Джонатан Барнс - Люди Домино Страница 30

Я повысил голос — совсем немного, только чтобы привлечь их внимание.

— Это ваш последний день здесь?

— Именно так, сэр!

— Абсо-шнапсо-лютно!

Я сверлил их взглядом.

— Это почему?

— Потому что сегодня — ваш счастливый день, мистер Л.

— Я пришел сюда не для того, чтобы слушать ваше вранье, — сказал я. — Скажите мне, где Эстелла.

— Но мы никак не можем вам это сказать, сэр.

— Нет-нет. Вы совершенно не способны ориентироваться.

— Мы сами вас туда отведем, сэр. Представим вас лицом к лицу.

— Чего же вы, скоты, хотите? — спросил я.

Хокер возмущенно посмотрел на меня.

— Какая наглость!

Бун шумно заверещал:

— Гадкая ягнячья котлетка. Где это вы научились такому языку?

— Чего вы хотите? — повторил я, стараясь оставаться спокойным.

— Одну маленькую штучку.

— Совсем малюсенькую, — сказал Бун. Он угостился еще ложечкой желе, которое теперь стекало по его подбородку. — Но мы хотим попросить об одной крохотной услуге…

Покинув Даунинг-стрит, я сразу же достал мобильник и позвонил мистеру Дедлоку. Как именно эта связь действовала, я не знаю, потому что никакого подобия телефона в кабине «Глаза» я не видел (я уж не говорю о подводной разновидности телефона).

— Генри? — раздался хриплый голос старика. — Ну, вы их видели?

— Они согласились отвести нас к Эстелле. Одному богу известно, почему они передумали.

— Отличная новость.

— Но они поставили условие.

— Какое условие, мой мальчик?

— Они хотят, чтобы вы умерли. И они хотят сами выбрать способ вашего ухода в мир иной. Они явно… В общем, у них что-то на уме.

Последовала мучительно долгая пауза, и когда Дедлок заговорил снова, я уловил перемену в его голосе — нотку печали, даже облегчения.

— Я дам вам ответ через час, — сказал он.

Как только он отсоединился, я набрал другой номер.

Сердце мое радостно забилось, когда она заговорила. Я и не понял, как быстро научился находить утешение в ее голосе.

— Алло, — сказала она. — Кто это?

— Это Генри, мисс Морнинг. Мне нужно опять встретиться с вами. — Я пытался скрыть дрожь в голосе. — Пора мне узнать правду.

Принц Артур Виндзор удивился, обнаружив, что не может дождаться новой встречи с мистером Стритером.

Обычно ланч с Сильверманом был радостным событием, сопровождаемым разговорами об их школьных деньках, или об обучении в дорогом и чопорном университете, или о краткосрочной военной карьере принца (это время было почти целиком безрадостным, если не считать одного проблеска в лице Сильвермана, который проявил себя не менее преданным и заботливым денщиком, чем впоследствии слугой, придворным и адъютантом). Но в этот день ланч не вызвал у принца никакого энтузиазма. Плоские анекдоты Сильвермана казались разговорным мусором, еда была резиновой и безвкусной, а вино у него во рту превращалось в уксус. Он был одержим одной мыслью — поскорее встретиться со Стритером, узнать историю своей прапрапрабабки и — самое главное — выпить еще чашечку чая.

Едва притронувшись к десерту, принц оттолкнул от себя тарелку.

— Мне нужно идти. У меня дела, требующие моего внимания.

— У вас все в порядке, сэр? Вид у вас какой-то расстроенный.

— Я в порядке, — отрезал Артур и тут же почувствовал раскаяние. — Нет, правда, я в порядке. А теперь извините, я должен идти, у меня сегодня днем очень важная встреча.

— Я заглядывал в ваш ежедневник, сэр. — Сильверман не мигая смотрел на своего хозяина. — Там никаких встреч на сегодня не обозначено. Совсем никаких.

Принц глубоко вздохнул, открыл рот и, как рыбешка в аквариуме, закрыл его.

Его спас робкий стук в дверь. В комнату вошел молодой слуга — двигался он наклонив голову низко к полу.

— Извините, что беспокою вас, сэр. — Хотя слуге было под тридцать, выглядел он как мальчишка, голос его благодаря затянувшемуся детству звучал тонко и неуверенно. — Вам звонят, сэр.

— Пусть перезвонят позже.

— Похоже, это важно, сэр.

Принц вдруг насторожился.

— Это не мистер Стритер?

В голосе слуги послышалась недоуменная нотка.

— Нет, сэр. Это ваша жена.

Он ответил на звонок в своем кабинете.

— Лаэтиция?

— Артур, что, черт побери, происходит?

