайняя черта. Находясь там, вы имеете элементарное: день и ночь; океан и небо; свою лодку и себя. Это ситуация, когда вы во всем от начала до конца рассчитываете только на себя.

— Великое американское достоинство. — Стрикланд постарался склонить его к дальнейшим рассуждениям.

— Я не стыжусь взывать к патриотизму, — заявил Браун. — Мореплавание в Америке имеет большую историю.

— Здорово! — Стрикланд сделал ему знак величайшего одобрения, соединив большой и указательный пальцы.

Браун продолжал:

— Я думаю, что мы должны трудиться, чтобы сохранить в себе то, что делает нас сильными. Мне кажется, нам надо оглядываться назад, обращаться к прошлому. Давным-давно человеку приходилось бороться с силами природы. Но, побеждая их, он должен был сражаться с самим собой. И побеждать себя.

— Это самые трудные сражения, не так ли? — проникновенно произнес Стрикланд. — Те, которые мы ведем против самих себя?

— Несомненно, — откликнулся Браун. — И мне не стыдно одолевать себя.

Стрикланд отметил, что в течение нескольких минут Браун несколько раз упоминал о стыде. Он объявил перерыв и отозвал Херси в другую комнату.

— Я буду писать звук, а ты снимай. Мне надо, чтобы мамочка сидела на стуле прямо и была на взводе, усек? Надо уловить, как она реагирует на некоторые вещи. Справишься с этим?

— Конечно, — заверил Херси.