Крейг Расселл - Мастер карнавала Страница 31

— Что здесь произошло? — спросил Шольц.

— Украинец, — не сразу ответил Крис. — Работал на кухне. Скорее всего нелегал. Кроме него тогда здесь были еще трое: два украинца и сомалиец. Украинцы перепуганы до смерти и… молчат. А сомалиец рассказал, что ворвались трое в масках и стали кричать на свою будущую жертву. Но не на немецком — скорее всего на украинском. Один из людей в масках взял тесак для рубки мяса… — При этих словах и без того бледный как мел молодой детектив побледнел еще больше. — Ну… и он с ним сделал все это.

Шольц двинулся было к останкам, но его остановил сердитый взгляд Симоны Шиллинг.

— Полагаю, что еще слишком рано спрашивать о причине смерти? — ухмыльнулся Шольц.

В кровавом месиве на полу было трудно что-то разобрать. Половина лица была разбита ударом тесака, разрубившего кожу, мышцы, сухожилия и кость. Из разреза на руке под коротким рукавом футболки торчал истекающий кровью кусок мяса. Острое лезвие ножа оставило не менее дюжины удивительно ровных ран.

— Полный отчет вы получите от патологоанатома. Вскрытие будет делать герр доктор Людеке, — объявила Симона Шиллинг, поднимаясь с пола.

— Да за него уже проделали всю работу, — сказал Шольц и сам же рассмеялся своей шутке.

Симона Шиллинг обвела взглядом пол, где ее ассистенты уже закончили описание и фотографирование кровавых пятен.

— Нападавшие явно не боялись, что оставят улики. У нас есть не менее шести очень четких отпечатков следов обуви, оставленных в крови. — Она с укоризной взглянула на Шольца. — Не удивлюсь, если половина из них окажутся вашими.

Шольц снова посмотрел на тело. Четыре или пять ран на руках, получены при обороне. Ладонь рассечена до кости.

— А имя мы знаем? — обратился он к детективам, застывшим у двери.

— Славко Дмитрук, — ответил Крис. — Во всяком случае, так сказали в ресторане. Владельцы считают, что ему было двадцать три — двадцать четыре года.

— С тобой все в порядке? — поинтересовался Шольц.

— Подобное зрелище всегда выбивает меня из колеи…

— А чего здесь такого? — Шольц кивнул на тело. — Это уже не человек, а кусок мяса. Кем бы и каким бы ни был Славко Дмитрук при жизни, это уже не имеет никакого отношения к тому, что от него осталось и находится здесь. И это надо принять как данность. Иначе ты когда-нибудь сломаешься, увидев на месте преступления убитого ребенка. И на этом твоя работа в полиции просто закончится.

Крис смотрел на изуродованное тесаком тело, и на его лице было написано сомнение.

— Ты что, пришел сюда натощак? — поинтересовался Шольц. — На пустой желудок все воспринимается гораздо хуже. — Он повернулся и, зачерпнув половником еще теплый суп, протянул детективу: — Попробуй… он действительно удался… гороховый…

Крис резко повернулся и стремительно выбежал из кухни, бросившись через главный зал к туалетам. Тансу Бакрач с нескрываемым упреком посмотрела на своего шефа. Шольц снова обратился к Симоне Шиллинг, изумленно наблюдавшая за происходящим.

— Что не так? — озадаченно спросил он, продолжая держать половник. — Я просто пытался помочь ему прийти в себя…

— Не все люди так бездушно воспринимают чужие страдания, как вы, герр Шольц.

— Зовите меня просто Бенни.

— Хорошо. А меня можете звать фрау доктор Шиллинг. — Она кивнула в сторону убежавшего детектива. — Может, проверить, все ли с ним в порядке?

— Он оклемается. А если нет, то это будет означать, что он выбрал себе не ту работу. И я вовсе не бездушен. Мне очень жаль жертву. Ужасная смерть. Но при виде трупа у меня не пропадает аппетит. Как я уже вполне справедливо отметил, это нелюди, а просто мертвецы. И вы об этом знаете не хуже меня.

— Вы правы, — согласилась Симона Шиллинг. — Для меня тело является уже не человеком, а набором улик. Но чтобы привыкнуть к этому, потребовались годы. Теперь я смотрю на них уже без эмоций, исключительно как профессионал. Но вы… вы просто бесчувственный поросенок!

Шольц ухмыльнулся. Он действительно любил вывести ее из себя.

— Я не бесчувственный, а просто практичный.

В дверях появился Крис.

— С тобой все в порядке? — спросил Шольц и, повернувшись к Симоне Шиллинг, добавил: — Видите? Он просто излишне впечатлительный.

— Не беспокойтесь, я в порядке, — ответил по-прежнему бледный Крис.