— Что ты имеешь в виду?

— Не пытайся это скрыть от меня. Какая-то каша определенно заваривается.

— Мы не могли бы обсудить это в более удобное время? Может, сегодня вечером… Когда погасим свет?..

— В настоящий момент я к этому не расположена. Мне казалось, ты это понял. Я хочу, чтобы ты немедленно сказал мне, что происходит.

— У меня нет времени на разговоры. У меня назначена встреча.

— Встреча с этим типом — Стритером?

— Откуда ты знаешь про Стритера?

— Мне сказал Сильверман.

— Неужели сказал?

— Позвони мне, когда будешь готов сказать правду. Я больше так не могу, Артур. — Она бросила трубку.

Артур иногда спрашивал себя, подслушивает ли кто-нибудь эти их разговоры — предприимчивый чиновник, младший дворецкий, исполненный мыслей о гигантских гонорарах, выплачиваемых национальной прессой. Иногда он даже думал, а не следует ли им с Лаэтицией отдать дань современности и обзавестись парой мобильных телефонов. У него было сильное подозрение, что такой поступок будет одобрен обществом, что это может окончательно и бесповоротно доказать: он — часть народа, современный принц, чуть ли не физически настроенный на образ жизни и помыслы молодого человека двадцать первого века. Артур нацарапал записку Сильверману по этому поводу и, продолжая бормотать себе под нос, словно необычно хорошо одетый пьяница, начал долгий путь к бальному залу.

Брюки мистера Стритера были спущены до колен, а сам он с исступлением вводил иглу глубоко в вену где-то в районе левого бедра.

Артур оглянулся и внимательно осмотрел коридор, проверяя, нет ли там кого.

— Что вы делаете?

— По прошествии некоторого времени находить новую вену становится все труднее, — неторопливо проговорил Стритер.

— Могу себе представить.

— Так — немного взбодриться после ланча. — Светловолосый засунул шприц в карман, и Артур испытал приступ отвращения.

— Я только что наспех позавтракал, — вполголоса сказал принц. — Был груб с моим лучшим другом и отказался разговаривать с женой. Почему, черт побери, меня так тянет к вам?

— Видать, я такая магнетическая личность. — Стритер, как продавец подержанных машин, привлекающий внимание клиента к лучшему своему товару, сделал жест в направлении фарфорового чайника на столе. — Чашечку чая?

При упоминании чая принц приободрился.

— Знаете, не откажусь.

— Так что ты там говорил о своей жене? — спросил светловолосый, наливая наследнику престола первую порцию.

Артур жадно схватил чашку.

— Она утверждает, что ей необходимо со мной поговорить.

— Вот как? — Стритер рассмеялся. — Она хочет, чтобы ты подпрыгнул, а ты спрашиваешь — на какую высоту? Значит, так у вас заведено?

— Нет, — возразил Артур. — То есть я…

Стритер положил Артуру руку на плечо.

— Совет для тех, кто понимает, приятель. Не мирись с дерзостью. Ты даешь палец — тебе откусывают к херам всю руку.

Артур, казалось, даже не понял смысл слов Стритера. Он протянул светловолосому свою уже пустую чашку.

— Послушайте, может, у вас там наберется еще капелька?

Стритер улыбнулся и снова наполнил чашку.

— Нам надо торопиться. Твоя мамочка хочет, чтобы ты поскорее завершил свое образование.

— Почему?

Стритер зверски улыбнулся и хлопнул в ладоши, тут же слабый зимний солнечный свет потускнел, словно небо заволокло тучами. Принц замер на месте, вцепившись в чашку, а в углу комнаты начала материализовываться фигура, призрачная тень прапрапрабабки Виндзора. Рядом с ней — силуэты Холворма, Квилинана и Килбрета.

— Спасибо, что пришли, джентльмены, — сказала королева.

Стряпчие одновременно поклонились.

— Мы сожалеем об инциденте с мистером Дедлоком в прошлый раз.

— Не переживайте, мадам, — сказал англичанин — Я уверен, что настанет день — и свет истины дойдет до мистера Дедлока.

— Сильно в этом сомневаюсь, мистер Холворм. Я полагаю, нас ждет дол гая и кровавая борьба. Нравится это мистеру Дедлоку или нет, но Левиафан остается здесь. Однако знать это должен лишь ограниченный круг, джентльмены. Только самые достойные из моих преемников будут посвящены… и только когда для этого придет время.

— Аминь, — в один голос сказали стряпчие.

— Мы — узкий круг. Мы знаем истину. Левиафан возьмет город, только когда тот созреет.

— Как мы узнаем об этом, мадам? — спросил ирландец. — Как мы узнаем, что Лондон созрел?