Дэвид Галеф - Молчание сонного пригорода Страница 31

Потом лицо Алекса превратилось в чашу мучения. Он ревел не меньше четверти часа.

Я никогда не делал ничего подобного. Сначала я хотел было сесть рядом с ним на диван, но он отполз от меня. Я попытался извиниться, он только завыл еще громче.

— Т-ты-ы изби-ил м-меня-а-а!

— Да, и я прошу прощения.

Я протянул руку, чтобы похлопать его, но вместо этого похлопал по диванной подушке. Он даже не смотрел. Банальные родительские фразы завертелись у меня в голове: «Это ради твоей же пользы», «Мне от этого больнее, чем тебе», «Ты получил по заслугам». Иными словами, многие родители поднимают руку на детей, но мы этого никогда не допускали. И это был не просто подзатыльник. И не пригородный стресс. Ни разу не слышал, чтобы Джерри сказал, что написал об этом у себя в книге.

Пока Алекс ревел, я думал, кто же прав. По правде, когда я ударил сына, мне стало легче. Это был ясный и оправданный поступок. Но одновременно это было и ужасно — и, черт побери, почему он не перестанет реветь? Я встал, чтобы пройтись, потом сел. У меня опять заболело плечо, может быть, от утренних упражнений. Может, было бы лучше, если бы я просто закрыл глаза на выходку Алекса? Или сначала предупредил бы его, что он заслужил порку? Мой отец как бы устранился от дисциплины и возложил ее на плечи матери, которая ударила меня только один раз. Когда я однажды ужасно на нее разозлился и бросил в нее ботинком, потому что она не дала мне смотреть телевизор.

Грехи отцов… Не знаю, как поступали родители Джейн. Может, слишком миндальничали. А все этот доктор Спок. Который развелся с женой, прожив с ней почти пятьдесят лет, и женился на другой. Или это был доктор Сьюс?[12] Вокруг столько фактов, которые только засоряют и путают мозги родителям.

Алекс уже почти перестал хныкать, только изредка шмыгал носом. Останется ли в нем след на всю жизнь? Я стал искать в нем признаки зарождения подростковой преступности, но увидел только маленькое аккуратное лицо, губы, сжатые в идеальный розовый лук Амура, голубые глаза, уставленные в сторону.

— Послушай, — сказал я ему, шумно поднимаясь с дивана, — мне пора готовить ужин. Ты как?

— Нормально…

— Вот и хорошо. Мама вернется… наверное, поздно, как обычно.

Я взял нож и отправился на кухню.

— Папа. — Прорезавшийся голос пронзил меня, когда я на полпути споткнулся о его рюкзак. — Можно мне опять включить телевизор? Пожалуйста?

Скажем, мы достигли взаимовыгодной договоренности. Повесив рюкзак и куртку на стул, Алекс пошел смотреть мультфильм о приключениях губки и морской звезды. На кухне я порубил мясо, помидоры, лук, зеленый перец, морковь и грибы и вывалил в стеклянное жаропрочное блюдо. Настоящие мужики едят тушеное рагу с мясом, или как? Потом я плюхнул туда банку томатного супа-пюре (старый семейный рецепт) и установил микроволновку на пятнадцать минут. Пока рагу готовилось, я достал из холодильника банку пива. Я предпочел бы стаканчик божоле, но оно не соответствовало моему теперешнему образу. Я сделал большой глоток и задумался об отцовских обязанностях.

Микроволновка звякнула.

— Ужин! — крикнул я.

Никто не пришел. Телевизор по-прежнему вопил, или, может быть, виновата была избирательная глухота Алекса. Когда я вошел в гостиную, собираясь так позвать его, чтобы он понял, на диване оказалось пусто.

Господи, опять он за свое.

— Алекс, ты прячешься? — Я посмотрел во всех очевидных местах, в том числе под диваном. — Алекс, где ты прячешься?

Вот тогда я увидел открытую дверь в подвал. Я сбежал по лестнице через две ступеньки, меня совершенно не забавляло его поведение. В основном у нас в подвале было тепло и сухо, это была просторная комната с ковром, полками и столом для настольного тенниса, в который мы все время собирались поиграть. Но в соседней комнате был настоящий погреб. Там находилась топка и коробка плавких предохранителей, на полулежал потрескавшийся зеленый линолеум, который летом покрывался плесенью. Замерзшее створчатое окно под потолком было единственной связью с внешним миром. На самом деле окно казалось кривым — как-будто его выпихнула со своего места заледеневшая донная волна или что-то такое. Надо как-нибудь вызвать мастера, чтобы его поправить.

Алекс свернулся калачиком у топки, укрывшись потрепанным бежевым одеялом, как плащом-невидимкой. Когда я вошел, он посмотрел на меня разочарованно:

— Откуда ты узнал, что я здесь?