— Хорошо, тогда расскажите мне, что здесь произошло. Удалось что-нибудь вытянуть из сомалийца или администрации ресторана?

— Так, самую малость, — вздохнула Тансу. — Сначала сомалиец был разговорчив, а потом вдруг умолк. Думаю, что украинцы просветили его по поводу того, кем могли быть эти бандиты. Несомненно, здесь не обошлось без украинской мафии. Как бы то ни было, всех троих задержали, и сейчас они в КПЗ иммиграционной службы. Руководство ресторана тоже держит рот на замке. Сейчас с ними разбирается инспектор иммиграционной службы.

— Другими словами, добавить нечего? — нетерпеливо переспросил Шольц.

— Не совсем, — ответил Крис. — Перед тем как замкнуться в себе, сомалиец успел сообщить, что видел, как Дмитрук разговаривал с какой-то женщиной — высокой, худой и хорошо одетой. Он решил, что она из иммиграционной службы. Или из полиции.

9

Мария проснулась в шесть утра и прислушалась к тому, как в это хмурое зимнее утро вторника нехотя пробуждается город. Она вспомнила, что последний раз ела в воскресенье вечером в кафе при автозаправке, когда лишь благодаря усилию воли впихнула в себя две порции фаст-фуда, а потом вызвала рвоту. Ее по-прежнему бил озноб. Но что-то все-таки изменилось.

Она мысленно перенеслась в другое время и другое место. Зачем — и сама не знала. Ведь было потрачено столько сил, чтобы оставить эти воспоминания в прошлом. Но все равно картина случившегося всплывала перед глазами с завидной регулярностью. Она вновь представила себя той ночью возле Куксхавена.

Хотя им долго казалось, что они преследуют призрак, их команде все-таки удалось загнать Витренко с парой подручных в угол. И тогда он бросился в окно и растворился в темноте. Мария с двумя местными полицейскими была в оцеплении и прикрывала возможные пути отхода. Витренко, судя по всему, даже не замедлив бега, полоснул ножом по горлу первого полицейского. Мария помнила, как Фабель кричал ей по рации быть осторожной, но она не видела и не слышала ничего подозрительного. Василь Витренко был обучен приемам скрытного передвижения еще с детства. Когда ей сзади послышался какой-то звук, она обернулась, но ничего не увидела. И тут неожиданно Витренко буквально вынырнул из высокой травы и оказался всего в метре от нее. Она попыталась направить на него пистолет, но он легко перехватил ее руку и выкрутил. И в этот момент она почувствовала удар в солнечное сплетение. Мария опустила глаза и поняла, что это был не просто удар. Из-под ребер торчала рукоятка явно ритуального ножа. Она успела заглянуть ему прямо в холодные, пронзительно-голубые глаза. Он улыбнулся и исчез.

Ночь тогда была безоблачной, и она лежала на спине, глядя на звезды. Боль понемногу стихала, хотя она чувствовала в теле присутствие постороннего предмета. Мария поняла, что может дышать короткими судорожными всхлипываниями, но ее тело неотвратимо заполнялось леденящим холодом. Казалось, прошла целая вечность, когда наконец послышался голос Фабеля, звавший ее по имени. На самом деле Мария лежала не более пары минут, но для нее они тянулись так бесконечно долго, что она уже решила, что умерла: наверное, смерть — это просто вечность последнего мгновения. Но тут она услышала Фабеля — он наклонился и что-то говорил ей. Он был единственной ниточкой, связывавшей ее с жизнью. Ее начальник Фабель. Руководитель их группы.

Но здесь, в Кёльне, Фабеля не было. К тому же он все равно подал в отставку и уходил из полиции. Мария знала, что никогда больше не вернется на работу и тоже подаст в отставку. Или погибнет здесь. Эта мысль ее вовсе не пугала. Мария знала, что тогда, три года назад, Витренко все-таки удалось, в каком-то смысле, убить ее. А сейчас он просто изгонит ее измученную мертвую душу из мира живых. Вероятно, было бы лучше, если бы Фабель ее тогда не нашел: хотелось бы думать, что смерть намного привлекательнее того, через что ей пришлось пройти.

А потом появился Фрэнк. Мария понимала, что в жизни никого не любила сильнее. Он поддерживал ее в самые трудные минуты, был нежным, любящим и добрым. И оказался убийцей.

Возле гостиницы остановилась машина и, громко посигналив, возвратила Марию в настоящее. Она подумала о Фрэнке и заплакала. Но не о нем, а о себе. Он был ее последним шансом на спасение.

И хотя Мария чувствовала внутри пустоту, боль и старость, у нее все же появилась цель, наполнявшая все ее существование смыслом, уже полностью утраченным.