Я театрально взмахнул рукой:

— У отцов есть глаза на затылке.

Старая сказка, которая обманывала Алекса до четырех лет.

— Неправда.

Я вздохнул:

— Слушай, почему ты прячешься? Мы уже говорили об этом.

Я грубо потянул за одеяло, которое показалось мне чужим.

Алекс отпрянул:

— Ты что, меня ударишь?

«Еще бы, — ухмыльнулся Сногз, — вздуть его за надувательство!»

— Нет, — сказал я, — давай поднимайся наверх, ладно? Твой бедный папа так старался приготовить тебе ужин.

Конечно, Джейн опоздала, поэтому мы поужинали за кухонным столом в чисто мужской компании.

— Жесткое мясо, — пожаловался Алекс, кладя вилку после того, как съел один кусок. — Можно мне бутерброд с арахисовым маслом и джемом?

— Лучше съешь картошки или овощей.

Вам не кажется, что мальчик, которого только что выпороли, вел бы себя… как-то поскромнее, что ли? Он не только не стал рассказывать, чем занимался днем, более того, по всей видимости, в школе раздавали призы за какое-то соревнование по плаванию, и ему ничего не досталось, может, я дам ему приз, заявил он мне.

— С какой стати? Ты в последнее время очень плохо себя ведешь.

— Я знаю. Но мне хочется.

Я пустился в разглагольствования о том, как надо себя вести, чтобы получить награду, но он меня перебил:

— Если я съем картошку, ты мне дашь приз?

Я стукнул по столу:

— Никаких призов, ты меня понял?

После этого он замолчал. Какое-то время он жевал бутерброд с арахисовым маслом и джемом. Который я сделал ему, потому что… почему же? В какой степени нашу семью скрепляет любовь, а в какой — чувство вины?

Призов нельзя давать ни из-за первого, ни из-за второго. Но когда Джейн вернулась домой в восемь вечера, она достала из сумочки и вручила Алексу машинку, купленную в тот же день. Он сошел с ума от радости и сразу же пошел спать, как только мамочка попросила.

— За что ты ему подарила машинку? — спросил я потом. Я поставил на стол миску с рагу, Джейн попробовала его и положила вилку.

— Майкл, мне что, нужна причина для всего? Просто увидела и решила, что Алексу она понравится, — и она понравилась. — Она встала, чтобы налить себе вина. — Ты же слышал. «Мамочка, я тебя обожаю».

— По-моему, у него и так слишком много игрушек.

— Так выкинь лишние. — Она отмахнулась от меня вилкой: руководитель корпорации велит подчиненному продать акции. — Слушай, лично я не вижу здесь никакой проблемы.

— Хорошо. Ты ешь.

Какой смысл быть крутым парнем, когда твоя жена имеет преимущество по этой части? Или, может быть, мне просто нужно быть потверже. Завтра.

Джейн вежливо, но решительно отодвинула тарелку:

— Извини, я не голодна. Гарри принес в офис суши, и я целый день отщипывала от них по кусочку.

— Гарри? — Мне казалось, что я знал всех ее сотрудников, но время от времени я понимал, что знаю только то, что говорит мне Джейн. — Кто такой Гарри?

— Гарри Лейкер. Новый директор по коммуникациям. Макс привел его в компанию несколько месяцев назад. — Вспоминая, она улыбнулась почти сексуально. — Он забавный. На прошлой неделе сделал цепочку из скрепок длиной в шесть метров и спустил на ней в окно листок с надписью: «Привет с 25-го этажа».

Я фыркнул. Да уж, весельчак. Это с ним она собиралась выпить — или уже выпила? Стояла с ним под руку и пила второй джин-тоник — Джейн всегда умела пить, из-за чего сразу становилась своим парнем. Не так ли начинаются служебные романы?

Нам надо больше разговаривать. Вот в чем проблема. Но когда мы разговаривали, мы начинали ругаться, выходит, нам надо меньше разговаривать. Я взял вилкой кусок с ее тарелки. Потом она взяла несколько кусочков.

— Неплохо, — признала она. — Мясо только жестковато.

— Настоящий мужчина готовит жесткое мясо. Я мог бы продержать его в печке подольше, но надо было торопиться. Мы с Алексом… у нас с Алексом сегодня кое-что произошло. Он не рассказывал?

— Он сказал… что ты… его побил. — Она говорила медленно, не глядя на меня, тщательно подбирая слова. — Я думала… скажешь ли ты об этом.

Когда родился Алекс, мы согласились, что телесных наказаний не будет. Но когда я объяснил ситуацию, она кивнула:

— Ладно. Я знаю, он может вывести из себя. Во всяком случае, он, кажется, не больно-то мучается. — Она провела рукой по волосам, и я заметил, что они чуть поредели на макушке. — Знаешь, что он сказал про машинку, которую я ему подарила? Что это его награда за хорошее поведение.